14. Петербургский квадрат. Элегантные Фэнсиетты

        14. Элегантные Фэнсиетты, духи-оберегатели места


А на задах царских дворцов… За углом набережной… Через двор, под арку…

Площадь – не  площадь, сквер – не сквер. Просто Пять Углов – и каждый петербуржец знает, о чем речь.

У Петербурга пять углов. На четырех ему не выстоять.

Четыре угла – юг, север, запад, восток. Зима, весна, лето, осень. Младенчество, детство, юность, старость. Объективная реальность, «данная нам в наших ощущениях».

Пятый угол – это магия. Черная магия ужаса, смерти, бессмертия, ночи,  слова. Белая магия снега, жасмина, молитвы, лебедей, добра.

То пятое время года,
Только его славословь…

«Легенды планеты Земля».  «Мифы народов мира». Эпос и анекдот. Былина и быличка. Хроника и байка.

Сдвиг по фазе… Съезд по крыше…Сбой по домену.

Байки, глюки, мульки, няшки, пенки.

Фантазии, фэнтэзи, фэнси.

Фэнсион Трапеция.

Особое место, одно такое на свете. Здесь сходятся мистическим (масонским, иудейским, халдейским) пентаклем пять улиц: Ломоносова (Чернышев переулок), Разъезжая, Рубинштейна (Троицкая) и Загородный проспект.

 «Звездочка» на плане Петрополя. А может, пометка «Нота Бене». 

На Пяти Углах (над крышей одного из домов) нависает Башня времени.    Пуанта фэнсиона, эмблема питерских всеведов.

Часы на этой башне отсчитывают пульс великого города. Пока они идут – Питер жив.

Где-то он есть, огромный пыльный шкаф времени, в котором сохраняются все петербургские минуты.

И стоит тот шкаф (дорогой, многоуважаемый шкаф) у Пяти Углов.

В нем хранятся во флакончиках прекрасные мгновения и страшные мгновения. И серенькие, простые. И волшебные, золотые.

Важно, чтобы пахло от них не нафталином.

Проза Пыляева тем и хороша, сохраняет температуру и ароматы времени.

Он всю жизнь собирал золотые пылинки.

Намывал их под струей времени, как старатель.

Из пылинок Пыляева можно отлить драгоценную вазу. А лучше – флакончик для зелья, эликсира.

Лекарство на все времена.

Старинная аптека.

Отец его владел несколькими магазинами аптекарских и парфюмерных товаров – один из них стоял неподалеку, на одном из Пяти углов.

Духи, пудры, помады. А также разные настои и мази, клистиры, пьявки, пластыри, декохты. Снотворные, слабительные, успокоительные. Возбуждающие – шпанские мушки. Прикольные укольчики. Колючие прикольчики. Магические курения (гашиш?) и волшебные порошки (опиумный мак?) от всех болезней. Товары, богемой особо востребованные…

Михаил Пыляев – потомственный аптекарь. В прозе его смешаны те самые помады, яды, ароматы, без которых всё ненастоящее. Он толок их в ступках, плавил в тигле, перегонял в кубе,  по строгим старинным рецептам. В его прозе – эликсиров и отрав хватит на много поколений вперед.

Он оставил нам  прелестное описание праздника на Фонтанке, в царствование Екатерины II, когда по воде проплывали расфранченные  дамы и кавалеры «в шлюпках и больших лодках, с гребцами, распевающими песни и играющими на рожках.

И реестр роскошных туалетов тех лет:

Самым нарядным женским платьем  при Елизавете считались «фуро» и «роброны». Мода эта держалась долго, иногда фуро обшивали блондами из флера или дымки, с золотой бахромой. Под глазетовые юбки с длинным, аршина по полтора, хвостом снизу, для полноты надевались фижмы китового уса. Кружевные подъюбники, батистовые панталоны с фестонами.

Цвета модные тогда носили такие: цвет заглушенного вздоха, цвет совершенной невинности, цвет сладкой улыбки, цвет нескромной жалобы.

Иными словами – бледно-лиловые, бледно-зеленые, бледно-лимонные.

А рядом с дамами – франты в высоких париках или с завитыми на щипцы волосами, в брошах и перстнях, в облаках душистой пудры. Цветной кафтан, штаны белые, атласные или гроденаплевые, застегнутые ниже колен серебряными пряжками, иногда с дорогими каменьями. Камзолы, вышитые шелками и золотом. Галстухи бантами. И подштанники – самого деликатного батиста.

Так наряжаются не люди, а Фэнсиетты.

Гламур-мур-мур,  обоего пола.

Или они бесполы?
 
Столь элегантными существами представляются мне феи-хранители, духи-оберегатели этих мест – с давних пор населенных людьми, столь влюбленными в красоту. В золотую ее пыль.

Милые созданья. Они дружественны русалкам Фонтанки и враждебны кикиморам – простоволосым босым бабам питерских вульгарных болот.

А в цвета «заглушенного вздоха» и «нескромной жалобы» и поныне наряжен здешний пейзаж: серо-голубоватые граниты, воды с глубями и небеса с голубями.