28. Двойники. Портрет

                28. Портрет

К Пушкину, быть может, именно где-то здесь, поблизости пришло ощущение (и даже ясное осознание) собственного бессмертия.

Со времен Гоголя портрет в петербургской традиции – один из символов двойничества. По народным суевериям, портреты обладают частью души своего оригинала, и при определенных обстоятельствах некоторые из них могут оживать.

Так, к примеру, ожил портрет Федора Достоевского, (мистического патриарха фэнсиона), как-то приставший, прилипший к почтенному издателю «нового времени» Суворину в день достоевских похорон.

На другом берегу Фонтанки, на Щукинском рынке (нынешний Апраксин двор) бедный художник Чартков купил на последние гроши портрет старика в азиатском костюме, на лице которого удивительным живым огнем горели глаза, «они словно смотрели прямо в душу Чарткова…»

Тысяча червонцев, найденных в раме портрета спасают художника от бедности и приносят ему коммерческий успех. Но легкость, с которой приходят к Чарткову деньги, оборачивается для него утратой таланта (из евангельской притчи). Чартков – на слух почти как Чертков («черт», с поправкой на «чары»). Вспомнилась эта история кстати, она соотносится напрямую с нашей главной темой, о Художнике и Мире.

Ортодоксальный ислам, вот, запрещает писать портреты людей – не смейте соревноваться с Аллахом. Грех.

А христиане даже портреты Бога пишут, Богоматери, святых, ангелов – иконы.

Двадцатисемилетний Пушкин, по просьбе друзей, позировал для портрета Оресту Кипренскому (тоже фигура мистическая – незаконнорожденный беззаботный полугений) в его мастерской в Шереметьевском дворце на Фонтанке.

В том самом астральном Фонтанном Доме, с зеркальным Белым залом, с «перекличкой шереметьевских домовых», с новогодним шествием привидений. С двусмысленным девизом над воротами: Deus conservat omnia – Бог сохраняет все.

Портрет Александра Сергеевича работы Кипренского вышел хорош, по мнению многих, самое достоверное из прижизненных изображений поэта. И то сказать, 1827-й  был особым для Пушкина. Цифры его: два и семь, «коварная двойка», коей легкомысленно вверял он «дедов честный капитал», и семерка, Фортуна, богиня счастья. А сумма их – девять, число муз.

Это год его власти, его вступления в Аполлонову зрелость – которую и сумел отразить своим искусством живописец (и для него тот год был удачным).

Пушкину портрет, как и нам, нравился, он поблагодарил Кипренского в стихотворном послании:

Любимец моды легкокрылой,
Хоть не британец, не француз,
Ты вновь создал, волшебник милый,
Меня, питомца чистых муз –
И я смеюся над могилой,
Ушед навек от смертных уз.

Себя, как в зеркале, я вижу,
И это зеркало мне льстит.
Оно гласит, что не унижу
Пристрастья важных Аонид.
Так, Риму, Дрездену, Парижу
Известен впредь мой будет вид.

Портрет опасен. Но он же – эликсир вечной молодости, средство Макропулуса, пропуск в вечность.

В этом «меченом» 27-м  поэт часто бывал на Загородном у Дельвига. Так вот, это именно Антон Антонович заказал портрет друга у Кипренского, повесил готовую работу в своем кабинете (связь Трапеции с Фонтанным Домом). А после гибели барона Пушкин выкупил полюбившийся ему портрет у вдовы Дельвига.

В нашем фэнсионе дано было поэту в год расцвета увидеть самого себя (своего двойника) в зеркале и утвердиться в собственном существовании.

Зеркальные отражения Александра Сергеевича, коли уж мы о них заговорили, до удивления не похожи друг на друга. Светские знакомые и случайные соглядатаи Пушкина, описывая его в дневниках своих и письмах, полностью противоречат друг другу.

Хор современников:

   -  Невозможно быть более некрасивым – это смесь наружности обезьяны и тигра <…> Он очень в нее влюблен, и рядом с ней его уродство еще более поразительно…
   -  Пушкин был очень красив: рот прелестный с тонко очерченными губами, и чудные голубые глаза…
   -  Толстые негритянские губы, арапская смуглость…
   -  Он вовсе не был смугл, как утверждают некоторые – а  вполне белокож…
   -  Я издали наблюдал это африканское лицо, на котором так и сверкает ум…
   -  Познакомился с поэтом Пушкиным. Рожа ничего не обещающая…
   -  Глаза его непременно остановят вас: в них вы увидите искры лучистого огня, которым согреты его стихи…
   -  И увидел – маленькую белоглазую штучку…
   -  С первого взгляда обнаруживается гений чудный…
   -  Побыл минут пять – превертлявый  господин…
   -  С черными очами, страшными черными бакенбардами, придающими его лицу какое-то чертовское выражение…
   -  С шелковистыми каштановыми локонами, глазами светло-голубыми…

Так светло-голубые или гений? Черные или превертлявый господин?

Он умудрялся быть разным и никогда не равным самому себе.
«Непостижимец». Жизнь – шехерезадин бездонный сундук, сноп сюжетов. Таланта хватило бы на целое поколение литераторов (самых разнообразных). Пушкин это сто Пушкиных. Сотня двойников «в одном флаконе».

Мало кто знает, что в пушкинском Петербурге встречались двойники Александра Сергеевича. Фантомы. Клоны. Близнецы.

Приятели неоднократно видали его в один и тот же час, одну и ту же минуту, в двух местах. Рассказывали об этом только в избранном кругу, шепотком, не без суеверного ужаса.