Что такое маргинальный неореализм?

ЧТО ТАКОЕ МАРГИНАЛЬНЫЙ НЕОРЕАЛИЗМ?


Термин «маргинальный  неореализм» заменил  отчасти понятие неореализма в мировом искусстве после выхода на экраны фильмов Эмира Кустурицы «Время цыган» и « Черная кошка, белый кот». До него в мировом кинематографе  фильмами этого жанра прославились итальянцы, начиная с 60-х годов прошлого века.
В СССР к этому направлению я бы отнесла фильмы Шукшина «Калина красная» и, конечно, «Печки-лавочки».
В современной России к неореалистам в литературе справедливо относят Захара Прилепина с его «Санькёй».
  А кинематограф сегодня вообще можно было бы поделить на две части: первая – антисталинистская, оплакивающая ГУЛАГ, и вторая -  с  перехлестывающим любую маргинальность стилем Гай Германики, где царствует уже просто один маргинальный  реализм.
Что касается классической русской литературы, то я не понимаю, в чем, к примеру, прославленный и возведенный в абсолют социалистический реализм Горького?  Ну, положим, Фадеев или Леонов – тут все понятно. А ранние рассказы Горького и особенно его пьеса «На дне», покорившая в начале прошлого века не только отечественную, но и мировую сцену, - это же самый настоящий маргинальный неореализм.
Мне очень нравится этот жанр, в котором я  вот уже несколько лет пытаюсь писать о советской и русской деревне, отдавшись этому занятию полностью и даже оставив престижную работу в федеральной газете. А ведь именно там я получила широкую возможность познакомиться с работой, бытом и устоями русской деревни. Я жадно изучала ее, прикипела к ней душой. Но честно писать о том, что там происходит, мне никогда, естественно, не дали бы. Вообще в СССР деревенская тема была настолько же ограничена в «правах», как и тема, скажем, оборонки. И мой «Снег на Покров» опубликовала моя же газета в Москве лишь в 90-е годы. А в нулевые журналистов как-то изящно отсекли от глубинки. Попасть туда по редакционному заданию стало практически невозможно. Да и в такую глушь превратилась эта глубинка, что лучше туда было и не соваться – или волки в лесу сожрут, или бандиты  зарежут. И что оставалось делать в газете? Переписывать документы всевозможных совещаний на правительственном уровне?
Однако теперь деревенская тема оказалась вновь востребованной в кинематографе. Но как? Девушка уезжает из села, девушка возвращается на часок, чтобы подразнить миллионера, которого нашла в городе. И даже интерьер-то  подбирают до такой степени убогий и не соответствующий никаким реалиям, что душу воротит. Не тема, а так – цветочки липовые.
Я не знаю, как  и чем сегодня живет русская деревня. Поэтому и не выдумываю, а пишу о той, которую знала в 70-е - 90-е годы прошлого века. И получается у меня все тот же маргинальный неореализм. О том, например («Местная фамилия»), как старый дед имеет большую страсть к женщинам,  не пропускает ни одной и доставляет тем самым много хлопот своей  взрослой дочери. Описанные в рассказе быт, отношения, веселые и не очень происшествия – все из жизни, все – настоящее. Не придумано ничего! И вдруг – гневная отповедь  одного из блогеров на Макспарке в странной масочке  синеватой нимфетки, естественно, и под странным псевдонимом: «Пошлость!» И удаление текста с грязными ругательствами в мой адрес. Вот прятаться  старику-извращенцу под маской голубой невинности – не пошлость, а рассказать о естественной жизни людей в деревне, которую он и знать не знает – это пошлость.
Но, думается, не это возмущает «поборников» нравственности деревенской жизни не только на Макспарке, но и на Прозе.ру, откуда изгнали талантливую Светлану Викарий с ее повестью «Вот моя деревня», предварительно устроив ей грязнейшую травлю.
Все дело в том, что сегодня в России нет хода  для  главной национальной темы в литературе и в кинематографе – крестьянской темы. Как практически не было для нее  особенно почетного места и в советской литературе. О председателе колхоза панегирик можно было написать, об ударном труде комсомольцев в поле - тоже, а о настоящей человеческой жизни в деревне тема была абсолютно запрещена. Помню, какой переполох поднялся, когда  я в своей молодежной  газете написала очерк о пастухе. Не об ударнике труда, а  об обыкновенном слаборазвитом  парне, но таком нужном деревне. Да еще красавце, лихо гарцующем на коне.
Почему удивились и насторожились? А потому, что о народе красиво и правдиво написала. Но  под  строжайшим запретом была народная тема в СССР, под запретом было смотреть и показывать крестьянские корни. И что нам осталось из советской литературы о деревне? Претенциозные и не очень правдивые очерки Распутина? Маргинальная «Царь-рыба» Астафьева? Но это же не вся Россия и не весь ее народ. И  русская деревня – наше все – осталась за бортом целой эпохи. Поди теперь, раскопай. И был лишь малый свет в окошке – шукшинские «Печки-лавочки».
Теперь, когда я лишь попыталась опубликовать свои тексты о той деревне, которую видела в России  во времена СССР, о том, как жили, что думали, о чем мечтали  русские крестьяне в те времена, мне в Сети сразу же дали по зубам. Оказывается, писать об этом – пошлость. Опять наш крестьянин под запретом. Не пошлость, конечно, показывать бесконечные телесериалы о высокодоходных страданиях проституток и их обманутых покровителей-миллионеров. Не пошлость и не преступление стравливать украинцев и русских, внедряя в их ряды «продвинутых» коричневых.
А вот если подумать: почему все же Украина в едином порыве не разогнала к чертовой матери всю эту фашистскую мразь, не дала ей хорошего пинка, а позволила терзать свой народ и убивать его? Не потому ли, что потеряла самоидентификацию еще во времена СССР, стерилизовавшего национальную принадлежность,  сами человеческие корни, подменив их суррогатом интернационализма? Как теперь эта недальновидная политика сыграла на руку оккупантам Украины!
И вот выясняется, что даже в России мало кто знает, что на территории Донбасса живут  древлеправославные, что украинский язык – это древлеправославный язык вперемешку с местным диалектом. Что все эти люди – наши кровные братья. Но их культура, их быт и устои были в СССР под запретом. Так же, как и в самой России. И вот поди теперь, доказывай,  кто мы все такие и откуда родом? Что мы один великий народ, вышедший из великого славянского крестьянства, а не те «недочеловеки», которыми нас  нынче объявляют  новые правители Украины под диктовку Запада и кричат на весь мир: «Все вокруг советское, значит, все вокруг мое!»
Да, мы великий народ, скажут мои оппоненты, но ведь  в произведениях в жанре маргинального неореализма деревня что-то никак  не выглядит  голубой пасторалью! А я спрошу в ответ: а что, если  деревня на пастораль, то она не великая? Если в ней живут не монахи и монашки, а люди с горячей кровью и человеческими страстями, то и писать о них не надо? Не стоит того? Не только на монахах и монашках и ударниках как социалистического, так и капиталистического труда держится Россия. Она держится на всем своем народе. О чем я на днях и написала в своей частушке-памфлете «И я стою на границе!» И снова – упреки от непонятливых и весьма далеких от народа  сетевых «знатоков» всего на свете.
Но дело-то в том, что  как раз в этом, пусть и маргинальном пока что, и не совсем приятном всем деревенском нашем реализме только и можно найти пути  от Армагеддона к спасению. Только там  вас накормят и обогреют, только там вам скажут настоящие  честные русские слова. Вы их еще понимаете? Или скоро дойдем в своей национальной забывчивости до того, что все будем верить только Псаки?