Запутанная история

Гудок поезда, с воем приближавшегося к станции, ударил Андрею по ушам. Затем фронт компрессионной волны воздуха, разбегавшегося от могучей груди локомотива, затеребил ветви берёз вблизи дороги и качнул назад - вперед его самого. Поезд притормозил перед платформой, но вместо того, чтобы остановиться, набирая скорость, убегал дальше по железнодорожному полотну. Андрей подумал, и решил не спеша пройти пешком до следующей пригородной станции. Он то семенил по шпалам, то балансировал на блестящей узкой поверхности рельсы. Когда уставал и от того и от другого, то пускался в припрыжку, наступая на каждую вторую шпалу, что, в конце концов, оказывалось также неудобным. По сторонам от железнодорожного полотна время от времени через зелень проглядывали какие-то постройки, видимо старые гаражи. Андрей пытался всмотреться, нельзя ли поймать попутку на петлявшем вдоль железки разбитом трёхполосном шоссе. Судя по совершенно перекопанным то там, то здесь участкам, движения в этих местах не следовало ожидать. И он снова шёл то, наступая на шпалы то, с хрустом делая шаги по гравию с внешней стороны рельс.  Андрей уже долго слышал шум приближающегося поезда, но тот почему-то никак не догонял его, так и оставаясь, всё время на расстоянии четкой негромкой слышимости. 
Станция, мелькнувшая из-за поворота, принесла новые надежды. Андрей, распознав надвигающийся гул поезда, поторопился успеть на платформу прежде, чем поезд сомкнёт двери и после предупредительного гудка унесётся прочь. В сумеречном свете Андрей забежал по ступенькам на площадку платформы ровно в тот момент, когда луч лобового прожектора разрезал пространство станции пополам. Заскрипели тормоза, поезд останавливался. Андрей  приготовился заскочить в тамбур, но поезд, почти остановившись, стал разгоняться, так и не раскрыв дверей. Точка света растворилась в сгущающихся сумерках. Лёгкий ветерок шелестел молодой листвой. Андрей был до крайней степени озадачен. Пройдясь вдоль платформы не найдя ни названия, ни расписания движения по этой остановке, он только подтвердил свои опасения.
Он смутно стал припоминать... На первой остановке, с которой он ушёл, тоже не было видно ни расписания, ни названия станции. Хотя поезда проходили с регулярностью, может быть, минут в сорок, но ни один почему-то не остановился. На лобовом стекле была прикреплена табличка с одним и тем же маршрутом, названия ни станции отправления, ни станции назначения не были ему знакомы. Скорее они звучали как иностранные названия, пришедшие из седого ушедшего времени. Может быть, и сами поезда мчались туда? Название отправной точки читалось, как Пераспера, а пункта назначения Адастраш. Андрея прошиб холодный пот: он не видел ни одного пассажира, ни в одном из поездов, а в локомотиве не было ни машиниста, ни его помощника. Теперь он вспомнил, как пытался судорожно проснуться из дурного сна, и ему казалось, что это удалось, но удалось куда???
  Андрей сидел за школьной партой, шёл урок истории. Андрей отвлекся на вид за окном. На клумбе уже зацвели хризантемы различных цветов и оттенков. Ещё там распустились цветы, названия которых он никак не мог вспомнить, хотя абсолютно точно их знал. Солнце припекало через стекло, через полуоткрытую форточку было отчетливо слышно, как щебетала птица. Преподавательница сделала паузу и сказала, что по пройденному материалу в оставшееся время будет проведена проверочная работа. Андрей судорожно старался припомнить, о чём только что она рассказывала. В это время учительница подошла к двери и резко распахнула обе её створки. На пороге четверо солдат в камуфлированной форме вооруженных автоматами стояли на мостовой, начинавшейся непосредственно за дверями. Они, маршируя, словно по команде, вошли в помещение класса. «Джентльмены, позаботьтесь о тех, кто не сможет ответить на контрольные вопросы»,- произнесла она тоном приказа, - «Опрос будет устный».
Андрей почувствовал сильнейшее неудобство. Он уже точно знал, что первого спросят его, но не мог догадаться какой будет вопрос.  Зато, зато... он стал догадываться по нелепости событий, что происходящее – сон. Тем временем преподавательница подошла к нему и крепко взяла за руку: «Подскажи-ка, дружок, как называется вот тот вот цветок за окном на клумбе?» и указала на цветы, росшие на газоне, хризантем там уже не было, в невысокой траве остались только те, другие. Они начали, словно в хороводе раскачиваться и Андрей точно понял, что происходящее является сном и сейчас самое подходящее время, чтобы проснуться. Чертова преподавательница повернула его себе лицом, и её взгляд направленный прямо в его глаза мешал разорвать оковы сна. Чем дольше смотрела она на него, тем пристальнее становился её взгляд, и в зрачках всё сильнее начинало играть свечение. «Его имя... имя его... что за цветок»,- тягучим шёпотом повторяли глаза. Андрею становилось не на шутку плохо. Он чувствовал, как начинает разгоняться стоя на месте. Он любил скорость, но не такую. Он чувствовал ускорение, но не мог понять, чем оно отличается от того, которое испытываешь при ускорении автомобиля или самолёта. И тут глаза подсказали, что обычно ускорение бывает в пространстве, он же ускорялся в пустоту. Андрей из последних сил закрыл веки и стал усиленно просыпаться. Проснуться, проснуться, проснуться....
Но куда он проснулся? Словно эхо из другого пространства, Андрею померещились в гудке очередного проносящегося мимо электровоза гулкие шаги солдат марширующих по мостовой. По плацу маршировала рота солдат. Они все были одеты в одинаковую камуфлированную форму без знаков различия. Первая шеренга шла с крепко сжатыми губами и прямыми взглядами, казалось, в них не было ничего живого, кроме осознания в глазах. От первой шеренге к последней выражение лиц менялось, и последние солдаты маршировали, широко улыбаясь, на лицах играла радость... и только в глазах стояла пустота. Вдруг строй рассыпался на ряды, ряды развернулись в шеренги. Вдоль шеренг выражение лиц стало меняться, волнами перехлестывая с одного края в другой меняясь на противоположное. Только у центрального пятого от любого края бойца лицо оставалось жизнерадостным и глаза осмысленными всё время, несмотря на драматические перемены с остальными участниками. Словно по знаку центральные бойцы подняли левую руку вверх, и движение остановилось. В этот момент Андрей стоял в центре кольца, образованного шеренгами роты. Центральные бойцы опустили руки и одновременно двинулись навстречу друг другу. Движение было настолько мощным и прямолинейным, что вся остальная сцена стала расплываться. Только четкий звук шагов эхом отдавался далеко за пределами происходящего. Андрей догадался - это сон. Бойцы должны были сойтись в центре, где он занимал место. Андрей знал: с гигантской силой они неминуемо столкнутся с ним. И что, что тогда произойдёт? Ему навязчиво стал мерещиться гриб ядерного взрыва с каждым шагом солдат всё больше превращающегося в реальность. Он стремительно стал просыпаться, уже почувствовав, как волны центральных бойцов сходящихся в одной точке пространства, начали толкать его. Ему повезло, он успел это сделать.
Андрей стоял в поле от края до края покрытом оранжево-алыми цветами, ещё укрывавшими свою красоту от глаз закрытой в бутонах.  Он оглянулся вокруг и увидел, как первый луч Солнца коснулся самого высокого цветка и тот раскрыл свой бутон. Тут же рядом, словно очнувшись из сна, распустился ещё один, рядом с ними стали распускаться уже два, рядом с теми уже четыре, рядом с этими четырьмя ещё восемь... так их число нарастало лавиной. Всё больше и больше бутонов, показывая свою сердцевину Солнцу, разводили лепестки в разные стороны. Андрей засмотрелся на картину и внезапно понял, что видит раскрытие каждого лепестка, каждую ворсинку на их поверхности, каждую частицу пыльцы в корзинках цветов в отдельности. Пьянящий аромат стал наполнять воздух, смешиваясь с солнечным светом и утренней прохладой. Он создавал непередаваемый живой коктейль, входивший с каждым вдохом глубже и глубже в тело Андрея. Он видел, как волна раскрывающихся бутонов бежит от центра к краям поля. Андрей увидел, как над распускавшимися цветами появляется легкое сияние. Чем больше бутонов раскрывалось, тем интенсивнее становилось сияние над полем.
Он почувствовал, что пропустил момент, когда первый его лепесток стал отгибаться от собранных в тугой бутон собратьев. Он также пропустил и момент, когда за мгновение до этого пьянящий эликсир полностью заменил его кровь и превратил его в один и цветков на этом поле. Очевидность говорила о том, что когда его бутон распустится, то сияние наберет такую силу, что всё пространство воспламенится. Ему навязчиво стал мерещиться гриб ядерного взрыва, с каждым открывающимся лепестком становившийся всё реальнее.
Андрей понял: ему нужен тайм аут. Он стал кричать неизвестное имя на неизвестном языке. Но чувствовал, что почти опоздал. Вдруг что-то избавило его от продолжения событий на поле. Что это было, он так и не понял. Теперь он стоял в круглом прозрачном зале. Субстанция, из которой были сделаны стены, была зеленовато-серой и, люминесцируя, постоянно двигалась. Прямо перед ним находился коридор из той же самой субстанции, в конце которого его ждало поле распускающихся бутонов. Он развернулся на 180 градусов, там тоже был коридор, в конце которого на плацу маршировала рота бойцов. Тогда он стал постепенно разворачиваться вокруг своей оси и со смесью восхищения и ужаса обнаружил, что коридоров бесконечное количество, и они так же быстро меняются перед глазами, как и шарик бегущий в колесе рулетки. Андрей стал крутиться быстрее, также быстро нарастало головокружение. Фокус окончательно потерялся. Единственная реальность, оставшаяся наедине с ним в действительности, утерявшей временное понятие, была мельтешащая смена коридоров. Коридоры, коридоры, коридоры... и грусть, тоска, печаль прощания с надеждой когда-нибудь вернуться в мир, где было так уютно, и его где-то в метро ждала подруга. 
Один из коридоров всё равно придется выбирать. Шаг, ещё шаг.  Словно из-под ног убегающая тренажерная дорожка, а пространство не движется. Шаг, ещё шаг, ещё шаги. Под ногами хрустит гравий, рельсы ещё тёплые от дневного солнца идут как две никогда не пересекающиеся параллельные линии в бесконечность пространства. Вот и станция, можно добраться до города. Кажется, ехать вот в эту сторону.  Поезд притормаживает, не остановился. Хорошо, будет и следующий... А будет ли он?
Андрей скомандовал себе не унывать. Какая в принципе разница, если ты уже всё равно попался в ловушку, природу которой до конца не осознаешь. Он сел на лавку, стоявшую в центре платформы. Как он ни старался что-нибудь придумать, ничего определённого не приходило ему на ум. В любом случае пришлось бы либо стоять в странном зале, где в кружащем движении сходились бесчисленные туннели, либо идти по одному из них, также упрямо и безрезультатно как по этим рельсам.
Поезд, другой, третий прошли мимо платформы. Он долго ждал, смотря в след убегающим составам. Он ждал целую вечность, глядя на набегающие локомотивы. Время перестало быть похоже  на ночь и на день, также в этом безбрежном моменте не было ничего общего ни с сумерками, ни с рассветом. Дерево лавки, блеск рельс, шум ветра в кронах, позывные поездов, клёкот ночной птицы, чёрный асфальт под ногами и всё, всё остальное, в том числе и остановившееся время, превратилось в печаль одиночного плавания. Скоро затихла надежда, потом ушла вера и только тихая грусть нарисовала образы тех, кто был так дорог, но, тем не менее, непреодолимо далёк.
Он сидел так, пока один из бесконечной вереницы локомотивов не разрезал своей грудью пространство. Разрыв начинался от секущей кромки кабины и, отступая вдаль от неё, направлялся прямиком к нему. Андрею показалось, что из разорванной плоти пространства стало что-то появляться, кружиться и летать – это пошёл снег. Он посмотрел себе под ноги. Чем дольше он смотрел, тем яснее до него доходило, что это не снег сыпался на него и вокруг, а маленькие цветы невообразимых расцветок. Один из них летел ему прямо в правый глаз. Андрей попытался моргнуть, но не смог, через миг ощутил мягкое прохладное прикосновение к своей радужной оболочке. Тут словно током его прошибло воспоминание – цветы носят название Раудинешь. Это – Раудинешь, Раудинешь, Раудинешь... Последние шипящие звуки зацепили его и потащили куда-то наверх. Андрей почувствовал, что он лежит где-то на столе и что он не может разорвать пелену сна. Он пробовал пошевелиться, но стальные петли стянули запястья вокруг больших пальцев за кисти, грудь сжимала, обвиваясь словно плющ, тонкая, но прочная струна, лодыжки также были стиснуты петлей на манер, как это делают со стреноженной лошадью. И хуже того, его способность проснуться была парализована каким-то другим неизвестным ему образом. Парень чувствовал, что он находится где-то так далеко, что все известные ему дороги обрывались на полпути сюда.

Он стал припоминать, что выпил эту глубину до дна, когда при очередном ускорении утратил последнюю унцию контроля. Последовал хлопок, такой словно взорвалась новогодняя хлопушка, затем темнота и …

Он сидел на камне и смотрел на освещённый луной дворик, где разворачивалась мистическая сцена: огромная кобра, извиваясь, властно двигалась в направлении человека, сидящего на каменной лавке. Андрей широко раскрыл глаза и увидел, как блеск его глаз, отразился в зрачках змеи. Она смотрела на него без эмоций, без сожаления или неприязни, без агрессии или спешки, он просто был её целью. Вдруг парень увидел, как в блеске зрачков кобры, отраженном в его глазах, появился странный огонёк. Он понял, что это не её холодный блеск, это, как два раскаленных угля, в лунном зеркале пылали глаза мангуста. Зверёк, грациозно повёл всем телом. Как беззвучная плеть, его хвост рассёк пространство перед глазами змеи. В тот же момент капюшон кобры качнулся от его лёгкого прыжка. Удар трёх лап, толкнул голову змеи вперёд, а четвёртая лапа коготками молниеносно распорола блеск одного из глаз змеи. Лунная плёнка разлетелась на брызги. Андрей понял, что его она уже не видит. Её единственный глаз, что остался цел, видит цель. Эта цель победа над её маленьким, но дьявольски умелым врагом. Андрей видит, как всё сильнее разгораются глаза мангуста и как блекнет глаз змеи. Он понимает, что исход схватки решён. И тут Андрей осознает, что это блеск глаз этих двух героев увёл его настолько далеко, что любая дорога отсюда – это лишь полпути. Ещё нужна переправа на другой берег. Кто сможет ему помочь? Он вспомнил, что увлёкся своим сном. Это был особенно чёткий эпизод, не такой, какими бывают обычные сны. Тогда-то ему и пришла первый раз в голову мысль заснуть ещё раз, и он сделал это без промедления. Когда он проснулся, у него появилось чувство того, что он слегка пьян и чувствует что-то похожее на эйфорию участника гонок Формулы один. Он решил заснуть ещё раз. Чувство пришло с ещё большей силой. И так раз за разом, пока это чувство не слилось в сплошной туннель. Хлопок, темнота и вот он сидит и смотрит на освещенный лунным светом дворик… но как же выбраться отсюда, ведь любой учебник – это лишь половина ответа, вторая половина – это он сам. И всё же, может быть, кто-то может помочь? Где-то можно этому научиться?
Андрей сидел за школьной партой, шёл урок истории…
Ах, так вот как это было на самом деле. Затем Преподавательница скажет: «Опрос будет устный». А после этого новое ускорение в пустоту. Это уже не смешно, хотя начиналось с баловства и куражной горячки. Да, если я выберусь отсюда, то буду гораздо осмотрительнее впредь, никогда не буду больше терять  трезвости и равновесия. Когда я хотел проснуться после третьего погружения, это же и был предохранительный клапан, как раз для того, чтобы понять всё ли в порядке. Судя по тому, чем что оборачивается, я углубился в состояние гораздо более насыщенное энергией по сравнению обычным восприятием. Теперь я не могу заблокировать потоки, и они относят меня не туда, где мне удастся проснуться. По иронии судьбы кто-то недавно в той жизни вскользь на ходу бросил выдержку из журнала о путешествиях. Она была о том, что появилось новое направление среди духовных исследователей - Путешественники Осознания. Открытие, которое их отличает от других последователей Пути, в том, что для них само Осознание является Бесконечностью. Тогда это звучало беспредметной оригинальностью или удачной фразой, теперь же оно приобрело физическую реальность.

Это было очень похоже на тревожную правду, хотя в обычной жизни Андрей никогда бы даже и не смог вообразить себя размышляющим подобным образом. Это было похоже на наваждение, которое способно не только заставить думать по-другому, но и изменить полностью воззрения на незыблемость основ. Единственное, что всплывало на поверхность сознания как возможность переломить исход безнадёжного предприятия, попытаться стать настолько лёгким и прозрачным для воздействий, чтобы потоки проходили мимо. Тогда появится возможность начать дрейф обратно. Он снова увидел, как мангуст с поразительным спокойствием рубит своими маленькими клыками плоть кобры. Кобра то свивается в тугие кольца, то захлестывает плетью хвоста пространство вдоль и поперёк, но мангуст, словно бесплотный дух выскальзывает из роковых объятий, и продолжает  методично поражать её. Андрей видит, как разгорается огонь в глазах зверька, и уже знает исход. Андрея пропитывают спокойствие и решимость это сделать.

Он помнил, что после того, как он в первый раз услышал про Путешественников Осознания, в нём поселилась лёгкая ностальгия. Фраза о том, что их отличает от всех остальных, крепко засела в его голове. Через две недели он выбил из товарища номер журнала со статьей и прочитал её самостоятельно. С первого раза он так ни в чём и не разобрался. Статья ему показалась не слишком перегруженной смыслом, мягко говоря. Но во вступлении автора он увидел некое сходство со своими мыслями. Автор говорил: «В тот раз я заметил, что моя творческая активность снизилась. Видимо, надо было, как следует отдохнуть, потому как обычный уровень энергии, граничащий с хронической усталостью, позволяет вести только выживательную деятельность, не позволяя выскакивать за этот барьер. Это и есть условие обмана - сидеть в потенциальной яме, смотреть оттуда её края и думать, что это и есть самые высокие горы и небо над ними...»

Поскольку в этих словах он видел смысл, то Андрей в следующий раз, когда перечитывал статью, отнесся ко многим вещам с гораздо меньшим скептицизмом.
Автор рассказывал о том, что однажды его осознание изменилось настолько, что духовных супер свершений не осталось поперек пути. Ушло и чувство борьбы за знание. Они стали не нужны, так как на смену спешке и сомнению  пришло чувство постоянной радости, просто возникающей из-за факта того, что ему посчастливилось существовать в этой Вселенной. В заключение автор добавил, - «Сверх свершения мне пришлось оставить тем, кто заинтересован в первую очередь в эволюции мозга, которая, по-видимому, идёт в сторону его запутывания, усложнения логических конструкций, выработки взаимно блокирующих нервных импульсов, а так же расчленения поверхности полушарий на более мелкие извилины. Хотелось бы иметь гладкие шарообразные, но при этом с отлаженной системой охлаждения, мозги. Мне кажется, что научные мужи преувеличивают значимость мозговых извилин, связывая их с развитием интеллекта. Мне же представляется более вероятным, что с течением времени человек так стал перегружать центральную нервную систему, что эволюция, в конце концов, была вынуждена прибегнуть к трюку радиатора - увеличения поверхности теплообмена с окружающей средой через извилины... для того, чтобы мозги не вскипали. Вообще, Путь такая штука, что не столько важно идти в его границах, потому, как вполне возможно, что будешь двигаться в сторону свинарника или стойла, сколько обретать осознание намериваемой трансформации призванной стать предвестником Свободы за его пределами. Для меня это стало солью Магической дисциплины».
Андрей не может понять, почему именно сейчас активизировались эти воспоминания, но четко осознаёт, что это именно то, что ему необходимо для того, чтобы выйти сухим из воды и целым из огня. Он видит, как по бушующему океану неба несётся пылающая колесница. Грива Жеребца пылает как миллионы пожаров. Она ослепляет как тысяча Солнц. Уже уносясь за горизонт, Жеребец прыжком меняет траекторию. Упряжка молниеносно приближается к ним. Вихрь колеса проходит по телу змеи, и та рассыпается на каскад искр. Колесница застывает на миг на месте. Мангуст запрыгивает в неё. Это длинное действие сжато до момента. Они начинают уходить вдаль, и это мимолетное действие растягивается и начинает разворачиваться всё медленнее и медленнее. Андрей понимает, что это Мангуст поворачивает голову в его сторону. Отблеск пламени глаз мангуста падает в его собственные глаза. И это происходит так словно Сама Жизнь зашла к нему в гости. И это так словно у него появляется право на то, чтобы быть свидетелем тайны того, что Она есть. Всё… они исчезли вдали. Андрей решает сделать это.
 
Андрей вспоминает как слабую тень, как фрагмент другой жизни, что он отправился вздремнуть после обеда, так как чувствовал, что нужно подкрепить силы. Заснул он быстро и через полчаса почувствовал, что к этому моменту уже выспался. Повернувшись с боку на бок, он решил продолжить ещё немного поспать. Это был очень четкий отрывок из сна. Он выходил на улицу из подъезда своего дома. День был жарким, яркое солнце стояло уже не слишком высоко над горизонтом. На светофоре скопилось много людей, и все, сгрудившись у кромки тротуара, ждали зелёного сигнала, чтобы перейти на другую сторону. Толи Андрею наскучил этот сюжет, толи сновиденное солнце и в правду было настоящим и настолько горячим, что он почувствовал головокружение и перешёл в сцену следующего сна. В этом сюжете он стоял посреди комнаты и думал, что неплохо бы заснуть ещё раз. Так он и поступил, и ещё раз и ещё раз и ещё…

Врач прощупал пальцами нитевидный пульс, посмотрел на слабую испарину от дыхания, покрывшую едва заметным туманом полированную поверхность зеркальца. «Это просто обморок, возможно, к тому плюс сломанная рука с вывихом. Дайте ему наркоз, чтобы он не очнулся во время операции»,- сказал дежурный травматолог. «Хотя вряд ли здесь есть перелом»,- пробормотал  под нос травматолог. «В принципе можно обойтись и без снимка. Этот парень наверняка  завтра сможет  прыгать на скакалке», - добавил он вслух.
 
Андрей снова ощущал себя распластанным на какой-то поверхности. Он, неспособный сдвинуться с места, уплывал в такт просыпающемуся страху куда-то туда, где было так мало знакомого. Всё разбредалось в стороны, и собрать хотя бы малую часть этого не представлялось возможным. Несмотря на страх, пытавшийся сжать его в своей хватке и заставить забыть о себе, Андрей почувствовал, что Воля всё ещё независима. Он решил толкнуть себя обратно к единственному знакомому предмету во всей этой ситуации – к плоскости стола. Страх пытался заполонить всё его пространство: и тело, и ум, и ощущения, и даже темноту вовне и внутри. Ужас пытался парализовать мысль о Воле, что свободно текла вне его оков. Ужас знал, что Волю невозможно заставить сдаться, только можно заставить её носителя забыть о ней. Но она уже была свободной. Потом был долгий как вечность и вязкий как топь момент, вслед за которым Андрей отодвинул страх и толкнул себя различить лица персонала сновавшего вокруг. Он пребывал в полном онемении и дезориентации, но, тем не менее, место внешне мало знакомое, приносило знакомую гамму внутренних переживаний. Он решил, что из этого положения, пожалуй, сможет себя толкнуть ещё ближе обратно к тем ощущениям, которые составляли его привычный день. Внезапно Андрей чувствует, как что-то возвращается. Это уже и не страх, и не Воля. Это лёгкость, это ветер, которые несут его на гребне так высоко, что вернуться обратно равносильно тому, чтобы снова стать маленьким и утратить чувство перспективы. Это равносильно тому, что свернуть парус в тот самый момент, когда он только раскрылся и после стольких лет у причала бригантина души, набирая ход, показала то, на что она всё-таки способна. Но что-то помимо его желания или нежелания толкнуло Андрея обратно на стол.

Операция была настолько лёгкой или вернее сказать, что её как таковой не было, что по прошествии двух часов врач сказал: «Хорошо, если просится, то отпустите его домой. Тем более что коек свободных в отделении нет. Через три дня пусть приходит на осмотр. Вывих для настоящего мужчины - ерунда».

Андрей настолько быстро пришёл в себя, что это было как-то странно. Он шёл по незнакомому коридору, подходил к транспортной остановке, заскакивал на ступеньки автобуса, когда двери открылись. Он, хоть и несознательно, но был уверен, куда нужно идти. Затем он снова ощутил тот самый затмевающий разум поток. Он двигался, но не помнил, как и куда. Потом был момент парения. Он не был под куполом станции, не был он и на её плоскости в рядах остальных. Между тем будто издали было видно, как потоки людей двигаются в разных направлениях. Разная плотность, разная скорость, головы покачиваются туда обратно. Всё происходит в каком-то искрящемся тумане. Там где потоки соприкасаются или пересекаются, возникает турбулентность. В одном из маленьких водоворотов, он видит знакомое лицо, привычные движения. Это она ищет его.

Андрея не было ни на одной из лавок ни в центре, и ни у первого, ни у последнего вагона электрички метро. Его подруга решила ещё раз обойти от одного края платформы до другого, чтобы окончательно убедиться в том, что его нет. Встревоженные чувства не давали ей сконцентрироваться на обстановке. Ей то  казалось, что он не придет и вовсе, то что-то подсказывало, что часть его присутствия уже здесь.

Он сидел на лавке, которая стояла в центре зала станции. Это была та самая лавка, на которой они договорились встретиться, и мимо которой она прошла уже несколько раз. Девушка стояла прямо перед ним, смотрела в глаза и теребила за плечо. Андрей так и не мог понять, когда же он точно проснулся: сейчас, тогда на столе или где-то вне этих категорий и пространства. Единственное, что он точно знал, было то, что, скорее всего, без неё этого бы не случилось.

В.С.