ЛаРош. Глава II. Mистика

Покупать вечернее платье мы отправились в Carrots. Это громадный бутик – в Калифорнии и не такое бывает – расположенный в самом центре Сан-Франциско – в Финансовом квартале на Джексон-стрит. Обычно Carrots закрывается в шесть вечера – в городе Святого Франциска магазины вообще закрываются рано – но сегодня была какая-то особая распродажа и бутик работал аж до полуночи. Звезды – и Всевышний – сегодня нам явно благоволили…

Дорога от озера Берриесса до центра города заняла обычные полтора часа. На Астон Мартине, конечно, можно было и за полчаса долететь, но ни у меня, ни у Вивьен не было ни малейшего желания объясняться с полицейскими патрулями. Тем более, что нам, по сути, приказали исчезнуть со всех и всяческих радаров. В частности, полицейских. Особенно полицейских.

Говорили мы мало – с Вивьен было очень комфортно и уютно просто молчать. Наслаждаясь просто её присутствием рядом. Это удивительно светлое, теплое, спокойное и доброе ощущение – чувствовать, что она рядом. Просто рядом. В моём поле, в моей ауре. А я – в её…

Я смотрел на Вивьен – точнее, любовался ею, ибо она была фантастически, феерически, сногсшибательно прекрасна даже в пусть элегантном, но всё жен чисто офисном наряде (к тому же ФБР-овском) – и думал о том, как «странно тасуется колода» - по излюбленному выражению одной моей знакомой домины. Вопреки моим предупреждениям и советам вляпавшейся в прескверную историю, до основания разрушившую не только её жизнь, но ещё и аж четыре других. Как минимум.

А может быть, и совсем не странно… С одной стороны, ну что может быть общего у специального агента ФБР из отдела «висяков» и, по сути, второго лица в крупнейшей чисто софтверной фирме мира? С другой же… хоть и были знакомы мы с агентом ЛаРош всего часа четыре, у меня было ощущение, что она стала… едва ли не частью меня.

Не второй половинкой – я довольно скептически отношусь к этой идее – а просто настолько неотъемлемой моей частью, что я готов перевернуть мир, рискнуть всем, пожертвовать… да тоже практически всем, наверное. Но никуда её не отпустить. В лепёшку расшибиться, но сохранить – всему Злу назло – нашу удивительную близость, наш уже общий, совместный мир внутри кокона, купола, которым нас от всего это враждебного мира закрыл… нет, конечно же, не я. А Всевышний. Реабилитируется за своё предательство в истории с Владой? Возможно…

Впрочем, француженка вовсе не собиралась никуда от меня убегать. Наоборот, она явно  стремилась к ещё большей близости со мной. Физической, эмоциональной, духовной… Это желание… да нет, даже не желание, а активное стремление сблизиться чувствовалось в каждом её взгляде, слове, жесте, движении…

И это было вовсе не отчаяние безнадежно одинокой женщины, затюканной ненормированной работой и бесконечными стрессами и потому хватающейся за любую соломинку, а спокойное, уверенное наступление – она всё-таки была девушкой военной – королевы-воительницы, которая много лет ждала своего суженого.

И, наконец, дождавшись, спокойно и методично завоёвывает плацдарм за плацдармом. Пока не добьется своей цели – нормального, обычного женского личного счастья. Которое она затем упорно, день за днём будет отстаивать и оборонять от всех врагов – внешних и внутренних. И отстоит-таки…

Или не совсем обычного. Или совсем необычного.

«А знаешь, кто нас обвенчает?» - громом среди ясного неба спросила она.

«Кто?» - оторопело спросил я.

«То есть» - Вивьен сделала многозначительную паузу и обворожительно улыбнулась, «ты уже не сомневаешься в том, что мы с тобой обвенчаемся?»

«После сегодняшних событий» - честно признался я – я уже ничему не удивлюсь. «Так кто же?»

«Нас с тобой обвенчает» - с непоколебимой уверенностью заявила агент ЛаРош, «архиепископ Вашингтонский – в смысле столицы США, а не одноименного штата – кардинал Святой Римско-католической Церкви Дональд Вурль. В кафедральном соборе Святого Матфея Апостола»

«Почему именно он? И почему именно там?» - удивился я.

Вивьен вздохнула.

«Даже Лиам – при всем его немалом опыте работы со СМИ – не представляет, какой шум поднимется - уже, собственно, поднимается – когда вся эта история с ликвидацией Зодиака станет достоянием широкой публики. Мы с тобой в мгновение ока станем знаменитостями…»

«Всю жизнь мечтал» - буркнул я. Мне вся эта история почему-то очень быстро переставала нравиться. За исключением встречи с Вивьен, конечно.

«Аналогично» - кивнула агент ЛаРош. «Но, как говорят у вас с России, такова селявуха…»

Я от души расхохотался. Ибо в устах француженки это звучало… я даже не мог подобрать эпитета.

«Поэтому Бюро – уж поверь мне – будет выжимать из этой истории максимум паблисити. Ибо сейчас с имиджем у нас – после теракта в Бостоне, который мы благополучно проспали – мягко говоря, не очень. Так что организацией нашей свадьбы будет заниматься…»

Она сделала многозначительную паузу.

«… разумеется, PR-отдел штаб-квартиры ФБР в Вашингтоне. А какое для них самое удобное место? Учитывая, что мы с тобой католики, то… без вариантов. Собор святого Матфея Апостола»

«Понятно. А почему именно кардинал?»

«Ну… ты же сам понимаешь… На таком мероприятии все засветиться захотят… Директор Коби, Эрик Холдер… »

«Министр юстиции?»

«Да. Из Конгресса явно кто-то пожалует…»

«Ты так хорошо разбираешься в пиаре?»

«Моя старшая сестра – партнер в лоббистской конторе в Вашингтоне. Они много занимаются в том числе и пиаром. Мы с ней довольно близки… так что да, хорошо разбираюсь»

«Ну так вот,» - продолжила она, «при таком составе почетных гостей нашу венчальную Святую Мессу должен проводить только и исключительно кардинал»

«И потом» - она лукаво улыбнулась, «мы с ним лично знакомы, вообще-то…»

«Это как?» - изумился я. Чувствуя, что это далеко не последний сюрприз, который мне преподносит агент ЛаРош.

«Брат Лиама – я тебе о нём уже говорила – вот уже год служит одним из помощников кардинала. Мы с ним хорошо знакомы и часто общаемся – он, как и я, большой любитель средневековой истории – поэтому я каждый год летаю к нему на день рождения в Вашингтон. Естественно, кардинал тоже там был. Он…»

Вивьен неожиданно запнулась. И резко сменила тему.

«Ты, конечно, знаешь о Туринской плащанице?»

«Разумеется. Я же всё-таки католик… пусть и бывший…»

«Пока бывший»

«Почему пока?»

«У Шона – это брат Лиама – способность к убеждению похлеще, чем у святого Франциска Сальского будет. Он в лоно Церкви возвращает одной левой. Меня вернул очень быстро. И тебя вернет…»

Значит, я не ошибся. Всевышний затеял всё это, чтобы вернуть меня в Церковь. Ну и манипулятор… Ладно, об этом я с Ним потом поговорю...

«А будешь упорствовать – он тебе устроит аудиенцию у кардинала. Благо тот большой поклонник True  Crime…»

«А плащаница-то тут при чём?»

«Моя настоящая фамилия – де ла Рош. Её сократил до ЛаРош мой дед по отцу – крупнейший никелевый магнат Канады. Органически не переносивший аристократию. Кстати, сразу хочу тебя успокоить – меня твои деньги не интересуют вообще. Отца моего дед терпеть не может, а меня обожает. Поэтому сделал мне trustfundна два десятка миллионов долларов – американских - который я могу распечатать в любой момент. И до конца жизни не работать…»

Я быстро прикинул в уме. 20 миллионов под 10% годовых – два миллиона долларов в год. Хватит на очень обеспеченную жизнь. Роскошную, прямо скажем.

«Да, и я готова подписать любой брачный контракт. Отказавшись от любых прав на твои активы в случае развода…»

«Ты же прекрасно знаешь, что я не буду подписывать никакой контракт. Как и то, что – если мы поженимся – никакого развода не будет. Венчанный в католической церкви брак нерасторжим. В нашем случае точно. У нас хватит любви, веры, сил, мозгов и всего остального,  чтобы сохранить брак и наше счастье. Всему Злу назло»

«Я очень рада, что мы с тобой мыслим одинаково» - улыбнулась Вивьен. «Ну так вот, де ла Роши – очень древний французский – точнее, бургундский – аристократический род. Основал его – как и наш родовой замок Ла Рош-сюр-л’Оньон в Франш-Конте – барон Понс де ла Рош в XIIвеке. Но гораздо более известен его сын – Оттон…»

«Это как-то связано с плащаницей?»

«Напрямую. Барон Оттон де ла Рош был активным участником Четвёртого крестового похода 1202 – 1204 годов. На котором очень сильно поднялся, получив титулы Короля Фессалоникийского и герцога Афинского. Которое герцогство, собственно и основал…»

«Ничего себе женушку я приобрёл» - подумал я. Хоть я по материнской линии и дворянин, но дворянство это жалованное кому-то из моих предков. И то Екатериной Второй. Понятно, что вся эта аристократическая генеалогия фигня полная, особенно в насквозь демократичных США. Но все равно занятно.

«В 1204 году плащаница, которая до того хранилась в одном из византийских монастырей в Иерусалиме (захваченном и разграбленном крестоносцами), была тайно перевезена в Афины.  У герцога Афинского служба безопасности была поставлена зер гут, поэтому он очень быстро узнал о сём знаменательном событии. И быстренько наложил лапу на, пожалуй, важнейшую реликвию христианского мира…»

«Хорошие у тебя гены…» - усмехнулся я.

«Приходится соответствовать. Кстати, согласно одной из легенд нашего рода, Раймонда де ла Рош – первая француженка, поднявшая в воздух летательный аппарат тяжелее воздуха – аэроплан, проще говоря - была незаконнорожденной дочерью одного из моих предков. Этот исторический полет – кстати, на него она не получила официального разрешения - состоялся 22 октября 1909 года. Так что да, мне есть на кого равняться…»

«Плащаница» - напомнил я ей. А то она явно увлеклась своей родословной.

«В 1225 году Оттон вернулся во Францию. Разумеется, прихватив с собой плащаницу. После его смерти в 1234 году, согласно его завещанию, плащаница была передана его потомкам - семье де Вержи. Затем плащаница ещё несколько раз меняла владельцев, пока в 1357 году не попала в руки другого бургундского дворянина – Жоффруа де Шарне. В 1453 году его пра-пра… и так далее внучка Маргарет де Шарне завещала плащаницу королю Савойи. В 1578 году плащаницу перевезли в Турин, где её впервые стали регулярно публично показывать…»

«Потрясающе. Просто потрясающе». Я действительно заслушался.

«Кардинал Вурль» - вдохновенно продолжала агент ЛаРош (или всё-таки баронесса де ла Рош?) – «большой знаток и любитель всего, связанного с плащаницей. Поэтому он не упустил случая познакомиться с представительницей рода де ла Рош. И уж точно никому не уступит права её обвенчать…»

«Ты так хочешь выйти за меня замуж? И обвенчаться?»

«Ну, насчёт венчания всё очень просто. Мои родители… они очень… наверное, разумные католики. Да, именно разумные. Не практичные даже, а именно разумные. И уж точно никакие не фанатики…»

«Что радует» - подумал я. Ибо это, в общем и целом, соответствовало тому, как я – сам для себя – позиционировал себя в Церкви.

«… но всё же католики. Поэтому мне с самого детства вкладывали в голову, душу и сердце, что замуж нужно выходить за своего суженого. Один раз – и на всю жизнь. Без оглядки. И обязательно верить. Верить, что Бог обязательно сведёт меня с моим суженым. И даст мне мудрость, силы – и все прочие необходимые ресурсы, чтобы и понять, что да, это действительно мой суженый. Чтобы затем построить счастливые отношения и уберечь свою любовь и счастье от всех врагов и напастей. И внешних, и внутренних; и бестелесных, и из плоти и крови…»

«Поэтому ты никогда не была замужем?»

«Да. Развод в нашей семье испокон веков считался делом абсолютно немыслимым. А венчание в храме – обязательным. И, естественно, никакого гражданского брака. Жить вместе можно было только после помолвки. Официального представления моим родителям, то есть…»

«Поэтому мы в самом ближайшем будущем летим в Новый Орлеан?»

«Завтра. Если ты не против. Над книгой начнем работать по дороге»

«Ты так уверена, что твой суженый – это я?»

«В нашей семье принято доверять мистическим откровениям. Даже если они приходят из другой религии…»

«???»

«За неделю до возвращения из Афганистана я отправилась на своё последнее задание. Нужно было найти и ликвидировать группу талибов, которые доставляли нам особо много неприятностей. Я была в засаде – как обычно. С моей верной Катей…»

«С кем???» - изумился я.

«С чем» - улыбнулась агент ЛаРош. «Катей в корпусе морской пехоты США называют снайперскую винтовку Браво-51. Это вариант стандартной снайперской винтовки Ремингтон  М700 под патрон .308 Винчестер, специально разработанный для спецназа морской пехоты…»

«Что-то такое было в сериале NCIS…»

«Было. Мне, кстати, очень нравится этот сериал»

«Мне тоже»

«Ну так вот,» - продолжила француженка, «прямо на мою засаду вышел здоровенный талиб, который гнал перед собой дервиша, тыкая ему в спину стволом автомата Ак-47. Поставил к стене полуразрушенного дома в развалинах кишлака – с явным намерением его расстрелять. Видимо, счел дервиша недостаточно правоверным мусульманином…»

«И получил от тебя пулю в голову?»

«У меня был чёткий и ясный приказ – защищать гражданское население…»

Вздохнула, затем продолжила:

«Остальных талибов мы тоже накрыли. Там целое гнездо оказалось, так что пришлось Апачей вызывать. Дервиш сначала куда-то пропал – не до него было, честно говоря… а потом вдруг возник откуда-то, подошел ко мне – я была единственным снайпером в группе, так что он меня легко вычислил… или просто уже знал, что это я…»

«И?»

«И сказал только одну фразу»

«?»

«Следующий, кого ты спасёшь таким же образом, станет твоим мужем. Я достаточно хорошо к тому времени понимала пушту, чтобы быть уверенной в том, что всё поняла правильно. Он, кстати, тоже был абсолютно уверен, что я его поняла…»

Я аж похолодел. Ну и мистика… С двух сторон…

«А потом, когда я закончила разговаривать о тебе с Ингрид и уже собиралась уходить, она мне вдруг протянула заклеенный конверт. И сказала – вскроешь, когда сочтёшь нужным. Я положила его в карман пиджака и забыла. А сегодня, когда я переодевалась в машине, он вдруг выпал у меня из кармана. Я машинально вскрыла конверт… и…»

«И?»

Не отрывая взгляда от дороги, Вивьен достала из кармана элегантного черного пиджака аккуратно сложенный небольшой листок бумаги и протянула мне. На листке хорошо знакомым мне изящным почерком Ингрид было написана только одна фраза:

«Он пойдёт в постель, под венец и в Вечность только с той, которая встанет между ним и Смертью. И не промахнётся»

Именно эту фразу – с точностью до запятой – Ингрид произнесла в самом конце моего первого сеанса психоанализа.

«Ты не промахнулась…»

«За 200 метров из Винтореза с нашей оптикой в стационарную полноразмерную мишень? Плевое дело…»

Действительно, плёвое. Для неё, во всяком случае. Но думал я не об этом. И даже не о – как я теперь уже навсегда буду называть её про себя – баронессе де ла Рош. И не о наших с ней отношениях. С этим было всё ясно – осталось разве что дату свадьбы назначить.

Кстати, о дате свадьбы…

«И когда, по-твоему, состоится наша свадьба?»

«Как только закончим рукопись книги» - пожала плечами баронесса.

«И сколько времени у нас на это уйдет, как ты думаешь?»

«С учетом нашей эффективности и неслабой синергии – месяцев шесть. Максимум»

Значит, конец марта или начало апреля. Весна в столице США красивая…

Я думал о Всевышнем. Точнее, о моих с Ним отношениях. Я и до моего романа с Владой, мягко говоря, был не в восторге от того, как Он со мной обращался. Конфликт – по крайней мере с моей кочки зрения – был фундаментальным, даже экзистенциальным, по сути. Он требовал от меня святости – я хотел человечности. Он считал, что человек для Бога – я же считал, что Бог для человека. И указывал на то, что первые неизбежно заканчивается религиозными войнами, инквизицией и прочим талибаном.

Моё чувство к Владе было настолько сильным, ярким, чистым и светлым, что растоптать его – а именно это Всевышний и организовал – для меня было самым настоящим святотатством. Тягчайшим преступлением против человечности. У которого нет и не может быть оправдания.

Поэтому после того, как Всевышний – давайте называть вещи своими именами – убил это чувство, я на Него настолько обиделся, что вообще перестал с Ним разговаривать. Только выставил счет – на девятизначную сумму.

Всевышнему не нужно доказывать, что Он может разрушить – причем до основания, в любой момент, и в мгновение ока – любую человеческую жизнь. Примеров этому несть числа (кстати, осознание сего непреложного факта – отличная прививка против гордыни). А вот доказать, что он нас любит – причем нормальной, человеческой, а не извращённой любовью – с этим гораздо сложнее.

Я прекрасно понимал, что чисто финансовая компенсация (которую, надо отметить, я уже начал получать), не то, что погоды не сделает, а только ухудшит ситуацию. Я очень боялся – и даже откровенно говорил об этом и в своих письмах, и в беллетристике – что если после «восхождения на вершину» финансового и социального успеха внутри и вокруг меня сохранится огромная пустота, возникшая после ухода Влады, то я либо взорвусь и натворю столько зла, что мало не покажется никому, либо у меня произойдет имплозия, которая закончится суицидальным синдромом. Из которого меня с трудом вытащила даже Ингрид – при всей её безусловной высочайшей профессиональной компетенции психолога.

Я очень боялся – собственно, именно поэтому я так и «наехал» на Всевышнего - что второго такого чувства, состояния, отношений, которые были у меня с Владой, уже не будет. Что пустота будет вечной; что взрыв вовне или имплозия внутрь неизбежны. Особенно после того, как я категорически, окончательно и навсегда отказался от святости – и тем самым сам отключил себя от спасительных божественных энергий.

Если Всевышний считал, что, растоптав и уничтожив мою любовь к Владе, Он загнал меня в угол и вынудил меня – чисто из инстинкта самосохранения – к подчинению Ему как единственному способу спастись от взрыва или имплозии, то Он жестоко ошибся. Моя человечность – которую святые неизбежно утрачивают – для меня слишком дорога. Настолько, что я был готов – и по-прежнему готов – умереть за неё. За своё право остаться человеком. По сути, мы с Ним шли друг на друга в лобовую атаку – кто отвернёт первым.

Он отвернул. Если, конечно, всё это не есть плод моего не на шутку развитого воображения. И подарил мне сначала Ингрид – как промежуточное решение – а затем и Вивьен, как решение уже окончательное. Было ли это проявлением Его любви ко мне – или просто банальной целесообразности (своим упорством вплоть до лобовой атаки я мог причинить Ему немало неприятностей и в этом мире, и особенно в мире том) – я не знаю. Да и не важно это. Совсем не важно.

Важно, что теперь у меня есть Вивьен. Я смотрю на неё, и удивляюсь, какая же у неё светлая и чистая душа. Что совершенно непостижимо, учитывая то, что она видела, и с чем ей пришлось столкнуться и в корпусе морской пехоты, и в Афганистане, ив ФБР. Или, может быть, наоборот, очень даже постижимо…

Я боялся, что уже не встречу никого, кто смог бы затмить Владу и мои чувства к ней. Я ошибался. Я слишком плохо думал о Всевышнем. Ибо и по масштабу личности Вивьен на два порядка превосходит Владу, и чувства наши друг к другу несравнимо более здоровые.

Я действительно смотрю на баронессу снизу вверх. Ибо если я практически всю свою жизнь, в общем-то, работал почти исключительно на себя – несколько «МЧС-проектов» не в счёт, то Вивьен всю свою взрослую жизнь – после окончания средней школы – служила своей стране, гражданам, обществу. Да и не только своей стране…

В отличие от женщин России, которые плывут по жизни «без руля и без ветрил» (если говорить о духовно-нравственной составляющей) и начисто лишены какого-либо здорового стержня, У Вивьен есть не просто стержень, А прочнейший фундамент. Железобетонный. Гранитный.

Отсутствие стержня у российских женщин – не их вина. Точно так же, как наличие этого фундамента у Вивьен – не только (и не столько) её заслуга. Она выросла в стабильной, спокойной, сытой и богатой стране, построенной на пусть не идеальных, но очень прочных морально-нравственных принципах западного христианства и эпохи Просвещения.

В России же система нравственных принципов царской империи – и без того далекая от идеала, ибо допускала существование самого настоящего рабства аж до середины XIXстолетия – была до основания разрушена большевиками. Те хоть и сподобились разработать альтернативную систему ценностей, но построили её на такой феерической лжи, что она очень быстро рухнула в «лихие 90-е». Натужные попытки власти соорудить хоть какую-то замену на основе приснопамятных «духовных скреп» родили на свет Божий неполноценного уродца «рашизма», который, конечно же, так и не смог заполнить пустоту в человеческих душах.

У Вивьен было всё для того, чтобы прожить свою жизнь в беззаботном покое, достатке и роскоши – или же в свободном творчестве (самая сокровенная мечта Влады). Однако она выбрала иной путь – путь Служения.

Она завербовалась в корпус морской пехоты сразу после 11 сентября 2001 года. Чтобы защитить свою страну от тех, кто пришёл на её землю убивать. От тех, кому были столь же бесконечно ненавистны принципы и ценности, которые были бесконечно дороги ей – свободы, демократии и прав каждой личности самой выбирать свою судьбу, место жительства, профессию, религию…

Она пошла в Афганистан – к тому времени стараниями талибов превратившийся во всемирную Мекку террористов – чтобы уничтожить зло в зародыше. Чтобы не позволить этому Злу прийти в её страну, к союзникам её страны – да и вообще в любую страну. И чтобы хотя бы попытаться подарить многострадальному народу Афганистана те же права и свободы, которые жители США считают самим собой разумеющимся…

 Вернувшись домой после окончания службы, она снова отправилась служить и защищать – сначала от внешних врагов в отделе борьбы с терроризмом, а потом – от врагов внутренних. Добиваясь правосудия и справедливости – пусть даже спустя десятилетия после совершения преступлений. Лучше поздно, чем никогда.

Именно это самоотверженное и бескорыстное Служение, зачастую с немалым риском для жизни – вкупе с безукоризненными нравственными принципами в личных отношениях – и были источником исходившего от неё мягкого, тёплого, доброго и бесконечно чистого внутреннего света. Именно это и делает её для меня непоколебимым нравственным идеалом, которому я изо всех сил стремлюсь соответствовать.

К сожалению, граждане России лишены возможности такого бескорыстного Служения. Насквозь коррумпированному, аморальному, лживому и преступному российскому режиму – что «либеральному» в «лихие 90-е», хоть путинскому после оных – служить просто недопустимо. Безнравственно. Бесчестно. С этим режимом можно либо бороться – всеми легальными средствами – либо бежать от него куда подальше. Разумеется, в цивилизованные страны.

Я смотрю на Вивьен – и в который раз убеждаюсь, насколько правильным было моё решение в 1992-ми году – в разгар омерзительной «прихватизации» - бросить всё и с 32 долларами в кармане уехать в США учиться. В соответствии с великим принципом неучастия в подлости.

И не просто в США, а в Техас – сердцевину «библейского пояса». Но не просто учиться – а впитать в себя все основополагающие ценности этой великой страны. Стать американцем по сути, по духу, по стереотипам поведения, восприятия и мышления.

Да, я пожертвовал многим. Даже очень многим. В то время и с моими возможностями я мог бы – причём совершенно не напрягаясь – стать миллионером. Даже мультимиллионером. Долларовым, естественно. Но тогда я не смог бы сохранить в чистоте свою душу. И уж точно не встретил бы Вивьен… Мою суженую. А мультимиллионером в долларах я ещё стану – причём уже очень скоро.

Я категорически не согласен с еретической ахиней кальвинистов о какой-то предопределённости в человеческой жизни. Нет никакой Судьбы, Рока, Миссии – ерунда всё это. Как убедительнейшим образом доказал мой неудавшийся роман с Владой – человеческая Свобода Воли священна и неприкосновенна. Поэтому каждый из нас сам – или сама – определяет свою судьбу. Сам и только сам. Всевышний нам в этом только помогает. Он даёт шансы. А как мы их используем – исключительно наше дело. И последствия расхлебывать нам. Или наслаждаться ими.

С другой стороны, я убеждён, что в нашем – пусть и несовершенном - мире должна быть пусть и несовершенная, но всё же посюсторонняя справедливость. Закон бумеранга, в некотором роде. Что за праведные поступки должно ещё в этом мире следовать вознаграждение; за неправедные – наказание. В полном соответствии с ключевыми принципами протестантской этики, на которой построен весь цивилизованный мир.

Именно поэтому я очень долго злился на Всевышнего, что это посюстороннее вознаграждение пришло ко мне так поздно. Спустя двадцать долгих лет. Я бы даже сказал – бесконечно долгих. Ну в самом деле – я же ведь уже тогда, ещё учась в Техасском университете – имел достаточно способностей, знаний и личных качеств для того, чтобы сделать головокружительную карьеру. Даже на Уолл-Стрите. Да хоть в Силиконовой долине.

Отношение к женщинам у меня не сильно изменилось за эти двадцать лет. А если и изменилось, то вряд ли в лучшую сторону. Таких, как Вивьен, конечно, немного, но они есть. И в Далласе их точно не меньше, чем в Сан-Франциско. Если не больше. Ибо Калифорния бесконечно далека от «библейского пояса»…

Мой переход в католичество, который потребовал от меня стольких усилий? Так это можно было осуществить намного проще. У меня ведь уже тогда был католический духовный наставник – отец Роберт Фиск, бесстрашный миссионер, проживший полтора десятилетия в джунглях Амазонки, а потом столько же – в пустыне Калахари. Неся Слово Божье сначала индейцам, а потом – бушменам.

Поэтому если бы тогда Всевышний сподобился свести меня с какой-нибудь Лючией Рохас, или Меган О’Коннор или Флавией Виалли… я бы крестился не в Первой Баптистской, а сразу в Святой Римско-католической Церкви. Был бы уже женат два десятилетия; дети бы уже в университет поступали. А то бы уже и учились на первом-втором курсе…

С другой стороны… я же со школьной скамьи хотел прожить жизнь по полной программе. Пойди тогда моя жизнь по столь желанному тогда для меня сценарию, возможно, я бы что-то где-то недоработал. Не дотянулся. Не дошёл до вершины. Мне ведь ещё не так много лет – у меня впереди ещё не одно десятилетие. И даже не два. Только на пороге перехода в иной мир - когда Вивьен будет держать меня за руку – я смогу оценить, кто тогда был прав – я или Всевышний. С чисто человеческой кочки зрения, разумеется.

И потом, конечно, нельзя сбрасывать со счетов «фактор Тьмы». Очень важный фактор, надо отметить. Возможно, критический. Я же действительно мистик. Поэтому могу чувствовать и темные и светлые тонкие миры. С самого детства – точнее, с самого осознания себя. Куда меня тянет сильнее? Сейчас – к свету, конечно. А тогда… это очень большой вопрос, куда меня тогда тянуло сильнее.

«Человеку мил дневной свет. Однако иногда ему случается влюбиться в ночь». Так совершенно справедливо написали Луи Повель и Жак Бержье в своей по-своему великой книге «Утро магов». И я влюбился. Давно влюбился. От этой влюбленности и мои странные отношения с мыслеформами знаменитых актрис; и общение с Призраками – с тем же Рейнгардом Гейдрихом; и увлечение Третьим рейхом, всякими там ягдешвадерами и прочим; и явно чрезмерный интерес к ужастикам, мистике, True Crime и всему такому. То же влечение к Теме, разумеется.

Кстати, о Теме. Судя по всему, Тема занимала столь значительную часть моей души, что какая-либо пустота на её месте была недопустима категорически. Именно поэтому Богородица так и настаивала но моей встрече с Зодиаком. Чтобы образовавшуюся после озера Берриессы пустоту немедленно заполнила Вивьен… 

Сейчас я надёжно защищен от Тьмы, ибо и за два десятка лет основательно почистил свою душу; и заполнил её светлыми энергиями; и регулярно общаюсь с Богородицей ми святыми; и постоянно ощущаю присутствие Всевышнего. И духовная диета совсем другая. И Ингрид, конечно. А теперь – и Вивьен. А тогда меня Тьма могла и скушать с потрохами. Так что применю-ка я, пожалуй, презумпцию невиновности к действиям Всевышнего в моей жизни…

Умело пилотируемый Вивьен Астон Мартин мягко вкатывается в подземную парковку Carrots…