16. Двойники. Зазеркалье

               
                16. Зазеркалье

Это месяц плывет по эфиру,
Это лодка скользит по волнам.
Это жизнь приближается к миру.
Это смерть улыбается нам.

Ветки сосен – они шелестели:
«Милый друг, погоди, погоди…»
Это призрак стоит у постели
И цветы прижимает к груди.
Георгий Иванов.    


На роль петербургского Зазеркалья претендует и самый старый в столице Троицкий собор, на колокольне которого дьячок однажды ночью увидел голую бабу-кикимору, от чего перепугался и кричал: «Петербургу быть пусту!» – за что был бит батожьем нещадно.

Александро-Невская лавра, с ее бегающими на львиных лапах саркофагами и летающими урнами-совами в античных пеплумах. Город мертвых в городе живых.

Марсово поле со странной его квази-пирамидой в память о жертвах революции.

И кровавого цвета Михайловский замок, где император Павел умер «от апоплексического удара табакеркою в висок» – по предсказанию, ровно на сороковой день после переезда… 

Шереметьевский дворец – Фонтанный Дом, «сноп видений, сновидений, голоса миров иных»…

Особняк на Большой Дворянской, за наглухо закрытыми дверьми которого, как доносили очевидцы, собирались на карточный «фараон» именитые покойники.

«Роковой  (и раковый) корпус», получивший свое имя в фольклоре после того, как одиннадцать его жильцов самоубились.

Аптекарский квартал на Васильевском, с Башней Грифонов.

Инфернальный особняк Матильды.

Сексуальный «Катькин садик».

Криминально-сакраментальный Обводный канал, ломающий (хрусть, и пополам!) судьбы жителей.

Расстанная улица, улица расставаний навек, по которой несли на руках гробы, шли следом безутешные друзья-родственники, тащились, чадя факелами, катафалки, к старому кладбищу.

Город насквозь пропитан чертовщиной: черти летят в тучах; вьются меж трамвайных путей; выглядывают из мусорных баков; ходят, модно прикинутые, по улицам. В каждом районе – свои «Чертовы дома» и «Чертовы углы», «Чертовы перекрестки»,  «Чертовы мосты».

А то и «Памятник небытию» или «Ворота гибели».

Треугольник смерти –  Марсово поле, Дворец фаворитки, Спас на крови.
И идущий мимо них всех, а то сквозь них Меридиан Зеро.
Но, по моему убеждению, истинное питерское Зазеркалье это наш фэнсион.
С запада он ограничен естественным рубежом Фонтанки, а на восточной его границе, на месте нынешнего Лиговского проспекта когда-то был прорыт Лиговский канал – два зеркала, отражая друг друга, образуют тоннель, уходящий в бесконечность (по мистической традиции, «заколдованное место»).

Дикое место, глухое место, бесовское место – за городской заставой, за зеркалом Фонтанки, за зеркальным залом Дворца Белозерских, за магическим Троицким подворьем, за домом Толстого на набережной – с анфиладой дворов, в центр которой тоже как бы вставлено зеркало.

Рубеж цивилизации, край ойкумены – обжитого пространства, последний остров, Ультима Туле, Mundus alter.

На окраине легче сохранить тайну. Аничков Дворец символ тайны, причем двойной. Начат он был при царице Елизавете и подарен фавориту, тайному супругу, Андрею Разумовскому.

При Екатерине II дворец куплен был императрицей для Потемкина – еще один тайный супруг. Интимный царский чертог.

Обе коронованные невесты венчались со своими любовниками секретно, глубокой ночью, в маленьких, церквях, подальше от любопытных глаз (по народным представлениям, церковь в ночное, глухое время – обиталище призраков, неотпетых душ, где они молятся с неотпетым попом).

Принцессы России устраивали резиденции своих тайных («ночных») мужей у границы города, на Безымянном ерике.