Не жаль пути пройденного Нет большего горя, чем см

НЕТ  БОЛЬШЕГО  ГОРЯ,  ЧЕМ  СМЕРТЬ  РЕБЕНКА

Служить Андрею довелось на краю земли в городе Хабаровске. Служба шла хорошо, выучился на шофера, получил права. Об этом он писал в своих нечастых письмах жене, передавая поклоны отцу и матери, брату Ивану, снохе Софье и закадычному другу Андрюхе Мурзину.

Иван в мастерской возился с тракторами, плугами, сеялками и жатками. Дед Абрам был занят на колхозной работе, по разнарядке выходила на работу Софья, но колхозницей не числилась. Ульяна шофером на легковой машине возила по всему району то механиков МТС, то директора. Возвращалась домой поздно, когда почти все домашние уже укладывались спать. Тихонько переговаривались с бабой Дуней, обменивались новостями.

-Ульяна, беспокойным Фелюшка стал, год ему миновал. А слабенький, плохо ест.

- Не ровно он дышит, Ляна, то вдруг совсем затихает,- жаловалась она встревоженной молодой матери.

-Повезу сына в Ирбитскую больницу,- твердо решила Ульяна.- Спасу, помогу ему!

Заключение врача-рентгенолога мать услышала, как револьверный выстрел.

-Правое легкое не просматривается, сердце перемещено в правый бок. Нетипичный случай. Надежды нет.

Все вокруг стало серого цвета. Белёные стены больничной палаты, медицинская сестра, пришедшая в палату с уколами, была в халате  с серыми пятнами. Сынок умирал...


Из Ирбита ехали долго. Начало октября превратило окружающие дорогу кусты и деревья в золотисто-зеленых прохожих, лениво машущих вслед проезжающим грустными ветками. Колдобины измученной дороги ощущались каждой клеточкой тела.


Дед Иван Фотеевич изладил гробик. Софья украсила его остатками обоев. Погодился сосед- инвалид Алексей Игнатьев с фотоаппаратом. Вот и все, что осталось от Феликса Андреевича Дымшакова - эта вот фотография. Высылала еще один снимок маленького сына в армию отцу.

Беда, как правило, не приходит одна. Не прошло и месяца. Вернулся с работы Иван Фотеич раньше обычного. Не разуваясь, сел к столу. Левой рукой держась за грудь, попросил :
- «Ну-ка, мать, намешай мне сажи из цела. Неловко как-то в груди».

Сажа из русской печки была давним его лекарством. Помогала, трудно объяснить чем. Пока Надежда Григорьевна на своих отекших ногах подошла к печи и готовила снадобье, её Иван медленно сполз со стула и тихо отдал Богу душу.

 В один месяц Ульяне пришлось проститься с дорогим сыночком и любимым отцом. Шел ей в ту пору двадцать третий год.