Крылья. 4- Кецалькоатль

Путешествие на буревестнике разочаровало. Толи дело, сильные, широкие спины и шеи  гигантов, на которых, некогда, объезжала девственную землю.  А этот ещё и рыбой вонял.   Уже приглядывала удобный  горный карниз для того, чтобы спешится, как  увидела кондора. Он парил намного выше нас. Выше гор. Плавно кружил в восходящих потоках тёплого воздуха. Блестящие,  чёрные крылья  были распластаны. Концы белых маховых перьев слегка шевелил  ветер. Там, наверное, тихо – тихо. А в уши нашёптывает Вечность.
Задрав голову, я вертелась на буревестнике до тех пор, пока не сорвалась вниз. Нет. Я не испугалась. Почти не испугалась. Может быть, совсем чуть – чуть. Ждала, что меня подхватят лучи Яра.   В самый последний момент. Этот момент наступил, а помощи не было. Вот, тогда я очень сильно пожалела о том, что сбежала. «Всё, больше никогда и никуда», бегала заполошная мысль,  где- то между головой и пятками. « Конечно, больше никогда и никуда», свистнула в ушах Вечность. 
Оп! Меня подхватил на спину кондор. Как ни мало я весила, но птица теперь могла только опускаться к океану, лавируя между кручами. Однако я не обращала на это внимания.   Крылья не шевелились совсем.   Я видела горы, радовалась полёту, снова не находила себе места на спине кондора, начисто позабыв недавние страхи и переживания.
Наконец, мы оказались между стенами ущелья, меня снова начал мучить  запах. И ещё какой.  Кондор - стервятник. Не знаю, что хуже. Запах рыбы или этот. Только теперь я заметила, что силы  птицы  на исходе и, с готовностью принялась за лечение.  Для начала нужно было смыть запах. На берегу  нашла небольшой, естественный бассейн, огороженный с трёх сторон камнями. Стена, обращённая к морю была низкой, её перехлёстывали волны. Барьер этот немного нарастила, натаскав туда ещё камней. В лагуне стало спокойно. Подождала, пока нагреется вода.
 Насобирала мыльной  травы, пемзы  и опустилась в «купель». Вода оказалась тёплой. Потом позвала кондора. Тот смешно перепрыгнул с лапки на лапку и плюхнулся в воду. Он совсем не боялся воды, что- то кричал, «молотил» воду крыльями,  шумно выдыхал  воздух. Пена летела в стороны и попала мне на губы. Я машинально её слизнула. Сладко -  пьяная.  Подумала, что это – вкус падали и решила повторить купание. Раз семь, дивясь собственной глупости, выпускала воду, перетаскивала камни, ждала, когда вода нагреется. Кондор продолжал резвиться, взбивал обильную, розовую и не мыльную пену. Сладко – терпкую жидкость в «ванне» уже трудно было назвать водой. «Что бы это значило?», подумала я вслух. Птица пожала плечами. Я машинально спросила: « Как ты себя чувствуешь?»  Кондор открыл клюв и,  издал какой- то звук, очень похожий на « атль».  « А люди здесь есть», продолжала допытываться я.  Собеседник наклонил голову на бок и вопросительно уставился на меня.  В этой части света мне доводилось бывать редко, по этой причине я подступила к кондору  и, показывая куда- то через океан, запросилась: « Слушай, Атль, мне туда надо. Полетели, а?»
Кондор нёс меня через Океан. Вода и небо слились. Не было никаких ориентиров. Казалось, что мы висим в воздухе на одном месте.  А кондор менялся. Его чёрные крылья становились зелёноватыми. Или это от слепящего солнца зеленело в моих глазах? Я незаметно заснула, прижавшись к птице. К утру  мышцы  совсем затекли.  Во сне  я попыталась потянуться, чуть не упала и проснулась. В лучах восходящего Солнца Кондор был аспидно  - чёрен, его белые маховые перья  алели.  Стальная вода океана превратилась в жидкое золото. У меня закружилась голова,  я снова прижалась к птичьей спине и почувствовала работу почти человеческих мышц. Голая шея кондора тоже изменилась.  «Что же,  сзади», пробовала оглянуться я.  «Будешь вертеться – сброшу. Я устал», сказал Кондор. Я притихла, осваиваясь с услышанным.
 Мы сели на скалистый край нынешнего Пиренейского полуострова.  Атль  «рухнул» лицом  вниз. Я с наслаждением потягивалась. Потом вчерашняя птица внимательно выслушивала мои рассказы о людях, увиденных Атлем  под скалой. Лицо завтрашнего Бога имело жутковатый вид. Восковица трансформировалась в хищный, приплюснутый нос. Тело  «ломали» перемены. Вдруг, изменившийся кондор,  с криком сорвался  с обрыва и взмыл вверх.
Его не было долго. Я наломала ивы, сплела из неё высокие, узкие корзинки, обмазала их глиной, соорудила очаг и обожгла на нём глину. Получилось подобие кувшинов.  Нашла ручей с пресной водой, наполнила сосуды и, конечно же, осталась  довольна собой. Теперь нужно было раздобыть какую- нибудь пищу. Вернулся Кондор, бросил к моим ногам тушки каких – то птиц,  заметался в поисках воды. Нашёл мои кувшины, долго  пил, умылся,  остатки выплеснул на землю и сходил за свежей  водой. Теперь в нём было больше человеческого, нежели птичьего. Остались крылья.
«Эти люди смотрели на меня с таким страхом, ужасом, почтением и восторгом. Я почувствовал прилив, какой – то силы, могущества.  Я знал, что преград передо мной просто нет.   Что это было», спросил Атль, наблюдая, как я ощипываю чаек. « Вера. А что ты делал, когда они так на тебя смотрели», ответила я, с сомнением разглядывая то, что осталось после ощипывания.
- Охотился.
- Мог  бы и мне принести, что по - вкуснее.
- Ты,  не  стала  бы это есть. 
 Он стоял на обрыве, скрестив на груди руки – крылья, подставляя измученное лицо Солнцу. После  обеда Атль долго расспрашивал меня  о вере и силе, которую она даёт тем, кто верит   и тем,  в кого верят.  Кондор  впитывал эту  разницу, прикрыв глаза и,  открыв хищный рот - клюв.  Я пыталась припомнить всё, что говорил Яр. Но Атль, снова и снова выяснял что- то для себя. В конце концов,  я потеряла терпение: « Не знаю больше ничего. Не моё это дело, твори,  что хочешь. Если Яр разрешит».  «Яр, это - кто?», не отступал Кондор.
- Бог.
- А я,  кто?
- А ты, пока, погулять вышел.
Кецалькоатль  отвернулся и, наклонив голову к плечу, о чём- то думал.  Потом, не прощаясь, направился домой творить собственный мир. Когда крылатый силуэт слился с океаном, мне подумалось: « Уж больно серьёзен. Дорвётся до человечины, лечи его потом».