Обознался

ОБОЗНАЛСЯ...

                Лучше  скажи  мало, но  скажи  хорошо.
                Козьма  Прутков
       — ...Я смотрю, а он всех собак моих раскидал, как горсть дохлых мух, и летит на меня под гору во весь опор... Тут я, наконец, про ружьё своё что-то та-кое вспомнил... БАЦ!!! БАЦ!!! Обе пули совсем мимо, только на земле справа и слева от медведя две глубокие борозды! А он — кубарем, и катит ко мне, как огромный волосяной ком. Мне моё ружьё перезаряжать уже некогда, деваться совершенно некуда, потому как справа и слева отвесные стены. А сзади - обрыв...
       Василий передохнул перед решительным броском своего воображения. Рассказывать такие вещи на одном дыхании нелегко, особенно если слишком свежи воспоминания.
       — Ну, думаю, всё... Полный и окончательный мне Вася! Сделает из меня сейчас этот косолапый повар шикарный полуфабрикат для лесной « Кулинарии »! Лёг я на своё пустое ружьё, закрыл руками горемычную голову, и сочиняю на ходу душевную молитву...
       Василий опять взял себе в рассказе небольшую передышку. Он шёл впереди, поэтому Максим не видел его лица, а это сильно обедняло впечатление от услышанного. У рыбаков очень выразительны руки, а у охотников ещё выразительнее лица.
       — ...Налетел он на меня лавиной, придавил своей могучей тушей к камням так, что я чуть в обморок не провалился, и дальше покатил. Только рявкнул, как ругнулся, когда с обрыва сорвался. Потом слышу - ухнул он в воду с двадцатиметровой высоты. Аж воздух задребезжал! Тихо, вроде, стало… Я лежу и боюсь даже голову поднять - всё мне не верится, что живой после всего этого остался...
       Василий остановился, опустился на корточки, и побрызгал водой из реки себе на лицо. Максим прислушался, надеясь услышать шипение капель, испаряющихся на разгорячённой коже. Птицы пели громче, значит, Васька пока вдохновился не на полную катушку.
       — ...И вдруг слышу: ругается кто-то на реке... Я сел, прислушиваюсь... Точно, ругается! Голос мужской, грубый, и такой, будто мужик ещё и жуётся с аппетитом! Я гоню в слегка отдышавшееся ружьё два абсолютно свежих патрона и ползком к обрыву. Только подобрался, а мужик на реке как заорёт благим матом: — Да чтоб я тебя в гробу видал!!! В белых кроссовках!!! - И сразу мокрым чем-то по камням - ПЛЮХ! ПЛЮХ! ПЛЮХ! Я уже тоже опомнился трохи, думаю: никак, прижал мой медведка на берегу одинокого рыбачка, станет сейчас бедный мужик заместо меня хорошим живцом на добровольных на-чалах. Вскакиваю с ружьём наперевес...
       Василий умолк, распрямляясь.
       — Ну и как?.. — подтолкнул его вопросом Максим. Его сейчас интересовала окончательная мораль истории - Васька обожал рассказывать глубокомысленные басни.
       — Что — КАК?.. - хмуро спросил Василий? - Пусто было на реке. Ни медведя, ни даже его пузырей...
       — А рыбак?
       — И рыбака тоже нет...
       — Утонул, что ли?
       Василий пожал плечами. Просторная куртка почти скрыла этот лёгкий жест.
       — Кто ж его дикую таёжную душу знает! Я потом на берег спустился, поглядел на камнях. Мокрые медвежьи следы ведут в скалы, а человеческих вообще нет...
       Максим вдруг хохотнул.
       — Так что ж, выходит, это косолапый самолично крыл тебя сверху и снизу родным шифером?
       Василий зачем-то коротко глянул себе через плечо, но промолчал. Выражение его лица пока было нейтральным.
       — « Ну, ничего... — подумал Максим злорадно. — Я тебя всё равно заведу, балагур... »
       — А аглицкого акцента ты у него случаем не заметил, Васята? — спросил он с обидной издёвкой в голосе. — Может, это был самый настоящий американский резидент, искусно замаскированный под нашего национального Топтыгина?
       Василий одёрнул куртку. Для совершенно спокойных нервов это было лишнее движение.
       — Не веришь, значит? Думаешь, мне всё это с испугу хорошо померещилось?
       — В таких случаях мерещится абсолютно всё, милый мой друг Вася,— сказал Максим нравоучительно. — Окромя очень сильно испорченных дорогих штанов...
       Василий угрюмо сплюнул себе под самые ноги, хотя места вокруг было сколько угодно. Максим мысленно прибавил себе ещё одно выигранное у него очко.
       — Ничего... — с тайным, но заметным злорадством проговорил Василий. — Авось да повезёт! Кстати!.. - Он подошёл вплотную и ткнул Максима пальцем в грудь. — Ты взял чистое бельё?..
       — Тебе? — засмеялся Максим.
       — Нет - себе...
       — Взял... — Максим по инерции улыбался, пока не понимая, к чему клонит приятель.
       — Ха—ра—шо! — довольным тоном сказал Василий и вразвалочку пошёл вперёд.
       — « Ну  что  за  мужик... — беззлобно подумал Максим, пристраиваясь ему в след. — Не  поймёшь, серьёзно  он  это, или  шутит. И  не  прошибёшь ведь  его  ничем! Броневик... В  чью  пользу  хоть общий  счёт-то?.. »

       Минут десять они шли по заросшему травой берегу реки молча. Василий, скорее всего, вновь и вновь переживал охоту на него того говорливого медведя, а Максим был поглощён движением по незнакомой и местами труднопроходимой тропе.
       — Погодь-ка! — Максим вдруг остановился, наткнувшись головой на неожиданную мысль. — Так ты меня сюда потащил свои галлюцинации смотреть?!
Василий промолчал, и даже не притормозился. Его невозмутимая спина была чрезвычайно выразительна.
       — Нет, ты постой! — Максим догнал провокатора и схватил его за рукав, видя, что тот пытается уклониться от прямого ответа. — Признавайся, злодей: сам себе не поверил, так приволок свидетеля?! Неужели ты всерьёз веришь в эту чушь?!
       — Я не шизофреник... — Василий смотрел спокойно и немного насмешливо.
       — А какого же чёрта ты не сказал мне всё сразу?! Не отходя от кассы?! Морочил голову почти день! Гусиная охота! Прорва грибов! Обалденная рыбалка!
       — И ты поднял бы меня на смех. Разве не так?
       Максим был не совсем уверен с ответом.
       — Всё равно! — сказал он после некоторых раздумий. — Потом-то ты мог мне хоть что-то сказать?! Когда мы были уже в пути! Ведь, если я правильно понимаю твою откровенность, мы уже на подходе?
       — Да, каких-нибудь полчаса ходьбы. Если мы, конечно, не повернём обратно...
       Максим внимательно посмотрел Василию в его жутко хитрые зелёные глаза.
       — А ты хороший психолог... — сказал он, усмехнувшись. — Всё правильно рассчитал. Я-то, балбес, ещё удивлялся, почему это мы идём на промысел без собак? А ты же  ЕГО  испугать боишься...
       Разговор опять увял на несколько минут. Они молча шли по берегу; каждый думал про своё, но оба — об одном.

       — Где-то здесь он... У медведей поделённые территории, значит, эта – его, — сказал наконец Василий, когда они подошли к крутому, заросшему пышным мхом утёсу, утонувшем основанием в реке. Он снял с плеча долго мешавшееся и всё-таки дождавшееся своего часа ружьё, переломил его стволы, проверяя патроны.
       У Максима тут тоже был полный порядок.
       — Ну, теперь гляди в оба! — по-дружески посоветовал Василий, вешая ружьё обратно на потёртое плечо. — Идем, прикрывая друг друга. Лезу я - ты стоишь с ружьём на изготовку. Лезешь ты - страхую твою корму я. И, смотри, не проворонь его, и не пальни с перепугу. Он ходит очень тихо и, похоже, людей совершенно не боится.
       — Что же это за медведь такой, который ругается, как сапожник, и от людей не шарахается?..
       — Урод какой-нибудь. Или мутант. А может, треснуло его чем по башке так, что мозги сошли с медвежьих рельсов. Всякое в жизни бывает, особенно у медведей.
       Василий оценивающе прошёлся прыгающим взглядом по замшелым скалам.
       — Не исключаю, что он всего этого ещё с детства у туристов набирался. Приставал ненароком к каким-нибудь группам « дикарей », они его и испорти-ли. Тут иной раз такой дремучий народ бродит - медведь рядом с ними может показаться городским интеллигентом. Я однажды сам наткнулся на них совершенно случайно. Лежат все вповалку, глаза закрыты, в волосах сучья, бороды до пояса, одежда изодрана... Я по простоте душевной решил, что заблудились люди, совсем пропадают. Кинулся к одному, стал его в чувства приводить... А он глаза открыл, да как рявкнет на меня! Что твой медведь! Тут и остальные повскакали... Веришь ли - едва ушёл! Чуть в мелкие клочья не разорвали! Оказывается, у них там просто был привал. Дети Природы, понимаешь...
       — Чушь всё это! — сказал Максим с сомнением. — Не бывает в тайге говорящих медведей! Только в « Детском  мире »!
       — А почему бы ему и не быть? — возразил Василий. — Есть же среди людей дураки, отчего бы и среди медведей однажды не появиться гению?        Всё-таки не одну тысячу лет они живут рядом с нами, могли бы чему-нибудь у нас и научиться.
       — Ругани... — буркнул Максим.
       — Ну, это уж с кем поведёшься... – парировал Василий. - Сам медведь тут ни при чём.
       Максим закинул свою « тулку » глубже себе за спину.
       — Хорошо, пойдём, посмотрим вблизи на твоего таёжного филолога. И послушаем...
       — Ты только, пожалуйста, поосторожней... — попросил Василий. — Зверь-то редкий, может быть, даже уникальный...
       — А если этот уникум вдруг начнёт выяснять, с какого боку ты вкуснее всего?
       — Стреляй! Но не в него. Пугни только...
       — А если ему и стрельба по душе?
       — Всё равно... — упрямо сказал Василий. — По нему стрелять только в самом крайнем случае. Может быть, ради науки лучше будет сохранить его, а не меня...
       — Ладно уж... — сказал Максим, сдаваясь. — Будем надеяться, что до дружеских объятий на этот раз не дойдёт...

       Они полезли наверх. Василий шёл первым, как проводник. Пока он карабкался по скале, Максим стоял на страже, обозревая склоны бдительным оком, и поводя крупнокалиберными стволами. До сих пор происходящее походило на забавную игру, и ему всё ещё казалось, что Васька шутит. Вот залезут они на вершину, и он там что-нибудь отмочит. Танец маленького лебедёнка, например... Хотя, вряд ли. Васька - не хохмач, он с совершенно спокойным лицом выдаст очередную мораль, от которой у мужиков преждевременно начинаются родовые схватки.

       На самой макушке скалы Василий отряхнулся, снял с плеча ружьё, и стал ждать, когда Максим к нему вскарабкается. Тот лазил по горам гораздо хуже, часто соскальзывая с гладких камней. К побитым тропой подошвам ног прибавились синяки на коленках, и царапины на руках. Ружьё тоже беспокойно елозило по спине, и норовило врезать, чем придётся, по тому, что случайно попадётся.
       На финише Василий подал другу руку, и рывком забросил его без малого восемьдесят к себе под ноги.
       — Ещё немного, ещё чуть-чуть... — сказал он, дав Максиму слегка отдышаться, и пошёл по гребню, изредка поглядывая вниз.
       Они подобрались к широкому, открытому к близкой реке ущелью с крутыми, обрывистыми склонами. Минут десять пришлось искать наиболее безопасное место для быстрого спуска, пока они не выбрали десятиметровую стену, испещрённую глубокими трещинами.
       Василий размотал верёвку.
       — Как раз для тебя спуск, — тихо сказал он Максиму. — Если загремишь, будет за что зацепиться. А если внизу что случится, я втяну тебя наверх. Коли здоровья хватит...
       — А ежели что стрясётся наверху? — Максим опасливо глянул с обрыва вниз. — Костей ведь не соберёшь даже поштучно…
       Василий редко улыбнулся.
       — Тогда лови. Сигану на тебя вниз головой...
       — Нет, ты уж лучше в меня промахнись... — попросил Максим на полном серьёзе. Он всё ещё играл навязанный ему спектакль, потому что пока не было команды « Отбой »!
       — Ладно, попробую громыхать прицельно...
       Максим обмотал верёвку вокруг своего пояса, обеими руками крепко вцепился в неё, перешагнул через край, и, наплевав  на всё то, что делается вокруг, сосредоточился своим вниманием на скале перед лицом, царапая по ней постоянно скользящими ботинками, и осыпая вниз регулярные горсти шумящих камней.

       Когда он прошёл уже большую часть опаснейшего в его понимании пути, наверху всё-таки что-то произошло - Максим вдруг почувствовал, что камнем планирует вниз. Он судорожно вздохнул и внутренне сжался, ожидая страшного удара...
       Но дно ущелья было совсем рядом, всего в нескольких метрах, поэтому к некоторому огорчению Максима удар получился гораздо слабее, чем он ожидал. Он был больше ошеломлён самим падением, о котором они с Васькой не договаривались. Ружьё, ударившись прикладом о валун, оборвало хлипкий ремень, и, звякая по камням металлом своих стволов, поскакало куда-то в сторону. Сверху на Максима, извиваясь рассерженной змеёй, упала верёвка. Прямо перед его глазами мелькнуло Васькино гладкоствольное, и, рикошетом уйдя от булыжника, зазвякало вслед за первым.
       — « Сдурел он там совсем, что ли?!. — оглушённый двухсекундным падением, подумал Максим и посмотрел вверх. — Так  ведь  и  гарантированно  убиться  можно... »
       Наверху никого не было и он, кряхтя, повернулся туда, куда умчались ружья…

       ...В пяти метрах от него стоял громадный, чёрный, как смоль, медведь, и, склонив набок большую лобастую голову, угрюмо сверлил его малоприветливым  взглядом...
       — Вася!!! — взвизгнул Максим, чувствуя, что совершенно потерял контроль над парализованным телом. — Вася!!!
       Медведь шумно вздохнул.
       — Миша я, однако, а не Вася вовсе... — внятно рыкнул он. — Обознался ты шибко, паря... Нету тут таких…
       Он крутанулся на месте и, скребя по камням длинными когтями, косолапо ушёл за нависшую над берегом скалу...

                В  тихом  омуте
                иногда  заводятся
                и  буйные
                черти…