Нетарифицированная Россия

    В кои веки случился у меня пробел в работе в три дня и решил я съездить к себе в деревню Сенькино, что в Псковской области, рядом с Пушгорами. Эти лечебные места издревле наполняли людей положительной энергетикой и силой ума и тела. Пушкин не зря проводил здесь большую часть своей поэтической жизни, во время которой писал свои знаменитые стихи и восполнял себя энергией здешних минеральных вод и грязевых источников местного озера.

   Я опускаю углубление в прошлое выбора своего знаменитого земляка и перейду к сути своего рассказа.

   Покупая предварительно билет на Петербургском автовокзале, я впервые услышал термин «не тарифицированная остановка», но не придал этому особого значения и купил билет до ближайшего тарифицируемого населенного пункта, в надежде, что водитель автобуса высадит где попрошу, что на деле так и произошло. В 5 часов утра, хорошо выспавшись, я вышел на повороте, за указателем 385 км. киевского шоссе.

   И со вкусом глубоко вдохнув свежего воздуха напитанного сосновым ароматом, с привкусом можжевельника, как на одном дыхании прошел около трех километров по наезженной тропинке, уперся в заброшенный скотный двор, с кое-где сохранившимися еще с советских времен поилками. Пройдя мимо, вошел в деревню с несколькими домами с покосившемся крышами, от 2х прошлых снежных зим.

   В темноте, по памяти, нашел свой дом на взгорке, среди запорошенного снегом фруктового сада, отворив сенцы на ощупь снял со стены ключи и отворил входную дверь.

   Внутри было сыро и промозгло, но мелко наколотые дрова, лежали у большой, белеющей в темноте русской печи. Зажег керосиновую лампу и быстро растопив печь, я не раздеваясь включил, с собой привезенный ноутбук, и начал корректировать дипломную работу, по теме совершенно отдаленной от этой романтической ночи. Закончив работу, я еще подбросил в печь большую охапку березовых и еловых поленьев, и разомлев от тепла незаметно уснул, сидя в кресле у огня.

   Проснулся я от легкого стука в окно. Пришел Сашка-сосед, одинокий 55 летний мужик, всю жизнь проработавший дальнобойщиком и по этой причине, оставшийся без жены и приобретя распространенную болезнь всех наших заброшенных российских деревень под названием алкоголизм. Он мне долго рассказывал про то, как он тут живет, потихоньку опрастывая, выставленную мной Путинку, небольшими глотками, прямо из чайной чашки и по привычке ничем не закусывая. Сашка никогда не курил, и когда после очередного рейса застал дома, в постели у своей жены чужого мужика, он развернулся и уехал к тетке в деревню, а после ее смерти так и не вернулся в Петербург, и уже 17 лет живет бобылем в деревне,  приглядывая за пустующими без хозяев домами и зарабатывая на жизнь разовыми работами.
               
   Ты чё, Саш, выпивать не устал? А завтра-то работать надо, хмуро спросил я соседа, помня, как тяжело утром просыпается этот деревенский трудолюбивый одиночка.

   Но Сашка, словно пропустив мимо ушей мой укоризненный тон, продолжал свою историю:

 — Да ладно тебе, Петрович, понимаешь... Я вот думаю, брошу всё-таки пить совсем. Мне ведь тоже семью хотелось бы иметь, детей воспитывать. Только поздно уже, наверное...

   Мы оба замолчали, прислушиваясь к треску дров в печи да тихому завыванию ветра за окном. Потом он снова заговорил:

 — Знаешь, Петрович, у меня тетка была хорошая женщина. Всю жизнь одна прожила, зато в доме уютно было. Вот и я теперь, бывает, зимой перед печью посижу, вспоминаю её рассказы разные. Как она мне говорила: «Жизнь — штука непредсказуемая, дорогой племянничек. Может случиться всякое, но главное — чтоб душа спокойная была».

 — Это верно говоришь, Сашок, согласился я, думая о своём. Жизнь наша такая сложная порой становится, особенно если живёшь вдали от больших городов, где даже телефон не ловит. Но знаешь, я тут подумал: может, тебе заняться делом каким-нибудь полезным?

 — Ну типа чем? — оживился Сашка, вновь взглянув на бутылку, которую держал обеими руками.

 — Например, помогаешь людям ремонтировать старые дома, строить новые дачи, бани там всякие... Люди приезжают отдыхать сюда, многие хотят обустроиться. У тебя руки золотые, видел я твои поделки деревянные возле сарая. Можно мастерскую оборудовать небольшую, продавать изделия народные, сувениры, мебель.

   Сашка задумался, потом кивнул головой:

 — Точно, Петрович, дело хорошее говоришь. Надо попробовать. Давно хотел своё занятие найти, да всё лениво было начинать все сначала.

   Он допил остатки водки, аккуратно поставил стаканчик обратно на стол и встал, пошатываясь:

 — Ладно, пойду я домой спать, скоро уже светать будет. Спасибо за беседу добрую, Петрович. Душевно поговорили!

   И вышел наружу, оставив за собой лёгкий запах перегара и дым от остывающей трубки моей старой бабушки, которой я пользовался, пока мы разговаривали.

   Прошёл ещё год, и, приехав однажды поздним вечером такой же зимней ночью, я увидел свет в окнах Сашкиного дома, напротив своего участка. У него горел огонь в печи, слышались звуки рубанка и молотка. Теперь Сашка жил иначе, стал мастером-изготовителем деревянной мебели ручной работы, помогал туристам находить жильё, сдавал сезонно комнаты своим знакомым дачникам. Его жизнь наполнилась смыслом, работой и новым кругом знакомств. Даже голос его изменился, став уверенным и бодрым. От предложенной мною, по привычке выпивке, Сашка отказался, чем здорово поразил меня.

   К нему старость пришла позже, вместе с мудростью и спокойствием, которыми щедро одаривала эта маленькая русская не тарифицированная деревня, затерянная далеко от суеты мегаполисов и городской жизни.