Моя жена

  С некоторых пор я стал слышать от Алёнки одно и тоже:

   – Я так устаю на своей работе, да ещё дома, совсем мало бываю на воздухе, а ты после работы и в выходные дни гуляешь по лесу с блокнотом в руке или идёшь на рыбалку со своим маленьким складным стульчиком.

   Жена без мужа   – вдовы хуже,  – заметили мудрые люди.

   Наконец, нудные упреки  Лены вывели меня из себя:

  – Хорошо, иди сама в лес, на рыбалку, хоть к чёрту на кулички.  Я сам займусь домашними делами!

  Алёнка приложила ладонь к глазам.  Из ее горла вырвались вибрирующие звуки.  Я подумал, что жена плачет, хотел уже в знак примирения отвести ее ладошку в сторону и поцеловать её в полузакрытые глаза и сухие бледные губы, но эти необычные звуки означали всего-навсего ядовитый смех!

  – Муж родил: жену удивил!  – Ха-ха! Доверить тебе сварить суп, постирать белье?  Воображаю, что выйдет из этого!  Но вот что, Петя,  – посерьезнела она.  – В следующий выходной возьмешь меня с собой на прогулку, на воздух!
   Где муж, там и жена   – гласит словарь пословиц.
 
   В субботу, после торопливого завтрака, мы поспешили на речку.  Я взвалил было на спину рюкзак с одноместной надувной лодкой, взял  удочку.

  – Лодку не бери, тебе тяжело будет нести!  – пожалела меня Алёнка

  – Я, знаешь, какой сильный! – похвастался я.  – Хочешь, сама садись мне на спину.

  – Еще чего!  – фыркнула жена, приподняв верхнюю губку (мол, вижу и сама, что муж мой без ума).  – Чтобы не пропал у нас день, мне хочется прополоскать на речке, в проточной воде белье.   Как  покинула  с  юности  деревню,  с  тех  пор  не полоскала.  Понесешь ванночку с мокрым бельем.

   Женский ум лучше всяких дум
 
   Я нёс неудобную пластмассовую ванночку, держа её то на одном, то на другом плече.  За воротник мне капало от свисающих с ее краев концов полотенец и рукавов сорочек.  Алёнка непринужденно шагала сзади, размахивая удочкой

  Пришли на речку. Я уселся на высоком берегу под развесистой березой, стал раскручивать леску.

   – Так вспоминается деревенская жизнь! — запрокидывала в мою сторону голову Алёнка, стоя по колено в воде.

   Она энергично полоскала белье, мелькали её голые по плечи руки, а ванночка плавала возле её ног.  Алёнке то и дело приходилось удерживать эту миниатюрную хозяйственную лодочку, чтобы не уплыла.

  – Спускайся ко мне, муженёк, все равно рыба у тебя ловиться не будет.  Покарауль ванночку! Унесёт её речка!

   В следующее воскресенье мы решили посвятить художественной литературе.  Я взял с собой первый том «Войны и мира», чтобы перечитать его ещё раз, а жена – «Трёх мушкетёров».  Опять пошли на речку. Захватили с собой ещё двухместную палатку, так как дул холодный осенний ветер.
 
  – В палатке так романтично читать!  Смотри, как солнышко просвечивает сквозь полотно палатки, и тени от листьев колышутся по ней! – все повторяла Алёнка, открывая и захлопывая книгу.

   Полминуты молчания и опять:

   – Послушай, как трясогузки поют!

   Слушать ее болтовню и читать серьезную книгу я не мог. Жена отбросила в угол палатки книжку о мушкетерах и захотела побродить поблизости, в лесу, посмотреть, есть ли грибы.

   – Какие грибы? Посмотри, сколько гуляющих в лесу!

   Но Алёнка была трусиха и боялась заблудиться.  Каждую минуту я отвечал на её протяжное ауканье.  Озорная кампания собутыльников, расположившись поблизости от нашей палатки, тоже дружно аукала на голоса мои и  жены.  Какое уж тут было чтение!

   – Ну что, нашла что-нибудь? – с оттенком раздражения спросил я Аленку, когда часа через два она показалась из-за ближайших сосен и присела у входа в палатку, на затоптанную траву, обхватив руками расцарапанные коленки.

  – Вот полюбуйся!
               
   На  её  узкой  ладони  красовался  пузатый  белый  гриб-боровик с извилистой светло-коричневой шляпкой.  Я не был грибником — всегда у меня дела были поважнее, но тут пожалел, что не ходил с ней под соснами и елками: до чего ж хорош был грибочек.

  – Нашла все-таки.  Ну, уж эти бабы, из-под земли достанут!

   Ну, как мне было сердиться на свою половину?  Она вся светилась от радости и смотрела на гриб, покачивая растрёпанной прической.

  – Спасибо тебе, Петя, что взял меня на воздух!

   Очередную субботу мы решили съездить в музей.  Вышли из переполненного автобуса на центральной улице.  До музея нужно было пройти один квартал.

   – Смотри, универмаг! – с обрадованным удивлением раскрыла губки Алёнка, словно не была сотни раз в этом заведении.  – Я только поднимусь на второй этаж, подожди меня минуток пять.

И она скрылась в людской толчее у подъезда.  Прошло... двадцать минут, час...
 
   «Не всякая жена мужу правду сказывает», — гласит пословица.

   Мне наскучило ходить по пыльному тротуару вдоль фасада универмага, пошёл по этажам, надеясь встретить супругу в какой-нибудь очереди.  Напрасно!  Жены нигде не было видно.  Опять с бьющимся от негодования сердцем я вышел на улицу.

   Но вот, наконец, я почувствовал, как меня обнимают сзади за плечи. Она!  Не затерялось, не запылилось сокровище!  Под мышкой у неё был объёмистый свёрток.

   – Белье купила: пододеяльники, простыни. Дефицит! Я так довольна, что достала!  Пойдём домой.

  – А как же музей?

  – Ох, я так устала, а дома обед ещё надо приготовить!

   Сказать правду, и у меня пропала охота идти в музей.  Мы вдвоем, она торжественно, я – уныло, несли тяжёлый сверток по заполненным народом улицам и дышали городским воздухом.

   Алёнка была запаслива, у нас в квартире все шкафы и полки были заполнены разнообразной посудой и живописными тряпками. Алёнке доставляло удовольствие по вечерам часами инспектировать это имущество.

  Что ж, добрая жена дом сбережёт, плохая рукавом растрясет.
 
   Однажды я купил билеты в кинотеатр.  Алёнка божилась, что век не смотрела кино на людях, только иногда по нашему телевизору.  Ей в кинотеатре нравилось все: и портреты артистов в фойе, и седая грубоватая билетерша в форме.  Купили в буфете талое мороженное, она лизала его кончиком языка, как малое дитя.

   Начался детектив.   Героиня  фильма  запрокинула  для поцелуя лицо с полуоткрытым ртом.

  – Ах, какая она счастливая! – зашептала мне на ухо жена, беря  в  свою тёплую руку мою ладонь. – Как он её любит, смотри!

   Это, несомненно, был прозрачный намек на то, что, по её мнению, я её недостаточно любил.

   На экране небритый рецидивист убил кассира.  Действие развивалось в непонятную сторону. Оперативное заседание уголовного розыска вёл сам полковник.

  – Я все думаю, Петя, что у нас в квартире не заклеены окна на зиму и плохо побелены потолки в спальне и на кухне...

   Голос у Алёнки был жалостливый, усталый.

   А в фильме действие по замыслу режиссера достигло наивысшего напряжения.  Оперативку вёл уже сам генерал, а тот полковник оказался в сговоре с рецидивистом.  Я с интересом следил за развязкой.

   Рядом со мной послышалось тихое сопение.  Так и есть!  Моя благоверная задремала.  Я видел сбоку ее полураскрытый рот.  Теплая рука, державшая мою ладонь, разжалась.

   «Намаялась, сердечная!»  – подумал я с доселе незнакомой мне нежностью к Аленке.
 
   Когда она, сонная, спотыкающаяся, ничего не видящая встала с сиденья и ощупью пробиралась меж рядов кресел, я взял её под руку и сказал:

  – Завтра я после работы опять пойду в лес со стульчиком и с блокнотом для записей.

  – И я с тобой!  – встрепенулась она, разглядывая, как диковинку, окружающую нас толпу.

   – Надеешься опять найти белый гриб?

   – Мы принесём из леса мешочек перегнойной земли.  Ещё ты соберешь на поле, где пасутся коровы, немного навоза в ведро.  Надо дома рассадить цветы...

   Я поперхнулся от досады.  В квартире от цветов не было житья. Горшки с ними занимали все подоконники, невозможно было открыть окно, чтобы не задеть и не расколоть какой-нибудь   горшок.  Из-за этого у нас часто происходила обоюдоострая перебранка.  Алёнка даже умудрилась поставить горшок с маленьким фикусом на мой небольшой письменный стол!

  – А после леса ты мне завтра, Петя, сделаешь второй ярус полок на окнах для цветочных горшков; цветы, к твоему сведению, выделяют кислород на свету, а я так нуждаюсь в чистом воздухе!