Я её люблю

Я её люблю
(исповедь убийцы)

« Я её очень любил, да нет, я до сих пор её люблю».
Он сидел на привёрнутой к полу деревянной табуретке и смотрел всё время в окно, как будто прощался навсегда со свободой. Он был внешне спокоен и только руки, которые он постоянно потирал так, как будто только что помыл их, выдавали его нервное состояние.
Не знаю, почему я согласилась на это практически безнадёжное дело. Убийство с отягчающими обстоятельствами. Ему грозило пожизненное заключение.  Но что-то, как будто заставило меня взяться за это дело. Да я адвокат. До этого я занималась простыми житейскими вопросами. Тяжбы, наследства, неправомерные увольнения, возмещение ущерба. Такое серьёзное и громкое дело было у меня впервые.
«Я вам всё сам расскажу, только вы меня не перебивайте, а то я собьюсь».
Это была наша первая встреча с обвиняемым.
Из материалов дела я узнала, что обвиняемый, сам вызвал полицию и сознался в убийстве жены.
Когда приехала полиция, то, что они увидели, не могло не шокировать. Вся квартира была просто залита кровью, и они не могли поверить, что это кровь только одного человека. Он заранее открыл дверь и сидел на стуле с орудием убийства в руках.
Эксперты, впоследствии, насчитали двадцать пять колотых ран на теле жертвы, хотя смертельной оказалась только одна рана в область сердца. Убийца был явно не профессионал.

«Я понимаю, что меня отправят на психиатрическую экспертизу на предмет моей вменяемости, боюсь, я их разочарую. Не буду делать выводы, я не профессор медицины, но вывод или как там у них диагноз может быть только один, Я здоров. О том, что  сделал, я не сожалею. Я  сожалею только о том, что не смог ничего поделать, ничего не предпринял для того, чтобы моя жена оставалась такой, какой она была в тот момент, когда я увидел её в первый раз.
Я поступил в институт сразу по окончанию школы, мне всегда нравилось возиться с электричеством, и вопрос кем быть не стоял, энергетика именно то, что меня интересовало. Впервые зайдя в аудиторию, я сразу увидел её, её не возможно было не заметить. Копна огненно рыжих волос казалось, освещала всё вокруг, и хотелось зажмурить глаза. Белое, скорее мраморное лицо с широкими скулами и искрящиеся зелёные глаза такой глубины, что без спасательных средств было не обойтись. А мне сразу захотелось в них утонуть и остаться на дне навсегда. Я понял, что безнадёжно влюбился. Она была той, которую я представлял себе в своих мечтах. Представьте себе картину «Рождение Венеры» Ботичелли, так вот это жалкая пародия на предмет моих воздыханий. И имя у неё было необычное Алла. И не потому, что так звали хорошо известную певицу, а просто оно, на все, сто процентов, подходило к ней. А какой у неё был характер, просто сорванец в юбке. Сбежать в кино, она первая. Организовать вечеринку, она заводила. Любое мероприятие, не касающееся учёбы, стояло у неё в приоритете. Учиться же у нас было не просто для девчонок, если конечно она не «ботаник», ВУЗ всё-таки технический. И тут появляюсь я, всезнайка от электричества. Конечно, я сразу был взят ей в оборот. Она таскала меня на все мероприятия, я же по ночам делал курсовые, лабораторки и домашки за себя и за неё. В общем и целом мы образовали полноценную пару, где каждый дополнял друг друга, и понятно, что наши поначалу деловые отношения переросли в нечто большее. Маленькие пустяки, скромные цветочки, вот всё что тогда было нужно.
Все в институте уже привыкли, что мы были вместе, и нам ничего не оставалось, как расписаться. Мы сыграли громкую, комсомольско-студенческую свадьбу, куда пригласили половину института. И началась наша совместная жизнь в качестве семьи. Мы были счастливы тем, что были всегда вместе. Нас не смущала неустроенность в быту. Мы могли в любое время сорваться к кому нибудь в гости посреди ночи или затащить всех к себе в малосемейку и проболтать, пропеть, протанцевать до самого утра.
Вот так весело и непринуждённо протекла наша студенческая жизнь.
А дальше были: защита дипломного проекта и распределение. Распределили нас в Челябинск, на большой завод. Меня как талантливого специалиста оставляли в Москве, но мы жаждали приключений и хотели быть вместе. Как молодым специалистам нам сразу предоставили крохотную квартиру недалеко от завода. Так вот началась наша взрослая жизнь».
Тут он закашлялся и спросил разрешения закурить. Глубоко затянувшись, немного помолчав, как будто что-то вспоминая, он продолжил.
«Через год после нашего приезда в Челябинск у нас родилась Алёнка. Тут всё и поменялось. Беременность проходила тяжело, с угрозой выкидыша, с жутким токсикозом. Алла выглядела очень изнурённой. Её кожа из белой превратилась в прозрачную, глаза как-то потускнели. Я не мог вспомнить, когда она последний раз смеялась или даже просто улыбалась. Она ходила немой тенью по квартире и смотрела на всё и на меня, в том числе, настолько с ненавистью и раздражением, что окажись у неё в руках пулемёт, она бы выпустила всю обойму во всё, что её окружает. А если бы она оказалась в тот момент за рычагами бульдозера, катка или танка, я бы не позавидовал никому и ничему. Но иногда в ней просыпалась моя прежняя Алла, в эти редкие минуты она подсаживалась ко мне на диван, сворачивалась калачиком и клала мне на колени голову. Эти моменты продолжались до тех пор, пока, проклиная всё на свете, она не бежала в ванну с приступом токсикоза.
Для предотвращения угрозы выкидыша Аллу положили на сохранение в перинатальный центр, за три месяца до окончания срока. Мне приходилось просто разрываться между работой и центром, но я стоически всё переносил, зная, что Алле ещё хуже, чем мне.
На седьмом месяце, двадцатого июля, мне позвонили из центра и сказали, что необходимо приехать, у Аллы начались схватки. Я вскочил с дивана и в одних тапочках и спортивках побежал ловить такси. Буквально ворвавшись в центр, я попросил позвать лечащего врача. Врач тут же пришёл из родового отделения. Он сообщил мне, что у моей жены начались схватки, а при её состоянии существует определённый риск, как для ребёнка, так и для роженицы. Для предотвращения возможных рисков необходимо сделать кесарево сечение, но Алла наотрез отказывается от операции. Я попросил доктора сделать всё возможное, чтобы сохранить жизни матери и ребёнка. Доктор ответил, что он попробует без операции, ну а там будет видно.
Для меня начались мучительные минуты ожидания. В какой-то момент я заметил суету медперсонала и понял, что происходит что-то неординарное. Меня буквально охватила паника. Я потел. Меня бросало то в жар, то в холод. Меня трясло так, что я слышал стук собственных зубов. И вот, три часа, вышел доктор. Вид у него был не самый презентабельный. Он напоминал болеющего палача, синяки под глазами, руки по локоть в крови. Он сообщил мне, что у Аллы была остановка сердца. Пришлось срочно применять интенсивную терапию, но, слава богу, всё обошлось, и мать, и дитя живы. В данный момент они в реанимации и посещать их пока нельзя.
Вот так появилась на свет моя Алёнка. Через три дня мне разрешили увидеть жену и дочку. Когда я увидел этот маленький курносый комочек, чувства настолько меня переполнили, что я не заметил, как заплакал. Мне не стыдно этих слёз, каждый отец, который впервые видит своего собственного ребенка, наверное, переживает такое же чувство. Ну, теперь у нас наступит настоящее счастье. Мы теперь втроём. Я, Алла и Алёнка.
После посещения дочки, я поднялся в послеродовое отделение. Я принёс с собой соки, немного фруктов, хотел принести ещё и цветы, но их пронести не разрешили, опасаясь аллергии.
Алла лежала, закрыв глаза и  я, подумав, что она спит сел на стул рядом с кроватью.
-Ну, что ты доволен?
Она произнесла это как-то страшно, не открывая глаз и не разжимая зубов.
-Конечно, родная! Это же так прекрасно у нас теперь есть маленькая дочурка.
-Что прекрасно? То, что я чуть не сдохла на операционном столе, или то, что мне исполосовали скальпелем весь живот. Теперь ни один приличный купальник не смогу надеть. Или то, что мои сиськи отвиснут до пупка, потому что туда присосалась вечно голодная обезьянка. Что в этом прекрасного?
-Милая! Зачем так говорить. Вот увидишь всё наладиться. Если бы ты видела нашу Алёнку. Врач сказал, что скоро ты её можешь кормить.
-Даже не надейтесь. Я никого не подпущу к своей груди. Достаточно того, что она увеличилась на два размера. Теперь придется поменять все лифчики. А на твою зарплату не очень разойдёшься.
-Но как же Алёнка, ведь материнское молоко нужно ребёнку, хотя бы в первые месяцы жизни.
-Ничего сейчас полно заменителей не хуже натурального.
У меня буквально потерялся дар речи. Я не мог понять, что произошло с Аллой? Может она ещё не отошла от родов, или она раздражается от того сто зудит заживающий надрез. Я понимал, что, не смотря ни на что нужно выглядеть позитивным.
-Родная, что тебе принести в следующий раз?
-Принеси мне мыло и верёвку, что бы я удавилась от этой грёбанной жизни.
-Не надо так говорить. Ты просто устала и тебе надо отдохнуть. Давай я пойду, а ты постарайся уснуть. Завтра я к тебе приду.
-Ну да, уснёшь тут, когда кругом всё орёт и пищит. Ладно, вали домой, я буду спать.
-Пока, милая».
Он поднял голову, и я увидела в его глазах такую бесконечную грусть и безысходность, что у меня по спине побежали мурашки.
«Я устал. Скажите, что бы меня отвели в камеру».
Я позвонила конвою, и его отвели.
Через два дня я снова приехала в тюрьму, что бы продолжить допрос обвиняемого. Он вошёл.
За эти два дня он похудел или просто осунулся от тяжести пережитого.
«Здравствуйте, у вас всё в порядке, есть жалобы на содержание».
«Всё в порядке, только меня не выводят на прогулку».
«Пока идёт следствие в прогулках вам отказано, но я постараюсь что-нибудь сделать».
«Спасибо. Ну что продолжим. Хочется быстрее с этим покончить.
Через месяц после родов я привёз их домой и для меня начался мой личный ад. Алёнка из-за своей недоношенности была очень слабенькой, постоянно плакала, и я по несколько раз за ночь подходил к ней, что бы покормить или поменять пелёнки. Алла же принципиально, не вставала ночью, мотивируя это тем, что пока я днём «прохлаждаюсь» на работе она абсолютно выматывается и не в силах подняться. Но мало-помалу Алёнка подрастала и к своему первому дню рождения превратилась в маленькую куколку с рыжими кудряшками.  Она была безумно похожа на Аллу. Волосы, белая кожа, зелёные, бездонные глаза. Жизнь постепенно налаживалась. Алла немного успокоилась, стала меньше срываться на меня из-за пустяков. Человек ко всему привыкает. Вот и я привык новому характеру своей жены.
В восьмидесятые годы весь советский народ привык к регулярным смертям партийных лидеров и новым мётлам от КПСС. Но тут пришёл к власти Горбачёв и такая налаженная, затянувшаяся панихида сменилась гласностью, перестройкой, ускорением. Нам всем тогда казалось, что вот она гражданская свобода, крах железного занавеса, новый расцвет рок-н-рола это то, чего нам так не хватало. Господь устроил так, что если что-нибудь прибудет, то что-нибудь обязательно убудет. Ну, вот исчезли продукты, достойная зарплата, и как там её «социальная справедливость».
Не обошла перестройка и наш завод. Появились новые хозяева. Начались сокращения. Зарплата выдавалась нерегулярно, да и разве можно было это называть зарплатой. Но я остался на своём месте и тянул инженерную лямку.
Как-то вечером Алла начала разговор:
-Послушай, я так больше не могу, я уже закисла в этих четырёх стенах.
-Мила, о чём ты?
-Я хочу пойти на работу.
-Но ведь ты знаешь, какая ненадёжная у нас на заводе ситуация.
-Да что я дура, возвращаться в этот гадюшник. Просто позвонила Лариска и предложила съездить в Турцию за барахлом, а потом их здесь продать. Можно выручить три-четыре конца.
-Ну, я даже не знаю, а как же Алёнка?
-Алёнку мы устроим в садик при заводе, он ещё функционирует.
-Хорошо, а деньги?
-Деньги даст Лариска, под небольшой процент. После продажи я сразу расплачусь. Просто надоело уже жить на твои гроши. Не могу себе позволить ни новое платье, ни новые туфли, тем более шубу. А в Турции всё дёшево, и сама оденусь, и Алёнка будет ходить как принцесса.
Последний аргумент положительно повлиял на моё решение, тем более в Челябинске в это время хорошо одеть ребёнка было невозможно.
-Хорошо, давай попробуем. Завтра подам заявление на садик, а тебе нужно пройти с Алёнкой врачей.
Вот так и началась коммерческая жизнь моей Аллы. После третьей поездки она сколотила достаточно средств, чтобы зарегистрировать свою собственную фирму. Сама она за товаром уже не ездила, ей его присылали сначала из Турции, потом из Польши, Италии, Китая. Короче стала моя Алла бизнесвумен. Жизнь у нас поменялась кардинально. Мы переехали из малосемейки  в отдельную трёхкомнатную квартиру. Казалось бы, жизнь наладилась. Но не тут то - было. Алла приходила с работы всё позже, частенько с запахом алкоголя. Алёнке внимания она практически не уделяла, мы даже создали свой маленький мирок: отец и дочка. Вечерами читали книжки, смотрели мультики и ждали когда придёт наша Алла. Так продолжалось три года пока…
Можно воды, а то в горле пересохло».
«Может, сделаем перерыв».
«Нет, я хочу сегодня всё закончить.
В дела своей супруги я никогда не вникал, да и она меня к ним не допускала, поэтому я не был в курсе проблем, которые стали для нас роковыми. Короче они с Лариской, её подругой что-то не поделили и Лариска начала под Аллу копать с помощью бандитов, прессы, налоговой. Бизнес начал рушиться, и Алла продала свою фирму практически даром. С репутацией бизнесменши – неудачницы на хорошую работу не устроишься, и Алла устроилась продавцом в коммерческую палатку, палатку ограбили, а  весь товар повесили на продавцов. В общем, мы остались без вырученных за продажу фирмы денег. Короче, помотавшись по разным работам, она устроилась в местное ТСЖ дворником. Мне эта идея не очень нравилась, ведь она отличный специалист и могла бы устроиться по специальности к нам на завод, но она мотивировала это тем, что может больше времени проводить с Алёнкой, да и за это время она уже всё забыла. Я молчаливо смирился, лишь бы ей было хорошо и комфортно.
Однажды мне пришлось самому забирать Алёнку из детского сада. Ко мне подошла воспитательница.
-Здравствуйте.
-Здравствуйте, как моя бандитка, не сильно хулиганит?
-Да нет, что вы. Алёнка у вас очень послушная и спокойная девочка, но я хотела поговорить с вами о другом.
-Не понимаю, что нибудь не так?
-Вы знаете, Алёнка девочка спокойная, но я заметила у неё на ручках и ножках синяки.
-Я тоже их видел, но она мне сказала, что это она стукнулась в садике.
-Да нет, она обычно или играет с куклами, или сидит постоянно в песочнице.
-Может она ударилась, когда гуляла с мамой?
-Да кстати, вот уже несколько раз подряд ваша жена приходит за Алёнкой с запахом алкоголя, а один раз она еле на ногах стояла.
-Она очень устаёт на работе и если она немного выпьет, это не ваше дело.
Я просто взбесился, как эти бабы, любят совать нос в чужие дела. Правда я и сам стал замечать, что Алла частенько бывает под шафе, но особого внимания этому не придал. Я и сам могу по вечерам выпить пятьдесят грамм водки или бутылочку пива, но это не значит, что я пьяница, а эта воспиталка именно на это намекала.
-Простите, мне действительно не стоило лезть в чужие дела, но я переживаю за Алёнку, она ведь у вас такая замечательная.
-Это вы меня простите за грубость, просто устал на работе, а с женой я обязательно поговорю.
Придя домой, я застал Аллу, спящую на диване. Когда я подошёл её растолкать, то почувствовал стойкий запах перегара.
-Алла, проснись.
-Ну что ещё?
-Алла, ты опять выпила.
-А, что я не могу? У меня работа физическая, в отличии от некоторых, которые тяжелее карандаша ничего не подымали. Я в доме и за бабу, и за мужика. А ты даже драного гвоздя вбить не можешь. Тоже мне называется мужик. Всё отвали, я устала и хочу спать.
-Алла, откуда у Алёнки синяки?
-А я откуда знаю. Шляется, где не попадя, вот и нахватала синяков.
-Смотри если узнаю, что ты её бьёшь, то пеняй на себя.
-Да ну, и что же мой грозный инженеришка может сотворить. Может, отшлёпает меня линейкой, или потыкает ластиком. Всё я поняла, он закатит мне скандал. Иди уже приготовь Алёнке пожрать, а то и правда нарвёшься на скандал.
Я, молча, развернулся и пошёл на кухню. Да она была права. Я из-за любви превратился в полную тряпку. В доме всегда руководила Алла, а я со всем соглашался. Но ведь так больше продолжаться не может, ведь страдает Алёнка. А что я могу. С такими грустными мыслями я приготовил ужин, накормил Алёнку, помыл посуду и, почитав моей дочурке на ночь сказку, отправился спать.
Новый день, новые  заботы. На работе мне предложили место в летнем лагере для Алёнки и что самое ценное абсолютно бесплатно. Я конечно сразу согласился. После этого я позвонил Алле.
-Привет, милая.
-Давай быстрей, что у тебя, а то мне некогда. Это у вас у интеллигентов времени хоть пруд пруди, а нам не то чтоб поговорить, чихнуть сходить некогда. Всё говори быстрее, мне ещё целую улицу мести, а тут своими машинами натаскали столько грязи, что приличному человеку и пройти негде. Ну что ты молчишь, язык, что ли проглотил или сказать нечего. Если нечего тогда клади трубку и нечего меня отвлекать.
-Помолчи хоть секунду. Я записал Алёнку в летний лагерь на три смены.
-А что ты не мог со мной посоветоваться, или у тебя язык отсохнет спросить. Да и на какие шиши ты собираешься её отправлять. Как лишнюю копейку в дом принести, так его нет, а как потратить невесть куда деньги, так он тут, как тут. Смотрите я миллионер, могу себе позволить в лагерях всё лето отдыхать, а жене надеть нечего, хожу как оборванка. Нет, давай тратить, давай пыль в глаза людям пускать.
-Да постой ты, путёвки абсолютно бесплатные.
-И не затыкай мне рот, я ещё не закончила.  Как это бесплатные путёвки. За какие такие заслуги тебе такой подарок подогнали.
-Просто решили меня таким образом премировать.
-Смотри-ка, лучше бы деньгами дали.
-Ты же знаешь, что на заводе с финансами беда, а путёвки нам дали по бартеру, мы им разработку установки, а они нам путёвки в летний лагерь.
Господи, откуда в ней это. Ведь она никогда такой не была. Куда делась моя прежняя, любимая Алла? Не понимаю.
Ладно, вопрос с лагерем был решён и через три дня мы отправили Алёнку отдыхать.
После отъезда Алёнки Алла стала пить ещё больше. Я уже не мог вспомнить, когда я видел её трезвую последний раз.
Когда это произошло, Алёнка уже две недели была в лагере. Я пришёл домой как обычно. Алла спала на диване в гостиной. На кухне стоял стойкий запах перегара, а дым от сигарет пропитал всё насквозь. В раковине была гора грязной посуды, на столе где стояли пустые бутылки из-под пива и водки, стояло ещё три пустых стакана. Значит, у неё были гости и сомневаюсь, что это были подруги. Подруг у Аллы уже давно не было.
Я молча стал прибираться на кухне. Убрал со стола, подмёл пол, начал мыть посуду.
Тут вошла Алла.
-Что пришёл. Всё молчишь, а мне не с кем даже словом перемолвиться. Родной муж меня просто игнорирует и выказывает своё молчаливое презрение. А ведь мне многого не надо, просто посиди со мной поговори, утоли мою жажду общения, заглуши интеллектуальный голод, выскажи сочувствие. Я ведь готова раскрыть все тайны и закрома моей многострадальной души. Нет, он придёт и молчит. Ты ведь молчишь. Ну что ты трёшь тарелку, дырку протрёшь. И дочка твоя такая же, вся в тебя. Или молчит, или скажет, мол, мамка не пей. А мамке тошно. Кем я была и кем стала. Как мне унять мою грусть-тоску. У нас выпить нет ничего?
-Нет, ты со своими собутыльниками всё вылакала.
-Не смей мне дерзить, дерзит он. Я может, как спящая красавица, только и просыпаюсь когда выпью. А вы, ты и твоя маленькая обезьянка этого не понимаете. Не зря я ей лупила, учила как нужно мамку уважать. А то мамка не надо, мамка не пей. Вот ещё милюзга будет меня учить, что мне делать и как жить.
В это время меня уже трясло так, что от стука зубов голова сейчас развалиться на части. Не знаю, как у меня в руках оказался нож, наверное, он лежал в грязной посуде. Я повернулся к Алле и у меня внутренне всё сжалось. Передо мной стояло нечто, слабо напоминающее мою жену. Рыжие волосы, которые без внимания не мог оставить ни один мужчина, превратились в подобие вороньего гнезда. Зелёные бездонные глаза, в которых хотелось тонуть, стали настолько пустыми, что казались глазами слепца. На ней был надет байковый, замызганный халат, который, как мне показалось,  никогда не знал стирки. Нет, это не Алла. Это существо не может быть, моей любимой женщиной.
-О, Рэмбо вышел на тропу войны. Ну, давай, слюнтяй, покажи, на что ты способен. Может быть, в тебе, наконец, то проснулся настоящий мужик или ты решил почистить картошку. 
Я замахнулся и ударил. Ударил вскользь, не причинив практически, никакого вреда.
-Я так и знала. Чистить картошку у тебя получается гораздо проворней.
Я ударил ещё, потом ещё раз. Она начала отступать, посылая в мой адрес проклятья. Казалось она говорила не своим голосом. Вид собственной крови её не пугал, а скорее только распалял её злость.
-Давай сильней, ударь по настоящему, это тебе не карандашом писать. Ты это делаешь так же плохо, как и справляешься в постели. Тебе стоило потренироваться на пугале.
Почему-то в моей голове, постоянно звучало «выйди вон», «оставь её», «изыди».
Потеря крови ослабило Аллу, и она отступала уже не так проворно, да и крики её стали уже не такими громкими. Наконец она упала на спину и я, упав на колени, занёс руку для последнего удара.
-Сделай это, освободи меня.
В её глазах, до этого безумных появился разум и я на секунду смутился, но потом опять злая гримаса и последний крик.
-Давай же, тряпка.
И я ударил в последний раз.
-Спасибо, милый. Я вас люблю.
И она затихла, словно, освободившись от груза, просветлевши лицом, заснула.
- Спи спокойно любимая.
Я встал с колен и пошёл звонить в полицию.
Единственное, что меня беспокоит, то это судьба Алёнки. Но мир не без добрых людей, а она такая милая, что без людского тепла не останется. И надеюсь, она скоро забудет тот кошмар, который с нами происходил».
Он вытер пот, который у него стекал по лицу и посмотрел на меня своими грустными и мудрыми глазами.
«А знаете, я её до сих пор люблю, поэтому мне и не страшно, ведь такой любви со мной быть уже не может».
Я поняла, что это наша последняя встреча. Для заключительной речи у меня было слишком мало фактов, хотя сердцем я была полностью на стороне обвиняемого. Но это только эмоции.
Суд, не смотря на мою просьбу о смягчении приговора и замене на пятнадцать лет строгого режима, приговорил моего подзащитного к пожизненному заключению.