варкалаки

…уже под вечер мы выходим на изрезанный террасами берег старого люберецкого карьера, ищем, где бы ловчее спустится, находим, спускаемся. На пляже малолюдно, можно сказать, совсем никого, только россыпи пластикового мусора там и сям сверкают на солнце – перемазанные кетчупом тарелки, бутылки, стаканчики, банки, пакеты и т.д.
- У-у-у-у, ****ь! Как тут всё засрали! - говорит Кот.
Находим место почище, возле трамплина для прыжков в воду, сделанного тутошней шпаной из двух шпал. Садимся на песок.  Кот достает из сумки бутылку водки.
- Мало взял, - хмуро говорит ему  Батый.
У Батыя настроение сегодня совсем кислое. Всю дорогу по лесу хан обстоятельно материл старшего по смене, который  от души так  штрафанул его из-за банального  утреннего выхлопа.
  - Нормально, - отвечает Кот. – Мне завтра на работу. Между прочим, в шесть вставать.
Я мастерю из пластиковой сумки что-то вроде стола. Раскладываю нехитрую закуску: полкило докторской колбасы, половинка черного, банка оливок, малосольные огурцы. Батый  курит и смотрит на розовую и будто бы пыльную воду. Медный, смятый по нижнему краю  диск солнца стоит в тусклом от зноя небе, над березовой рощей на другом, обрывистом берегу.
Кот сворачивает крышку с бутылки и разливает водку по стаканчикам.
- А помнишь, - спрашиваю я Ромку. – Мы с тобой как-то ходили на Люберецкий? И тоже, кажется, в августе?
- В сентябре, - поправляет меня Кот. – В первых числах.
- Ну, да. Мы еще взяли  портвейна две бутылки. «Топорики»?
- Нет, не «777»,  «Кавказ» мы взяли. На вторую не хватало, и ты еще отдал этой  тетке в ларьке  жетон на метро.
Пока мы с Котом трещим, обиженный на весь мир Батый хмуро ждет со стаканчиком в руке. Серега, по его словам, не пьет неделю, но мне, сдается, от силы дня три. За время воздержания его лицо обыкновенно раскаленного кирпичного оттенка и круглое, словно  шарик, вытянулось и поостыло.
Выпиваем. Закусываем. Кот разливает снова.
- Помню, с утра пасмурно было, казалось, сейчас дождь пойдет. Мы еще думали, идти или не идти. Потом вроде распогодилось...
- Первый разгонный мы выпили сразу, как вошли в лес…
- А второй на поляне, там, где футбольные ворота…
- А потом здесь, на карьере.
- А я купаться потом полез, - вспоминает Кот.
- Тебя еще стошнило.
- Это не от портвейна. Это потому, что я поплавал и у меня в животе закуска перевернулась.
Выпиваем. 
Батый снимает джинсы и лезет купаться в трусах. Он плывет медленно, будто тяжелогруженая баржа. На другом берегу возле вязанки  ржавых циклопических труб стоит какая-то «тачка».  Бухает сабвуфер. Звуки музыки долетают до нас по воде, но, что за музыка понять совершенно невозможно. То мерещится какой-то гангстерский рэп, а то, вдруг, кажется, что это София Ротару. Мне становится завидно, я раздеваюсь и тоже иду купаться. Вода такая теплая, что даже противно. Не плывешь, а словно барахтаешься в одеяле. Отплыв подальше, я оглядываюсь. На оранжевом от густого вечернего света песочке сидит Кот и с задумчивым выражением на лице ест докторскую колбасу с черных хлебом.
Искупавшись, мы сидим возле воды и пьем водку. Солнце ушло за  березовую рощу, но прохладней не становится. Мы с Котом припоминаем и смакуем подробности нашей прошлой экспедиции на  карьер. Мы на одной волне.
- А помнишь, лето было жаркое, как сейчас, и вода в сентябре совсем не остыла?
- Да, нет, остыла, только не сильно. Бодрила вода!
- Я вот только не пойму, как нам двух бутылок портвейна  на весь день хватило?
- И верно… – удивляется Кот.  – Мы с карьера уходили уже под вечер. Еще кому-то машину из песка вытолкали. А последнюю бутылку мы на футбольной поляне допили. Помню, к нам еще какая-то девчонка подошла, стрельнула покурить. Наверное, познакомиться хотела…
- Наверное.
Батый тяжело вздыхает.  Кот, спохватившись, разливает водку.
- Хорошо тогда сходили! – говорю я, и беру с песка стаканчик.
- Хорошо, - соглашается Кот и тоже берет стаканчик.
- Подожди, а в каком это мы году… Я тогда еще на Савеловском рынке не работал. А  «Оку» ты уже купил… Это что же выходит,  десять лет прошло?
Кот давится водкой, кашляет и запивает персиковым соком из пакета.   
- Нет, - говорит Кот, - не десять. Девять лет.
- Ну, девять. Все равно страшно…
Я разливаю по стаканчикам водку, всю, что осталось.  Выпиваем. Батый с обросшей редким пушком, бритой башкой, бледный, будто пельмень, потому что летом совсем не загорал, и здоровенный, как былинный богатырь, сидит на песке, подложив под задницу защитного цвета куртку, и не торопясь курит, и смотрит на трубы ТЭЦ в Капотне.
  - А помнишь, как от варкалаков бежали? – спрашивает меня Кот, собирая, между делом,  наш мусор в пакет.
Это самый положительный персонаж из всех, кого я знаю. Ромка на полголовы ниже Батыя и никогда не был  особенно худеньким. Не курит. Женат на Наташке. Любит хорошо покушать. Русоволосый, всегда аккуратно постриженный, с прической на косой пробор.  Всю взрослую жизнь Кот работает на каких-то заводах – то он начальник цеха, то главный технолог. И  это для меня и хана Батыя,  Ромка это -  Кот, а так, если  посмотреть со стороны  получается серьезный пузатый дядька в костюме и с панкреатитом.
- Варкалаки, -  я киваю Коту, - помню, конечно.
- Вурдалаки, - поправляет нас хан Батый.
- Не-е-е,  - тянет Кот, - варкалаки.
- За нами кто-то гнался по кустам,  всю дорогу, пока до города шли, - объясняю я Батыю, а сам посмеиваюсь, чтобы скрыть неловкость.
Меня немного беспокоит, тревожит это воспоминание.
- Мы когда от футбольной поляны отошли, там, дальше на тропинке был завал, - вспоминает Кот, – сразу несколько живых деревьев упало, получилось что-то вроде шалаша.
- Знаешь, как если бы партизаны тропинку перегородили…
- Мы эти деревья обошли и идем себе дальше, к городу. И тут я вижу, что за нами по кустам...
-  Ну, идем мы по тропинке, а темно уже и фонарика нет. И, знаешь, хан, какие-то шорохи, словно кто-то за нами бежит…
Нет, думаю, не получится у нас рассказать Батыю, о том, что случилось в лесу. Не поймет Батый. Я теперь и сам-то не очень верю…  Пробую отмотать на десять, ладно, пускай, на девять лет назад. Пытаюсь вспомнить, как оно было… вот мы идем с Котом по темному лесу домой. Идем, значит, разговариваем. А лес дышит, щелкает и трещит, и густой зеленый сумрак плывет между стволов. Я иду по тропинке первым, Кот - следом,  мы поднимаемся от футбольной поляны на горку, обходим завал из живых деревьев, идем себе, идем… а потом мне начинается казаться, что возле самой тропинки то и дело щелкают веточки, и что-то шуршит в траве. Я не обращаю на это внимание, пока могу.  Но они не отстают, эти случайные шорохи. И я замечаю, что мы с Котом уже не болтаем, а идем молча и настороженно вслушиваемся.  Ерунда какая-то, думаю я и оглядываюсь и, конечно, ничего не вижу в темноте. Только потом мне начинает казаться, что я заметил, как  трава и кусты возле тропинки шевелились, будто за нами бежали какие-то лесные зверушки… Какие еще зверушки? спрашиваю я себя и немного пугаюсь и вслушиваюсь в лес, и слышу настойчивый шорох у себя за спиной, и снова оглядываюсь и вижу, теперь уже вижу, как по траве, по кустам возле тропинки бежит волна, словно от порыва ветра… Это еще что? думаю я про себя и иду быстрее, и Кот идет быстрее, я слышу, как он пыхтит у меня за спиной. А если Кот их тоже заметил, значит, и мне не показалось… Я пытаюсь сообразить, где мы сейчас и долго ли еще идти до города, и получается, что, да, долго. Я не могу понять, что происходит, и  мне становиться не по себе. Я ничего уже не слышу, кроме трескучей возни за спиной, и я никак не могу отмахнуться от этого зеленого шума, хоть и пытаюсь изо всех сил, а тут Кот мне и говорит, вернее, кричит в затылок,
- Варкалаки идут!
И я тоже кричу, задыхаясь от быстрой ходьбы,
- Какие еще, варкалаки! Кот, ты чего за ***ню несешь!
И я оглядываюсь и вижу, как лицо Кота светится бледным пятном в подводном сером сумраке леса, он едва ли не бежит, а за ним, по обе стороны от тропинки вовсю раскачиваются кусты, и я ничегошеньки не могу с этим поделать, разве что обмануть самого себя, прикинуться слепым и глухим, и идти быстрей, быстрей, еще быстрей, но только не бежать, это мне почему-то кажется важным, не бежать, ни в коем случае не бежать. И, еще я понимаю, что мне на самом деле страшно, жутковато, и  мысли  у меня какие-то неторопливые, неповоротливые  и скользкие, словно мокрые бревна - не  ухватишь…
-  Это были маленькие юркие существа, немногим больше крота. Такие гладкие и черные.  Они на меня едва не напрыгивали.  Я тогда намотал на руку сумку, чтобы отмахиваться.  Я назвал этих тварей  Варкалаками.
- А я никого не видел, - говорю я Коту.
- Я тоже никого не видел, - соглашается Кот. - Я видел только, как кусты пригибались. Это я их себе такими представлял.
- Может это кошки были или щенки? – спрашивает Батый.
- Какие на *** кошки! Это были варкалаки. Мы же тебе говорили.
- Они нас долго гнали. Только возле города отстали.
- Ну, а потом? – спрашивает Батый. - Чем кончилось-то?
- А чего, потом? - удивляется Кот, - домой пришли. Я макаронов поел, потому что разволновался в лесу и спать лег.
- Ха! – говорит Батый. – Сказочники. А почему варкалаки?
Кот молчит, вспоминает.
- Бля, да не помню я. Ну, слово прикольное… Паштет, пойдем уже! Сейчас стемнеет, а нам еще до города пилить.
Натягиваю джинсы, вытряхиваю из кроссовок песок, обуваюсь, смотрю по сторонам -  вроде ничего не забыли.

…мы идем по безлюдному пляжу восвояси. Солнце уже зашло; свет, как от присыпанных пеплом углей, до того тусклый, что наши тени на песке едва видны. Поднимаемся по грунтовой дороге на изрезанный террасами берег, перелезаем  через проржавелый шлагбаум и выходим на пятачок возле леса, где стоит заваленный мусором контейнер и исписанная незамысловатыми матюгами  доска информации. С этого пяточка тропинка бежит прямиком в лес, и если на пляже еще смеркалось, то в лесу стоит такая густая  темень, хоть ложкой зачерпывай. По-прежнему душно,  и ночью, кажется, прохладней не будет. Говорят, такого жаркого лета у нас не было с 72-го  года.
Как же так? недоумеваю я,  за  десять лет, ладно, пускай за девять, я об этих варкалаках ни разу, наверное, и не вспомнил. А если бы не Кот, может и совсем позабыл. Это воспоминание, как будто некуда пристроить, ему нет места рядом с другими  веселыми или не очень веселыми или совсем не веселыми историями на виртуальных полках в хранилище памяти. Именно что неуместное воспоминание, это не тот случай, о котором  станешь рассказывать на каждой вечеринке. Да и о чем, собственно, рассказывать? Я помню, как мы с Котом бежали через лес от непонятно кого, но не могу этого объяснить, и понять не могу, и что, спрашивается,  мне делать с этой историей? 
- Вы там чего, грибы собираете? – кричит нам Батый.
Хан уже порядком отошел от поляны, и я едва его вижу в густой темноте.
- Идем, - бормочет Кот, - сейчас идем… 
Ромка оглядывается на пляж, и медлит, и вздыхает, и я вдруг понимаю, что ему сейчас  совсем не хочется идти по тропинки через темный лес.