Ведьма снежных окраин. Часть 2. Гл. 3

3.

Элен никогда не боялась темноты. Даже в раннем детстве, после самого жуткого фильма ужасов, ей казалось смешным нападение киношных монстров, на неё, мирно спящую в своей кроватке. А когда, она, повзрослевшая, целовалась со сверстником, уединившись в комнате, позволяя некоторые будоражащее кровь вольности, то делать это предпочитала в темноте. Пусть даже внизу, в доме, громыхала рваными ритмами громкая музыка, и пьяная вечеринка катилась дальше, набирая обороты.
Темнота всегда была другом. Сглаживала острые  углы и всё то, что неприятно бросается в глаза при ярком свете. Вот и сейчас темнота обволакивала Элен приятной прохладой, где исчезали чувства, мысли и боль.  И чем глубже она погружалась во тьму, тем быстрее приближалось спасительное забытьё. Продолжая бороться за жизнь, крупицей сознания она понимала, что если позволит себе плыть по течению, то уже никогда не сможет ни осмыслить, ни почувствовать что либо.
А ещё, время от времени она слышала голоса. Чьи-то разговоры проникали в её сознание отдельными обрывками, из которых никак не удавалась сложить законченную картину. Девушке казалось, что это продолжается слишком долго, слишком, для её измученного тела.
- Спасите! Спасите её, пожалуйста! Тут есть врачи? – звучал нервный, прерывистый и смутно знакомый голос, который теперь воспринимался светло-коричневым фоном на миг отогнавшим тьму.
- Ей нужно сделать укол! –  неприятно, фиолетово заструилось во тьме.
- Ну, хорошо! Сам! Делай сам, - снова фиолетовый поток. - Это поможет ей справиться с заразой. Да не так! Аккуратнее!
Кольнуло в бедро и снова навалилось блаженное забытьё, избавляя от ноющей невыносимой боли в раненой, изгрызенной волком руке.
-Тебе надо отдохнуть,  –  опять включился фиолетовый световой поток. - А девушку необходимо обтереть и перевязать.
- Я сам всё сделаю, – энергичный, коричневый фон снова ненадолго прогнал тьму.
Резкая боль на миг пронзила всё тело и Элен снова заспешила в спасительную темноту, уже едва чувствуя, как её осторожно ворочают, как проводят по телу чем-то влажным и прохладным.
Были и ещё голоса. Какой-то странный шёпот повторял и повторял фразы, значения которых Элен не могла понять. Они казались угловатыми серыми глыбами, которые всё падали и падали бессмысленно громоздясь друг на друга, пока не выросли в глухую стену.
Она не знала, сколько времени провела в темноте, но неожиданно для самой себя поняла, что может открыть глаза. Боль тут же навалилась на бедную девушку, но теперь эта боль была весьма умеренной и вполне терпимой.
Оглядевшись в полумраке, она увидела спящего Давида, привалившегося к каменной стене. На его спокойном лице плясали пламенные отражения нескольких, горящих в помещении светильников. Элен пришло в голову что Давид, внешне очень напоминает скульптуру из музея  античной истории; такие же плавные и правильные черты, породистый с горбинкой нос, большие глаза, которые сейчас были плотно закрыты…
Поймав себя на странных мыслях, она слегка шевельнулась и тихонько замычала от боли в руке.
Давид дёрнулся у стены, приподнял голову, и посмотрел на девушку, сквозь мутную пелену сна. В его взгляде Элен увидела неизмеримую тоску, словно это последнее пробуждение перед восхождением на эшафот. Но тут он понял, что Элен пришла в себя, лицо его просветлело, приняло вполне осмысленное выражение, а глаза вспыхнули неподдельной радостью.
- Очнулась, – прошептал поэт, не отводя взгляда от девушки. - Живая! Хвала Эльхидесу! Я так боялся за тебя, - он кинулся к Элен и, припав  на колени, осторожно взял её левую ладонь в свои руки.
- Как твои ощущения? Тебе очень больно?
Ладони Давида были прохладные, и это было приятно. И было прекрасно осознавать себя живой, вернувшейся из глубин небытия, поборов подступавшую смерть.
Смерть. Элен содрогнулась думая о том, что всё могло бы быть иначе. Но сейчас бояться было уже поздно, страха не было, лишь осознание реальной опасности, которая уже миновала…  и, слава Богу.
А Давид всё продолжал смотреть на Элен и глаза его без всяких слов выражали все те чувства, что накопились у него в душе за последнее время.
- Всё нормально, Дэвид, – сказала девушка хрипло. - Пить только очень хочу.
Поэт тут же кинулся к каменной чаше, выступающей из стены, зачерпнул воды медным ковшом и протянул  его Элен. Она, морщась от боли, осторожно приподнялась на своем ложе и, облокотившись к стене спиной, взяла ковш и начала жадно пить. Вода было невероятно вкусной и очень холодной.  Элен торопливо пила, и, тонкая холодная струйка побежала  сначала по подбородку, шее, а затем и по груди девушки. Когда холодные струйки добрались до живота, Элен поперхнулась, осознав, что она абсолютно голая.
Давид восхищенно смотрел на неё и, перехватив его взгляд, девушка,  отдала ковш обратно, а затем натянула на себя шерстяное одеяло, которое скомканное лежало рядом.
- Не смотри так, – смущенно проговорила она. - Мне не по себе от твоего взгляда…
Внезапно, в стороне раздался резкий кашель. В узком проходе, под низким сводом пещеры стояло странное существо, и Элен не сразу поняла, что именно оно издает эти сухие, скрежещущие звуки.
Девушка даже не испугалась. Организм казалось, перестал бурно реагировать на потрясения. Глядя на странное существо, Элен испытала только легкое любопытство. Ей казалось забавным, что такая крупная голова держится на такой тонкой и коротенькой шее. Да и сама голова скорее напоминала громадную шишковатую дыню, но только с белой кожурой. Именно дыню, почему-то растущую не на бахче, из земли, а из тела пятилетнего ребенка. В место глаз лишь две малюсенькие щелочки, а выступающий мясистый нос, монументально возвышался над узким, почти безгубым ртом.
-Кхе… Кхы.., – снова прокашляло существо близоруко щурясь. При этом бледная, дряблая кожа быстро задвигалась на голом, безволосом черепе.
-Здравствуйте, – сказал, уважительно поклонившись, Давид.
-Здравствуйте,  – повторила Элен, продолжая с любопытством смотреть на вошедшего уродца.
-Это Лесарт, – сказал Давид с улыбкой. - Он здешний доктор.
Откашлявшись, Лесарт  подошел к Элен и осторожно взял её за больную руку, причем двигался он невероятно проворно для своего нескладного тела.
-Больно?
Элен узнала голос,  тот самый недавний голос, и он снова фиолетовой вспышкой  возник в мозгу.
- Не дергайся и не бойся, – сказал Лесарт. Но Элен ясно видела, что губы его не шевелятся и это ещё больше её заинтересовало.
- Не бойся. Ты мне мешаешь. Да. Всё правильно. Я говорю прямо в твой мозг и это совершенно безвредно. Можешь думать, о чём хочешь, даже о том, что я маленький уродец. Мыслей я не читаю. Что бы услышать тебя у меня есть уши.
При этих словах Лесарт пошевелил довольно внушительными ушами.
- А…
- Про уродца я догадался. Расслабься и ляг. Мне нужно тебя осмотреть.
Элен, всё еще в замешательстве, легла, но вот расслабится у нее так и не получилось. Длинные, очень горячие пальцы в мгновенье размотали ткань повязки и принялись деликатно мять места укусов. Было больно, но Элен терпела, глядя на стоявшего в растерянности Давида. Лесарт оглянулся на него и тот тут же вышел из пещеры. Причем Элен показалось, что она как будто услышала что-то, но не поняла.
-Ай! – воскликнула она, ощутив острую боль, и попыталась отдернуть руку, но цепкие горячие пальцы не дали ей сделать этого.
-Лежи же ты смирно! - заворчало существо, глядя на Элен безглазыми своими щелями.
Вблизи, лицо Лесарта было еще более жутким. Глаз, казалось, у него не было совсем, а в тонюсеньких губах то и дело появлялся и исчезал металлический блеск. Но особенно внимание привлекли его уши. Они были размером, чуть ли не с ладонь, хрящеватые, а мочки, перетянутые стальными кольцами, тяжело отвисали к низу.
- Я не знаю, кто тебя так покусал, но досталось тебе изрядно. Тебе просто невероятно, фантастически повезло оказаться именно у этого холма. Твой друг затащил тебя  внутрь и орал, так что я думал, может случиться обвал… - Лесарт ритмично задергал головой, икая и булькая. - И мне ничего не оставалось, кроме как подняться и посмотреть на этого голосистого чудака.
- Во тут больно? – Лесарт нажал сильнее на место укуса, и Элен тут же зашипела от боли, кивнула не в силах вымолвить слово.
- Всё. Уже всё, – Лесарт мягко провел по рваной ране длинным горячим пальцем и боль тут же унялась.
- Если бы тут никого не было, то ты бы, скорее всего, умерла.  Невероятное стечение обстоятельств. Невероятное... Сильное воспаление я снял, скоро ты поправишься. И ради всего святого, не бойся меня! Бери пример с твоего друга.
- Я не боюсь вас, – сказала девушка и не узнала своего хриплого голоса.
-Я… Мне кажется, что я уже ничего не боюсь.
Элен не спеша огляделась, взгляд её, скользя по стенам, наткнулся на каменную чашу заполненную водой, задержался на тех местах, откуда исходил зыбкий, словно от факелов свет. Хотя источников света, она так и не увидела. Каменный потолок был ровным, да и всё в этом помещение словно было геометрически выверено.
- Кто вы такой? – Спросила девушка, закончив осмотр комнаты.
- Кхем… Я… Здешний доктор, тебе ведь уже сказали, кто я такой, – проворчало в мозгу.
- Почему вы мне помогаете?
И снова ответ словно возник сам собой у Элен в голове.
- Ты живое существо, тебе было плохо, нет причин не помочь тебе,– ответил Лесарт. - В тебе нет ничего мутного, ты чиста и я смог тебя вернуть.
- Значит, если бы я была хоть немного «мутная» то вы возвращать меня не стали?
- Не цепляйся к словам. Ну, от чего же не стал бы? Стал бы… Но это затрудняет дело.  Ты бы не поправилась так быстро в таком случае.
- Где я нахожусь? – снова спросила Элен.
- Под землёй разумеется. Видишь, эта комната вырублена внутри холма. В камне.  Со зрением у тебя все нормально, – ответил Лесарт продолжая щуриться, узкими пустыми глазницами на Элен.
Дряблая кожа его черепа так и ходила ходуном, собираясь складками в самых неожиданных местах, и только тонкие, губы оставались неподвижными и лишь металлически посверкивали, когда Элен воспринимала ответы этого странного существа.
- Но можно сказать и по-другому. Это место внутренней чистоты. Храм совести если угодно. Но я, скорее ученый, нежели жрец. Храм построили гномы, вернее их далёкие предки, а я обнаружил тут очень интересные кристаллы. Они странным образом реагируют на ту тонкую материю, которую еще называют душой. Вот так. Некая сила взбалтывает человека, словно он сосуд наполненный водой и анализирует накопленный в нём осадок. Очистить не может, но, во всяком случае, любой понимает насколько так сказать замутнён. И как во всяком храме тут есть свои служители. Ты с ними еще встретишься, когда будешь проходить обряд.
- Что за обряд? В первый же день, как только я попала сюда, в этот мир, меня гномы чуть не съели. Так, что я теперь уже опасаюсь их обрядов.
Лесарт опять забулькал, и его тонкие губы засверкали металлическим блеском.
- Да, гномы конечно сейчас уже не те, что строили этот храм. Они очень отличаются от своих предков. Многие существа, попадая в этот мир, прогрессируют в своем развития. Многие животные начинают лучше говорить, абстрактнее думать и выходят на очередной уровень, на очередную ступень лестницы ведущей к совершенству. Эта лестница не имеет конца, и ступени на ней не заканчиваются. И зачастую те, кто стоят высоко, не могут даже разглядеть тех, кто еще только карабкается на первую. С гномами же произошло всё наоборот. Они не удержались наверху и кубарем покатились назад. Иногда сбивая с ног тех, кто поднимался за ними. Здесь тебя не съедят. Здесь, наверное, последний, зыбкий огонь прежнего величия гномов. Падшие, но еще не опустившиеся. Они еще исполняют прежние обряды, уже не понимая их смысла. Большинство из них не могут осознать себя и окружающий мир в единой гармонии, они просто внемлющие. Послушники. И их большинство. Некоторые считают, что им, что-то удалось ухватить. Некие крупицы, крохи из прошлого. Это уже внявшие.  Жрецы.  Их совсем не много. Я не пытаюсь их разубедить, но мне кажется, они лишь вняли тому, что быть жрецами выгоднее, чем послушниками. Но они не делают зла. Пытаются помочь тем, кто внемлет и, в общем, достаточно безобидны.
- А вы? – спросила Элен с любопытством, слушая Лесарта.
- А я просто наблюдатель. Мне любопытно, знаешь ли…
- Значит вы существо из другого мира и вам просто интересны здешние обитатели?
- Здесь все существа из другого мира.  К  моему сожалению, как ученого, как исследователя, коренных обитателей здесь, на Фиктусе, как называют этот мир, у нас, нет. Коренные жители, здесь только растения, микроорганизмы и рыбы. Это конечно очень интересно, для ботаников, ихтиологов, и микробиологов, но у меня другая специфика. Я изучаю религии.
- Подождите, подождите. Вы хотите сказать, что прилетели сюда специально с другой планеты изучать погибающую религию гномов? Так значит, вы можете перемещаться в космосе? Значит, вы и на Землю можете попасть?
Лесарт забулькал еще сильнее, чем прежде и чуть было не упал на каменный пол искусственной пещеры.
- Девочка моя. Я так понимаю Земля это твой родной мир. Я понятия не имею где он и как туда можно добраться. Вселенная безгранична, в ней нет направлений и проторенных маршрутов. Мы попадаем на Фиктус, не перемещаясь в пространстве. Мы, как бы тебе лучше объяснить… Если бы ты владела моим родным языком я мог бы  рассказать точнее. Но на общем языке, подарке Фиктуса всем прибывшим сюда, точно объяснятся сложно. Этот язык - язык обобщения. Поэтому его так легко все и усваивают. Мы не перемещаемся сюда. Мы представляем себе этот мир. Вернее позволяем своему мозгу получить чёткое представление об этом месте, настолько четкое, что можем… вывернуться внутрь себя и оказаться здесь, вместе со всеми своими познавательными рецепторами. Мы настолько освобождаем свой мозг от всех домашних забот и мыслей о хлебе насущном, отпускаем его в свободное восприятие, что, становимся, практически, мертвы. Что бы появиться здесь на Фиктусе, нам необходимо умереть дома.  Наши тела там, на родине живут без пищи, и практически без воздуха долгое время. Они находится в состоянии покоя, и тревожить их в это время нельзя. Иначе тело может ожить, а все остальное останется здесь. Все процессы в организме замедляются, сознание отправляется в удивительное путешествие, а уж откуда в нем появляется Фиктус, или, если сказать по-другому, как оно, сознание, обретает, практически своё собственное тело, в другом месте, я просто не знаю. Поверь не на все вопросы можно ответить.
Элен недоверчиво смотрела на Лесарта, пытаясь переварить то, что он ей рассказывал.
- А как же вы возвращаетесь обратно, домой?
- Точно так же. Я очень люблю свою родину. И помню всё до мелочей, каждую травинку, растущую на лугу, возле моего дома. Правда, всё это конечно не так легко сделать, как я говорю. Нужно полнейшее отречение, и что бы никто, не беспокоил. Говорливые соседи только помеха. Здесь я занимаюсь своей научной работой, и здесь в подземельях есть где уединиться, для того что бы вернуться домой.
Вернулся Давид и деликатно поставил между Лесартом и Элен что-то вроде пластикового саквояжа ярко алого цвета, а сам встал рядом.
Лесарт  тут же его открыл и начал копаться в недрах то и дело, позвякивая чем-то металлическим.
           - Вы, вероятно, можете, что-то брать с собой из вашего мира? -  спросила Элен, с любопытством глядя на невиданный ранее, фантастический предмет извлечённый доктором из саквояжа.
           -Вовсе нет, – Лесарт на миг прервал свое занятие и уставился на девушку глазными щелями. – Это осталось от гномов, тех самых, что в былом величии умели многое создавать. Если не хочешь шрамов на своей руке, то тебе придется ещё немножко потерпеть. Ты, если я правильно разбираюсь в людях, весьма симпатичная девушка. И думаю, не стоит оставлять тебе такое уродство.
Девушка с нарастающим беспокойством смотрела, как доктор настраивает что-то вроде ацетиленового резака, но переведя взгляд на свою изуродованную руку, судорожно закивала, выражая согласие потерпеть и не в силах вымолвить хоть слово.
Видимо Лесарт, что-то сказал Давиду, потому что тот тоже залез в саквояж и вытащил оттуда небольшую коробочку. В ней оказались колбочки с разноцветными жидкостями. Поэт смешал две из них: малиновую и фиолетовую, с водой и подал напиток Элен в том же медном ковшике, из которого поил её недавно.
- Пей. Не бойся, – сказал он, словно прочитав немой вопрос в глазах у девушки.
Элен взяла ковшик с опаской, но когда немного отхлебнула, почувствовав кисло сладкий, какой-то цветочный вкус, с удовольствием допила остальное.
Голова слегка закружилась, приятно заныло в висках, то и дело возникали судороги, от которых сладко млело всё тело. В наступившей эйфории окружающее сделалось, каким-то мультипликационным, ярким и газированным.
Лесарт включил свой «резак» и из него, под давлением вырвался язык пламени, ядовито зеленого цвета. Очень, очень  яркий язык…
Элен показалась это настолько смешным, что она захохотала, но вместо смеха из неё вырвались лишь разноцветные мелкие пузырьки, и мыльно отблескивая  в неверном свете, устремились к потолку.
Потом, когда Давид навалился на неё и крепко сжал, оставив свободной только левую руку, ей безумно, до ломоты в костях захотелось заняться с ним сексом, но устыдившись своего желания, Элен попыталась взять себя в руки. И тут же почувствовала жуткую боль. Боль словно существовала отдельно, а Элен отдельно, но их соединяла крепкая, тугая нить. Элен пыталась разорвать эту нить,  но та никак не поддавалась.
Кажется, она пыталась вырываться, а Давид все наваливался, не давая пошевелиться пока Элен не начала задыхаться. В этот момент она его возненавидела, как никогда и никого в своей жизни. Теряя сознание, она зубами, с рычанием вцепилась в кожу шеи поэта и изо всех сил сжала, пока  что-то солоновато теплое не стало заполнять  её рот. Давид взвыл и ослабил захват. Элен хотела вскочить, но внезапно у неё потемнело в глазах, и она отключилась.
Очнувшись в очередной раз, она обнаружила себя парящей и невесомой. Почувствовала, что она подобно газу заполняет всё пространство пещеры и стремится вырваться из-под земли наружу.
Вокруг стали появляться маленькие источники света. Они, то возникали по одному или целыми группами, то внезапно исчезали или медленно погасали. Так продолжалось пока эти маленькие звездочки не загорелись все разом, и Элен показалось, что она находится внутри гигантской алмазной трубки, а кто-то включил мощный фонарь. Возникло несколько болезненное ощущения падения, но Элен быстро к нему привыкла и перестала обращать внимание. Это стало даже приятным. Её то и дело что-то сотрясало, как самолет, заходящий на посадку при встречном ветре, заставляя щемить сердце от неопределенной тоски, а иногда создавая почти невыносимую по ощущениям эйфорию.
С изумлением Элен поняла, что вновь переживает свои самые сладкие сны. Те, которые еще помнит и те, что видимо забыла. Её чувства метались от светлой тоски до необъяснимого счастья. Так продолжалось какое-то время. Потом стало мешать ощущение того, что её обманули. Что она забыла очень важную вещь, без которой нельзя ни чувствовать себя счастливой, ни светло тосковать. Что она потеряла что-то невосполнимое.
Элен попыталась отмахнуться от этого ощущения, что бы остаться в безмятежности синего небосвода ярких переживаний. Отмахнуться от него и все дела. Элен так и сделала. Но чувство невосполнимой потери продолжало назойливой мухой кружить вокруг неё, пока девушка не сообразила впустить это чувство внутрь себя. И тут же исчезла легкость. Пропала эйфория вперемежку с тоской и Элен почувствовала, что у нее есть глаза. И она, резко открыла их, одновременно, вскрикнув:
- Сергей!