15. Двойники. В зеркалах

               
                15. В зеркалах

О, бронзовый гигант! Ты создал призрак-город,
Как призрак-дерево из семени факир…
Максимилиан Волошин.

Санкт-Петербург, как известно, город двойственный. Так, в нем имеются: две Троицких площади, два Невских проспекта (Старо-Невский и, собственно, Невский), две Морских улицы и две Конюшенных, два Больших проспекта и два Малых; и Невы две – Малая и Большая.

Прохожих всех столетий (кинолента у которой, похоже, конец приклеен к началу, ибо повторяется) неизменно встречают две  Ростральные колонны. И статуи Диоскуров, брат бессмертный и брат смертный у Конногвардейского манежа.

А идеальная пара, Геркулес и Флора, альянс мужества и женственности, на ступенях Михайловского замка, рифмуются с другими Флорой и Геркулесом, у Камероновой галереи.

Львы, сфинксы, грифоны и ши-цзы тоже сидят у своих подъездов и мостов парами.

Два памятника Петру I. Два памятника Пушкину. В одиночку им было бы слишком грустно коротать века. И вот, говорит лев льву… а Пушкин отвечает другому Пушкину…

В Летнем саду недалеко от дома Петра I с незапамятных пор поселилось изваянье двуликого Януса – символ двойственности мира, человека и всех его начинаний.

Старый лик обращен к Неве, естественной оправе города, фатуму наводнений, а молодой – к Михайловскому замку, мистической гробнице Павла I (природная стихия и «вторая природа», рукотворная).

В середину Аничкова моста (парадный вход в фэнсион) с четырьмя статуями юношей, укрощающих коней – как бы вставлено зеркало. Неточное, впрочем (магическое) – статуи-то разные, ни одна не повторяет другую…

Отражения Петербурга в его многочисленных реках, речках, каналах и канавках: второй, призрачный город.

Теневой Петербург: тени  дворцов, деревьев, фонарей, решеток на мокрой, снежной, голой мостовой. На траве садов и парков. То серые, дымчатые, то полупрозрачные, пронизанные солнцем, то фиолетовые, чернильные, черничные, то (в сумерках) сиреневые, то (в марте) голубые.

У них своя жизнь, они шевелятся,  дышат, что-то там проделывают, в тайне, без нашего ведома.

Во все сезоны года, во все часы дня тут идет игра черного и белого, их противостояние. Соотносятся меж собой, выясняя отношения, день и ночь, свет и мрак, сон и явь – в эзотерической традиции, ангелы и демоны, ад и рай.

И, может быть, произошла вся эта двойственность от зеркального герба России, Двуглавого орла.

Друг друга отражают зеркала,
Взаимно искажая отраженья…

Случается тут, что эхо окликает другое эхо, отражение в канале рябью ложится на отражение, двойник встречается еще с одним двойником.
Возникает:

                Тройственность Петербурга

Петербургские «острова» это три острова – Елагин, Каменный, Крестовский.

И, если уж Невы-девы вдвоем, то Невки-девки втроем прядут свою пряжу, Большая, Малая и Средняя.

Трижды, в 1777, 1824 и 1924 годах – вода наводнения превышала уровень три метра.

Первый дом в Петербурге построен за три дня.

Романовы – это три Петра, три Александра (но два Николая, две Екатерины).

В усыпальнице Петропавловской крепости лежат рядом сыноубийца Петр I, мужеубийца Екатерина II и отцеубийца Александр I.

Распутина (жителя нашего фэнсиона)  убили трижды: отравили, застрелили и утопили.

Город этот умышленный, это три города, три имени: собственно, Санкт-Петербург, Петроград и Ленинград (первые два почти совпадают друг с другом на карте, третий – как бы обволакивает их своею плотью).

Ленинград – футляр (сундук, чемоданчик, «сердечная сумка») Санкт-Петербурга.

СПб: утка в зайце, яйцо в утке, игла в яйце. А на игле – Кащеева смерть (бессмертие)...

Петроград – клон Санкт-Петербурга, голем, созданный в начале ХХ века и ныне развеянный; впрочем, не до конца. Его островки еще можно встретить в городе; призраки его (Ильич, Мироныч…) все еще являются горожанам.