Зависть

ЗАВИСТЬ

/детектив с сексуальными отклонениями/


– Входите, входите, не стесняйтесь. Позвольте вашу повесточку и присаживайтесь.


– Надолго?


– Как суд решит.


– Тогда постою. И вообще не пойму, кому и зачем я понадобился?


– Вы были знакомы с Еленой Николаевной Шакиной?


– Невежливый вопрос.


– Отчего же невежливый?


– Оттого, что только однажды переспал с нею.


– Одна ночь не повод для знакомства?


– Это случилось днём. Конечно, не заметить такую женщину, надо быть слепым, но ведь не скажешь такой даме, давай переспим.


– Какой такой?


– Крупной. Сам себе кажешься песчинкой, которую легко раздавить.


– И всё же рискнули?


– Чистая, сказать по правде, случайность.


– Конкретней, пожалуйста.


– Рассказывать такое между мужиками не по-джентльменски получается.


– Я не джентльмен, а следователь. Валяйте.


– Отпустите меня, пока мы оба с вами не нагрешили.


– Грехи беру на себя, а вас не отпущу, пока не проясню подробности совращения.


– И прояснять нечего. Всё, как обычно.  Она позвала.


– А вы только этого и ждали?


– Я ведь дворник. Хожу не иначе, как по вызову.


– Не забегайте вперёд.  Придерживайтесь последовательного развития событий.


– Последовательного можно.  Они все последовательны. С такой женщиной иначе и не бывает.  Убираю, значит, как-то двор. Глядь, идёт. Такая из себя вся, как ромовая бабка. Поклонился. А она остановилась и глядит на мою лысину. Я перед такими, как она, всегда снимаю шапку. И вдруг говорит: “Зашли бы, Апполон / меня Апполоном  родители нарекли / зашли бы, говорит, Апполон Григорьевич, дело до вас  имеется”. Ладно, отвечаю, зайду. Как двор приберу, так сразу. А она: ”Апполон Григорьич, уборка не Алитет, в горы не уйдёт”.


– А кто он такой, этот Алитет? – всполошился следователь.


– Если вы, человек учёного ума, не в курсе...


– Выясним, продолжайте.


– Я и пошёл. Наше дело дворницкое, идти куда укажут.


– И что же?


– А вы в её квартире были? Видали зеркальную ванну? В ней я её и того... И. представьте, не сопротивлялась, а как бы даже подбадривала: “Не робей, Апполоша”! А то вдруг помрачнеет: “Ты, мол, такой же, как все другие, никчема, не умеешь меня удовлетворить”. 


– А вы?


– Раз, говорю, с вашей стороны такая благодарность, тогда до свиданьица. Поищите себе другого удовлетворяльщика


– А она?


– Испугалась. Сама, говорит, стану удовлетворять тебя, Апполоша. Любое твоё желание исполню. И вправду исполняла.


– В каком смысле?


– Во всех смыслах и всякими способами. Сначала даже неловко было. Такая госпожа, созданная, можно сказать, для министерского чина, а употребляю её я, Апполон Бельведерский: три класса образования и три года производственного стажа. Но ко всему, безусловно, привыкаешь. Ну и я привык.


– Тогда зачем убили её?


– Ни за чем не убивал. Кто вам такое наклеветал?


– Её нашли мёртвой. В самый день вашего у неё посещения. Есть свидетели.


– Мало ли кто у вас свидетели. Может, кто свидетель, тот и убивал.


– Если у вас на сей счёт имеются предположения, поделитесь ими с правосудием.


– Когда я был у неё, явился некий господин, но какой именно, не разглядел, будучи спрятан в шкафу. Но слышал осязательно, особенно, когда промеж себя спорить стали. Уж как она только его не обзывала... Шкаф, в который меня спрятала, и тот покраснел.


– Как именно?


– Покраснел?


– Обзывала.


– Как обыкновенно женщина обзывает мужчину: импотент и прочие эпитеты.


– А он?


– А что ему оставалось? Грозился прикончить её.


– А она?


– Сомневалась, что он способен на такое.


– А он?


– Он, конечно, её поимел и хлопнул дверью. Я выбрался из шкафа, тоже её поимел и, помню, разозлился, что она какая-то абстрактная. Но хлопать дверью не стал. Нам, дворникам, не положено на службе проявлять свои чувства.


– И кто это может подтвердить?


– Она.


– Так она же мёртвая.


– Фу ты, пропасть, забыл! Стоит перед глазами как живая.


– Придётся вас арестовать.


– Это ещё почему?


– Потому что тот, на кого вы указываете, нам неизвестен, а вы под рукой. Да и при обыске в вашей квартире обнаружены ценные вещи, принадлежавшие убиенной.


– Та она сама же мне их дарила. «Таких, как ты мужиков, сказала, у меня прежде не было. В другой раз ещё лучше кое-чего подарю».


– И не дождались этого раза?


– Сами же говорите, убили. Выходит, в этой истории ограбленным и, значит, пострадавшим получаюсь я.


Следователь задумался. Ему был симпатичен этот дворник: прост, незатейлив и силы, видать, немереной. И если в этот раз действительно не убил, мог бы сделать это в другой. А то, что жаден, так это грех не только его, а всего цивилизованного человечества. С другой стороны, дело заведено и надо его закрывать. Ждать, пока подвернётся подходящий клиент, на которого спишется, не резон. И вдруг слышит сам себя:
;

– «Ладно, подожду»!


– Ждать-то чего будете?


– Пока созреешь и сам расколешься. Или...


– Чего уж там, не тяните за душу.


– ... поделишься.


– Гимнюки вы юридические! – всердцах выдохнул подозреваемый.– Сами ни на что не способны, а увидите в чужих руках, завидки берут.


– Преступники наглеют! – возмущались в унисон пресса и женщины.


Мужики выглядели сдержанней:


– Дожили! Бабу приговорить по-своему усмотрению не моги. Тогда пускай хоть зарплату дают вовремя, чтоб было на что горе залить...


Борис Иоселевич