Крестьянский сын степан полухин

              КРЕСТЬЯНСКИЙ СЫН СТЕПАН ПОЛУХИН

   1.

Новый 1919 год, казалось, ничего уже не изменит в этом мире. Деревенская беднота  села Уланово собиралась начинать посевную работу на угодьях, принадлежащих некогда графу Строганову, хотя и шла молва, что наступают белогвардейцы, которые  отберут землю обратно и передадут бывшим хозяевам. Остановить крестьянина не было никакой возможности. По всей Пермской губернии шли слухи, что большевикам приходит конец, но крестьянин, наконец, приобретя такие земли, работал от души, предполагая, что хуже ничего уже  быть не может. Добрым словом поминали председателя комбеда одноногого фронтовика Егора, который вместе с бедняками из правления успели с осени припрятать весь семенной фонд в подвалах бывшего купеческого дома. В одной из соседних деревень, например, семенное зерно замели пьяные белогвардейцы при отступлении и пустили на фураж. Там на семена собирали от каждого двора, просили в волости, но набрали чуть больше, чем на половину пахотной земли. Наступающие тогда красногвардейцы их не беспокоили, а вот фронтовика Егора увезли уполномоченные от красной армии, откуда он не вернулся. Однако комбед сохранил семена, хотя решили сеять в этом году каждый, как частный собственник на выделенных участках из хозяйской земли, но с сохранением общего товарищества.
Семья Полухиных, состоящая из отца Ивана, сыновей Степана и Павла 19 и 16 лет и вечно больной матери Параскавьи,  имели корову, коня и избу с настоящим  дощатым полом, с погребом. Этим они выгодно отличались от бедноты, которые ютились в избушках с земляным полом. Теперь вся семья надеялась получить в этом году хороший урожай и поменять, наконец, соломенную крышу. Избы, крытые тёсом издалека говорили сами за себя, что в доме живет не голь перекатная, а добрый хозяин – труженик. Об этом уже и разговоры за столом не велись, ибо каждый знал первостепенность этой общей задачи семейства. Правда, у родителей была ещё одна тема, которой они касались, когда были наедине. После хорошего урожая - зимой – надлежало женить Степана. Этот вопрос стоял на повестке вторым, и пока на всю семью не разглашался.  Иван с Праскавьей не хотели упустить место бывших соседей-погорельцев. Дом у соседей сгорел еще два года назад, сами хозяева уехали к родным куда-то в Сибирь, а место еще никем не занято. О пожаре напоминала лишь большая яма, заросшая крапивой, а остатки обгорелых кусков бревен давно унесены сельчанами на дрова и другие нужды. Место действительно хорошее, находится рядом, а в огороде можно будет восстановить старый заваленный колодец. Знатная у них была водица. Место идеально подходило для строительства новой избушки для будущей семьи старшего сына.
Красные, отступали через деревню и остановились на постой на ночь, а вечером собрали народ у купеческого старого дома, где устроили митинг. Говорил старый большевик, разъясняя международное положение и причинах временного отступления. Он поднялся на покатое крыльцо и, снимая с головы кепку, заговорил с хриплыми голосом:
- Товарищи! Мы отступаем и вынуждены вас оставить под игом белогвардейской гидры! Мы вернемся обязательно и восстановим мир по всей России, - тут он перешел на более доверительный тон и заговорил. - Я нахожу должным объяснить вам международное положение и причины временных неудач Красной Армии.  Вся мировая буржуазия восстала против нас и хочет задушить единственную в мире страну рабочих и крестьян.  Военную директория эсэров и меньшевиков они упразднили и создали в Сибири новое объединенное командование белогвардейцев и поставили правителем белого адмирала Колчака. Капиталисты Америки, Англии, Франции и Японии снабжают их  всеми видами оружия, деньгами. В конечном счете, вся Антанта встала против нас. Одно ясно, товарищи – мы победим!  Война наша будет кровавой, но справедливой! Советская Россия жива! Ленин жив! И идеи его живы! Мы вернемся!
Белые, после ухода красных, не заставили себя ждать и уже через день устроили палатки и походные кухни на том же месте, где выступал комиссар отступающих. Нашлись среди сельчан двое, которые не скрывали своей симпатии, и вышли к ним с хлебом с солью. Один из них, Похомов Савелий, который состоял раньше в волостном управлении писарем, а позже помогал комбедовцам составлять новые земельные наделы, взялся рассказать белым о делах, творимые беднотой с бумагами в руках. У него было записано все, включая распродажу скотины у бывших богатеев, кто ушли с первой волной красногвардейцев, кто и какую животину покупал за заниженную цену и кто участвовал в разделе земли хозяина. Никто и предположить не мог, что все эти цифры и списки им сохранены до «лучших времен». Вторым был поп-расстрига Филимон, который давно отошел от Бога и жил тем, что ничего не делал, устраивался сторожить, пьянствовал и завидовал всем сельчанам.   Филимон, так же на удивление сельчан, знал - у кого из жителей какая имеется живность. Его завистливое око  запечатлело даже то,   у кого и сколько имеются куры и утята. С его помощью конфисковались множество кур и уток. Оставляли лишь утят, цыплят и по одной паре курицы с петушком. Это касалось тех, у кого никто не служил у красных или был связан с комбедовцами. У последних отбирали все. Сельчане на своей шкуре испытали отличие колчаковцев от «дирехтории» эсэров, о которой говорил комиссар красного отряда, когда стали пороть шомполами и нагайкой всех подряд. Начинали с тех, у кого мужья и сыновья ушли с красными. Игнат Курочкин, у которого сын ушел с красными, стойко переносил побои и все твердил, что сына забрали по мобилизации и с силой, но когда стали бить его  46-летнюю жену, не выдержал и бросился на выручку.  Его и еще двоих мужчин расстреляли за огородами.  Один из молодых офицеров с двумя солдатами пошел по избам и выгонял всех, кто мог ходить. Двор возле старого купеческого дома был полон народа. Степана Полухина и еще двоих парней забрали в одну из рот, где старый унтер должен был сразу начинать с ними военную подготовку.
- Может тоже к красным собирались? Если отказываетесь служить под знаменами белого движения, говорите сразу. Мы вас отведем и ликвидируем за огородом. Нам не требо множить красную большевистскую сволочь!
Ребятам ничего не оставалось, как влиться в отряд белогвардейцев. Один из подручных офицера выволок и Павла, ибо он выглядел рослым парнем, но Ивану пришлось заступиться за него. Офицер удовлетворился его просьбами, когда понял, что с этой семьи уже взят один боец, а пацану исполнилось едва 16 лет.
- Пусть работает на земле, сеет хлеб и косит сено. Нам, защитникам вашим, тоже есть надо, и кормить коней наших. Подрасти парнишка, набирайся сил, - смеялся офицер, - Заберем через год, если красную сволочь к тому времени в крови не утопим.
Дальше его речь перешла в обращение к выпоротому населению, которое молчало, глотая слезы обиды и ярости. Никто и никакая власть не доходила до того, чтобы принародно пороть женщин, но ничего делать было нельзя, лишь в немом бессилии сжимались кулаки.
- Верховный правитель Колчак не воюют с мирными жителями. Им издан приказ оставлять земельные участки тем, кто там будет сеять. Отбирать землю не будем, а вы за это облагаетесь налогом, чтобы содержать нас, кто будет очищать землю от красной  сволочи! 
Еще не посеяно зерно будущего урожая, а налоги стали действовать сразу и были они таких размеров, что забирали последнее, что оставалось на «черный день», а у тех, кто не мог расплатиться, конфисковалось все имущество.  У многих отбирали последнее зерно, корову, сено и даже личные вещи. Снова на Урале наступили черные дни, и колчаковцы хорошо «подготавливали» новые силы против себя, которые были готовы вспыхнуть с новой силой от любой большевистской агитации.  Извращенные зверства шли по всему Уралу. В Нижнетагильском и Надежденском районах было казнено около десяти тысяч человек, в Челябинске были казнены и отправлены на каторгу более девяти тысяч человек, в Екатеринбургском округе было казнено двадцать пять тысяч человек. Особое зверство колчаковцами было проявлено на Юрюзанском заводе. Там замучили триста рабочих и членов их семей, а затем полуживых утопили в городском пруду, привязав к ногам камни. Уральская земля стонала от зверств белогвардейцев.
Село Уланово, некогда богатое своими садами стало походить в захолустье. Крепких хозяйств почти не осталось, везде царила нищета и опустенье. Замена крыши тесом для Ивана осталось несбыточной мечтой. 
От Степана вестей не было, и Полухины искали выход – как отстоять с белогвардейской службы Павла. Вся родительская гордость за высокого и статного младшего сына создавала новую угрозу. Его могли мобилизовать в любое время. Самого Ивана от мобилизации спасал документ, где он значился приравненным к инвалидам, в следствии газовой атаки на германском фронте.

            2.

Красная Армия, после удачных в 1918 году наступлений на Восточном фронте, стала терпеть поражения. Войска Колчака, с численностью более чем в два раза превосходящие силы красных, перешли в наступление тремя фронтами, имея  превосходство в вооружении  почти в полтора раза.   Белая армада в начале марта 1919 года пошла в атаку по фронту с протяженностью в две тысячи километров. В марте-апреле ими были взяты Сарапул, Ижевск, Уфа, Бугульма, Белебей, Стерлитамак. Сибирская армия генерала Радолы Гайды, оснащенная огромным количеством пулеметов и орудий подходила к подступам Казани и возникла опасность их соединения с Южным фронтом Деникина. Этого молодая Советская Россия не могла допустить, и была объявлена всеобщая мобилизация. Призыв коммунистов «Все на борьбу против Колчака» был принят основной задачей молодой Советской республики. Восточный фронт направлялись целые коммунистические полки. Уже к 1 мая 1919 года численность войск фронта составляла 143 тысячи штыков и сабель, 511 орудий и 2455 пулеметов.  29 мая 1919 года В.И. Ленин направил в Реввоенсовет Восточного фронта телеграмму об усилении политработы в армии. Все войсковые единицы, вплоть до полков, были обеспечены комиссарами из числа старых большевиков.

В середине мая месяца в белогвардейском полку  из корпуса генерала Пепеляева, где проходил службу Степан Полухин,  начались брожения среди солдат, недовольных с обращением к ним комсоставом. Офицерские «благородия» открыто занимались зуботычиной, чрезмерной муштрой и наказывали за самую малую повинность. Последней причиной открытого выступления послужили действия молодого подпоручика Кулагина, замахнувшегося нагайкой на пулеметчика Зырянова Федора, за которого заступился его брат Василий. Братья Зыряновы обычно меняли друг друга в условиях боя: один из них подавал пулеметную ленту в качестве второго номера, а после менялись местами. Были они неразлучны,  в обиду друг друга не давали и им это раньше прощалось. Теперь Василий накинулся на офицера сзади, вырвал нагайку и сшиб с ног. Федор, обернувшись увидел, что подпоручик поднимаясь выхватывает из кобуры наган, сбил его ударом в челюсть и отобрал оружие. Оставаться им в расположении части было нельзя, к тому же к месту потасовки бежали несколько вооруженных винтовками бойцов. Однако все эти бойцы были окружены другими солдатами, которые обезоружили их и усадили рядом с офицером. Выдернув из пулеметов ленты, чтобы не могли стрелять в спину, они кинулись из окопов и направились в лес, чтобы идти в сторону Ижевска, откуда был слышен звук канонады. Степан Полухин присоединился к ним. Всего бежали девять белогвардейцев, вооруженные винтовками и наганом подпоручика Кулагина. Решено было до ночи добраться в глухой лесной массив, а потому они углубились южнее, но этот план был быстро разгадан белыми и, уже к вечеру их нагнали конные, против которых воевать было бессмысленно. Уже находясь в полесье, беглецы открыли одиночный огонь, притаившись за мелколесьем. Бежать из части было одним делом, но стрелять в своих не очень-то хотелось, но все решил первый выстрел Василия Зырянова, которому, как он полагал, никакого прощения ждать не приходилось. Разъезд белых разделился на две маленькие группы, которые галопом кинулись в лес с двух сторон с целью окружить беглецов, а тачанка развернулась на месте и ответила пулеметным огнем по месту, откуда стрелял Василий.  Из кустов слетали листья и ветки, словно их косили по верхушкам и, схорониться от такого огня, казалось, не было никакой возможности. Беглецы бежали в глубь , оглашая лес ответными выстрелами, но трое из них упали получив различные виды ранения. Василий Зырянов был разрублен саблями на куски, а всадники скакали между деревьями и рубили других, кто попадался им под руки. Спаслись лишь двои : Степан Полухин и Федор Зырянов.  Им удалось притаиться в молодой траве,  посреди  семейства дружных молодых осин.
Могилу для останков Василия Зырянова пришлось рыть штыком и руками. Других убитых и раненных белые увезли с собой, но останки зарубленного на куски беглеца не пожелали брать в тачанку и бросили на съедение зверям.
- У нас с братом Васей в Златоусте была своя артель, где шили из различного материала камзолы, рубахи и кепки. Было полуподвальное помещение, три немецких швейные машинки и даже две швеи. Большим трудом все это заработали.  Сначала мы бедствовали, когда остались без родителей, воровали и беспризорничали. Вася всегда верховодил над всей  шпаной,  был шустрым, но справедливым. Мне всегда казалось, что он старше меня, хотя был на два года младше. И теперь я даже не знаю, как буду жить без него. Мы были как одно целое, а теперь половины меня нет, - Федор крутил цигарку из остатков махры, но слез у него не было, – и знаешь Степан, не пойду я к красным. Иди один. Уйду в город, а там найду знакомых урок или подамся в тайгу. Мы с братом были лучшими пулеметчиками во всем полку и красных положили не мало. Вася бы нашел, что сказать и заслужить доверие любых чекистов, а без него меня всё одно шлёпнут. Иди один.
Так, на третьи сутки голодный и изможденный Степан Полухин был окружен на небольшой поляне всадниками конной разведки красных второй Уральской армии под командованием Шорина. Проверить правдивость его показаний не составляла особого труда, хотя как пленный белой гвардии, он никаких особых сведений дать не мог. Прослужил не более двух месяцев, взят насильно по мобилизации и в сражениях не участвовал. Зато сам Полухин был рад, что ему посчастливилось попасть в легендарную  28-ю железную дивизию Азина. По дивизии и даже по всей армии ходили легенды о начдиве и комиссаре. Азин В.М. и его комиссар Г.Н. Пылаев, присланный из реввоенсовета второй армии, удивительно дополняли друг друга и между ними сложились особые доверительные отношения. Начдива Азина, одаренного находчивостью и смелостью подкупали знания комиссара об общей обстановке в стране и руководящих тезисов Ленина, решений партии и Приказов по армии фронта. Многие документы комиссар знал наизусть, а находясь среди бойцов мог превратиться хорошего слушателя и наставника. Кроме всего этого, комиссар Пылаев неоднократно видел самого Ильича  и даже говорил с ним. Он, как старый большевик слушал вождя в Финляндском вокзале, у дворца Кшесинской, а после входил в состав охраны редакции «Правды» и Ильич, проходя мимо, остановился возле него и интересовался относительно его взглядов на текущий момент. Георгий Николаевич, незаметно для себя, так же щурил при беседе свои карие глаза и даже склонял голову набок. Разговоры о Ленине возникали между ними часто и было похоже, что Азин гордился, что имеет такого комиссара. Дивизия и на самом деле была героической.
Первый бой для Степана Полухина состоялся уже в ночь на 25 мая.
Накануне, под вечер Степан попал в группу бойцов из двух отделений, которые реквизировали  в одной из деревень плавучие средства и вспомогательные предметы для строительства плотов. По всей небольшой деревне добралось всего 4 лодки, но снимали, кроме того,  ворота с сараев и амбаров.
- Не серчай, дядько, - говорил молодой красноармеец пожилому крестьянину, который никак не хотел отдать недавно просмоленную лодку - Если беляки раньше переправятся в нашу сторону, отберут и последнюю скотину с участком земли. Я, земляк, самолично привяжу её на том берегу, чтобы не могло унести течением. Заберешь завтра обратно. Все ворота ваши, калитки и бревна останутся там же.
-  Вы же порушите её, безбожники. Ведь одной рыбой питаюсь, а скотину уже давно поотбирали. Все замели подчистую.
В ночь на 25 мая началась переправа через Вятку. Красным удалось вклиниться на занятую беляками территорию более чем на полсотни верст. Бои шли кровопролитные, но силы второй армии имели уже большое превосходство. Наступление было настолько стремительным, что уже через полтора месяца силами 28-й и 21-й дивизий был взят город Екатеринбург. Рядом, по соседству наступала 5-ая армия красных, которая освобождала другие населенные пункты. 15 июля на центральной площади Екатеринбурга встретились оба начдива – Азин и Овчинников, которые не виделись более месяца, воюя по соседству. Встреча их была бурной, но впереди ждала большая разлука. Уже через четыре дня решением Реввоенсовета вторая армия была расформирована. Далее дороги у каждого начинались свои.  28-я железная дивизия была передана в распоряжение Южного фронта в составе 10-й армии. Так, уральский красноармеец Степан Полухин был отправлен воевать  против Деникина и барона Врангеля.
На Южном фронте, так же благодаря мобилизации, большевики смогли  увеличить количественный состав, но в войска вливались в основной своей массе трудящиеся вновь принятые в партию на объявленных Лениным партийных неделях. Против кадрового состава войск Деникина, его офицерских дивизий, воевать было не так-то просто. Вооружение армия Деникина имело превосходное, а одна лишь идея идти на смерть за власть рабочих и крестьян было недостаточной. Умение воевать, подчинить тактические задачи к большим стратегическим планам – белым удавалось лучше. Рядом бились подчиненные Деникину хорошо оснащенные войска борона Врангеля, а глубокий кавалерийский рейд генерала Мамонтова перечеркнул  многие задачи Красной Армии. Белые вклинились лавиной в советский тыл острым клином на многие версты, занимали населенные пункты, грабили население и жестоко расправлялись партийными работниками. Этим были разбиты коммуникации, осложнялась связь между воинскими частями и армиями. Мамонтовцы сумели, посеяв раздор, бесчинствовать целую неделю, и вернуться в свое расположение.
Переброска на Юг частей восточного фронта красных, не могли дать свои результаты сразу. Противостояние белых было упорным. Так в конце октября 1919 года, при наступлении на Царицынском направлении, красноармеец  Степан  Полухин попал в походный лазарет с двумя пулевыми ранениями. 

       3.

Родное село Уланово, куда прибыл Степан после излечения, выглядело глубоким тылом, где были восстановлены Советы, убран урожай, хотя рабочих рук не хватало. Селяне вновь восстановили комбед, отстроили школу крестьянской молодежи, но были недовольны тем, что основная часть урожая отбиралась на нужды армии и голодающих городов. Население приходилось удерживать многочисленными митингами  и разъяснениями. Приезжали из волостного Совета солидные дяди, разъясняя временную необходимость делиться так нелегко добываемым хлебом, что мало успокаивала жителей. Конец войны, как казалось, никогда не наступит, а продотряды будут вечно отбирать зерна.
Братишка Павел, за это время, вступил в комсомол и так же ездил своей группой по соседним селам и деревням. Агитпоходы их комсы имели немалый успех, но все чаще звучали за спиной слова «подрастают новые мироеды».  Иван Полухин не мешал младшему сыну заниматься своим делом, но и не особо одобрял « И то ладно, что без дела не болтается». Их с Праскавьей мечта заменить крышу и построить дом на пустующем участке, оставалась невыполнимой. К тому же Степана вызвали в Реввоенсовет волости, от чего ничего хорошего они так же не ждали. 
Степана пригласили в кабинет товарища Голоступова, где за столом, оббитым дырявым сукном сидел усталый мужчина, временно занявший  кабинет заместителя предревкома. Он был одет , в черную потертую кожанку и пил жидкий чай со стакана с подстаканником. Рядом с ним, в углу рядом с окном расположена этажерка с бумажными папками. 
- Не курите, товарищ? Это хорошо. Давайте познакомимся Степан Иванович, - он встал из-за стола и протянул руку, - я представитель губернского ЧК Голоступов Артем Михайлович. Человек я здесь временный, а времени у меня совсем немного. По документам, вы воевали в железной дивизии у самого товарища Азина? Это очень хорошо. Мне известно, что семья у вас благонадежная. Скажу честно, Азина Владимира Михайловича я лично не знал, но хорошо знаком с комиссаром Пылаевым, вместе были награждены именными наганами.   Я так же по ранению переведен на эту работу, но намного раньше. Теперь, Степан Иванович партия направляет вас на другую ответственную работу и не беда, что не являетесь членом партии. Вступите, надеюсь…
Артем Михайлович закурил новую папиросу, встал возле форточки, но сделав пору затяжек вернулся и встал перед Степаном и взглянул ему в глаза, будто пытаясь угадать его настрой и мысли.
- Вы направляетесь бойцом во вновь создаваемую отдельную роту войск ВЧК и командируетесь в город Уфу для формирования отдельного полка по борьбе с контрреволюцией. Явление, надеюсь, временное и вы можете вернуться к мирному крестьянскому труду совсем скоро. Если, конечно, не изъявите желание посвятить себя нашей нелегкой работе. – Артем Михайлович прикурил погасшую папиросу и продолжил. – Конкретную задачу вам разъяснят уже на месте и пока я не могу сказать об этом. Да и время не терпит.  Сбор завтра к десяти часам на вокзале. С вашей волости направляются одиннадцать человек. Встретимся там.
Степан шел по улице,  сообщение Голоступова звучало в ушах и не было понятно, что вот так с кондачка его возьмут и призовут на новое место. «Коммунистом я, вроде, не состою и возможно не буду им некогда, но меня никто и не спрашивает. А может быть отказаться? Не расстреляют, поди?»
Его пугала сама задача, которую он не знает, но будет выполнять. И значит ли пусть даже временная служба в войсках ВЧК считаться чекистом? Это слово даже произносилось  шепотом. В случае нового возврата белых, расстреляют всю семью только за одно это, что их сын и брат состоял в войсках ЧК. Опять же, только за службу в железной дивизии  их в живых все одно не оставят. А значит что? Значит надо защищать свою власть, пока совсем не останется контры! Тем более их командируют на небольшой срок.
Надобность такой временной службы и задачи были разъяснены только в Уфе.
Продразверстка, проводимая молодой Советской республикой, даже при такой агитационной работе большевиков, не была понятной для крестьянина. Особенно стремление отдельных членов продотрядов, готовых выполнить задание партии «любой ценой», подливали масло в огонь разрастающегося волнения среди хлебопашцев. В отличии от городского пролетария, почти не имеющего ничего своего, крестьянин жил и привык питаться тем, что добывал своим трудом и своими орудиями труда. Если те трудились на хозяев и кормились с «их руки», то единственно чем жил землепашец был выращенный им самим урожай и, по сути своей, он оставался собственником. В городах, работающих «Все для фронта», посылая своих сыновей на войну, голодали, и их нужно было кормить, а крестьяне, не менее пострадавшие от этой войны,  не хотели отдавать свое до последнего зернышка. Долго такое положение не могло продолжаться. Большевики и созданные ими Советы для крестьянина, своей программой  раздать землю в их пользование, пришлись по душе, но пришедшее в пользование за последние годы название «коммунисты» стало для них отрицательным явлением, ибо совпали самым тяжелым временем продовольственной программой партии – продразверстками. Стали появляться лозунги «Долой коммунистов!», «Да, здравствуют Советы!».   Кулачье и эсерское подполье не преминуло воспользоваться моментом. Урал и Прикамье,  населенные из различных национальностей имели и другие силы, которыми манипулировали скрытые силы Республики.  Поддерживались националистические настроения башкиров и татар, которым были «подброшены» идеи о создании Башкурдистанской республики, куда войдут Уфимская, Пермская и Казанская губернии. Делалась ставка на Ахмет-Заки Валидова, бывшего военного министра временного правительства объявленного им же Башкирской Республики( которую Колчак не признал), а позже прощён большевиками, но в последствии объявившего Советской республике войну, находясь в рядах атамана Дутова, который проживал в Стерлитамаке. Одним из его приспешников ишаном Бадреддином была составлена и распространялась  программа об объявлении Советской России священной войны «джихад». В программе были слова «… Уничтожение одного коммуниста-безбожника равносильно хождению на поклон гробнице пророка Магомета…»  На местах участились случаи избиения продотрядовцев, крестьяне прятали хлеб.
В февраля 1920 года в селе Новая Елань Заинской волости вспыхнул бунт крестьян против продотрядовцев, когда один из уполномоченных по фамилии Пудов велел отобрать последние запасы крестьян, а несогласных запер в сарае в тридцатиградусный мороз.   Крестьяне по всему селу вооружились вилами и топорами, освободили сельчан и убили четырех продотрядовцев. Пудову удалось скрыться. Восстание вспыхнули в соседних населенных пунктах, и никто отдавать хлеб продотрядовцам не хотел. Буквально в течении нескольких дней крестьянские выступления начались в отдельных волостях Бугульминской, Мензелинской, Бирской и Уфимской губерний. Восстание «подогревали» и воспользовались эсеры и бывшие белогвардейцы. Одним из распространителем идей и посредником выступил инспектор школ Мензелинского наркомпроса эсер Ильин-Шаховский.  10 февраля бывшие колчаковский офицер  Алексей Милованов собрал под свое командование около трех тысяч восставших и занял волостной центр Заинск. Под его командованием арестовали  шестьдесят девять человек коммунистов и комсомольцев, которые были зарублены и исколоты насмерть топорами и вилами. Вешать или расстрелять их Милованов запретил:
- Учитесь убивать коммунистов своим оружием крестьянина-земледельца, а патроны нам еще пригодятся.
Вооруженных винтовками и наганами, отобранных у продотрядовцев и припрятанного «на время» оружия у эсерского подполья,  крестьян было мало. В тот же день на базарной площади был созван митинг, на котором выступали бывшие офицеры Милованов, Никонов и юнкер Крапивин. Все выступления в основном сводились к лозунгам «Коммунисты готовятся отобрать последний кусок хлеба у ваших детей!»,  «Они глумятся над верующими и собираются запретить мусульманскую веру по всей России!». Только Милованов в конце митинга высказал стратегию своей «армии»:
- Нам не нужно много винтовок и пулеметов. Мы пойдем против коммунистов безоружными, имея при себе то, что есть: вилы, топоры и дубины. Стрелять в нас они не посмеют, а согласятся на наши условия на созыв Учредительного собрания!  Они будут вынуждены согласиться на наши условия! Власть должна быть в руках кормильцев-землепашцев, а не у коммунистов, которые готовы придать нас к голодной смерти своими бредовыми идеями!
Отдельный полк ВЧК, в составе которой находился Степан Полухин, был сосредоточен в Уфе, где было объявлено военное положение. В эти тяжелые на фронтах дни, отзывать подразделения из действующих армий не имело смысла, но были присланы небольшие силы Туркистанского фронта, из числа находящихся вне военных действий.  Полк нес караульную службу, патрулировали улицы города и выезжали на вызовы на преступления вместе с вновь созданными силами милиции.
4 марта 1919 года силы крестьян, называемых Миловановым армией «Черных орлов» из близлежащих сел двинулись на Уфу. Степан, находящийся на наспех вырытых траншеях видел недружный ряд идущих на штурм города крестьян с топорами и вилами. Команда была дана подпустить поближе и стрелять поверх голов наступающих. Крестьяне шли обычным шагом, хотя в задних рядах были вооруженные винтовками и два пулемета. Никто из них пока не стрелял и, когда перед ними появилась цепь, представших из окопов красноармейцев и прозвучал первый дружный залп, многие отшатнулись и повернулись бежать в обратную сторону. Идущие сзади так же повернули, подавшись общему настрою.
Полк наступал без выстрелов, и вылавливали крестьян по соседним деревням и просто сидящих на земле с поднятыми руками недалеко от места своего наступления. Все задержанные доставлялись в распоряжение губчека. Задержанные с оружием были разосланы по камерам различных участков милиции, а большинство безоружных находились во дворе ЧК за закрытыми заборами под небольшой охраной. Из числа бойцов полка были отобраны многие грамотные для ведения допросов, которых инструктировал сам Голоступов Артем Михайлович.
- Надо записать в правом углу все данные о допрашиваемом:  год рождения, место жительства, происхождение, чем занимался. Обязательно нужно указать – как попал в отряд бунтовщиков, кто его сагитировал и где он участвовал. Прошу обязательно выяснить присутствовал ли при  расправе над продотрядцами и другими лицами, кто при этом там находился, кто подстрекал. Укажите, кого допрашиваемый видел  из числа командиров, кем они представлялись.
Задержанных было очень много, что часто приходилось просиживать, пока найдут дополнительные листы бумаги, подвозимых из типографии, на некоторых из которых помещались всего несколько предложений из показаний тех, кто примкнули в последний момент и нигде не участвовали.  Не хватало и людей. Оставлять задержанных, насчитывающих сотни человек, находящихся под открытым небом не хотели. Данные допросов проверялись показаниями других лиц и более отъявленные или подозрительные отправлялись по тюрьмам и участкам для дальнейших следственных действий.  У  Степана уставали от непривычной работы пальцы, что неоднократно оставляли кляксы, а бумага была на счету,  каждый лист.
- Могу дать очень необходимые для вас сведения, господин чекист…
Степан вздрогнул от сказанного и узнал голос. Перед ним сидел Зырянов Федор, пулеметчик из их роты войска Пепеляева.
- Помнишь ли ты моего брата Василия, которому копал могилу штыком и руками? А я вот теперь твой арестант. Скажу честно, что против красных более не воевал. Можешь указать, что бежали от белых вместе, но больше белякам не служил. Это честно. Воровал? Да. Грабил? Да, тоже было, но вообще мокрые дела не имел. А вот то, что знаю командиров этого смешного наступления на Уфу, скажу обязательно. Запутали они меня, захотелось пожить вольной жизнью, ни от кого не скрываясь. А по некоторым обстоятельствам, вернее чтобы избежать мобилизации, скрывался в медном руднике вместе с юнкером   Крапивиным, который от криминальных дел тоже не отказывался. Он стал одним из командиров вместе с главными командирами Миловановым и Никоновым. Вся агитация, создание отряда «Черных орлов» и наступление на Уфу их рук дело. Я по просьбе Крапивина представлен им, как пулеметчик белой армии  и взят на «службу». Никого в этом дурацком бою не убил.
- Как же ты подался к их агитации, ведь ты знаешь толк в боеспособности, Федор?
- Не знаю я, что сказать тебе. Сначала побоялся, что красные расстреляют, позже встретил знакомого по приюту и уркаганской жизни беспризорника, а после и вовсе запутался. Да и к Милованову пошел только чтобы найти возможность хоть каким-то образом начинать жить среди людей. За все готов держать ответ, но многое не скажу. Как думаешь, мне поможет, если я сам, как будто изъявил желание сообщить о командирах отряда?  Ведь, если подумать, то мы с братом Васей и думали как контра. Мы хотели открыть свой цех, начинать работу, привлекая туда белошвеек, набрать заказов у знатных людей. Мы мечтали жить хорошо, но были уверены, что для большевиков являемся буржуями, а белые защитят. Я и сейчас не понимаю, что в стране делается и что дальше будет. Может бы и я пригодился в вашей России, и мне хочется жить имея идеи и свои планы. Я не знаю, Степан, - впервые назвал его по имени.
Степан не знал, что бывает в таких случаях, но уже повидавший кое-что в чекисткой жизни, ответил:
- Не знаю, Федор. Наверное, это учтут, но скорее всего я должен передать тебя настоящим чекистам и сказать им, что ты сам изъявляешь желание рассказать о командирах отряда. К тому же я все равно не должен тебя допрашивать, потому как знакомы мы и могут подумать, что огораживал тебя и записал не все показания.
О Федоре Степан доложил самому Голоступову, после чего допрашиваемого увезли в неизвестном направлении.
Части красной армии освободили территорию Урала и вели наступления в Сибирь и Дальний Восток. Южная армия вела успешные бои, были сочтены дни Юденича, наступающего с Запада.  Срок командировки красноармейца Степана Полухина истек, но его просили остаться работать в ЧК,  с обещаниями направить на курсы и закрепить за ним спецпаек и другие льготы, предусмотренные для чекистов. Однако, Степан не подался уговорам и высказал твердое намерение вернуться в свое село и выучиться на специалиста по сельскому хозяйству. Намерения эти так же приветствовались , и ничего против своих доводов он не услышал. 
Степан не захотел остаться совершенно по другой причине, которую не смог бы объяснить до конца даже самому. Встреча и беседа с Зыряновым Федором оставили в нем неизгладимый след, что он вдруг почувствовал непонятную обреченность и полную зависимость от всего, что  творится вокруг него. По сути, полагал он, почти ничем от Федора не отличается. Он так же, как и Федор мог оказаться по ту сторону и, его так же могли допрашивать в коридорах и кабинетах губчека. Ведь, если подумать, тот факт, что ударился в бега из белой армии, тоже является даже не порывом, а чистой случайностью. И ведь крестьяне, восставшие против продразверсток так же могли просто оказаться поблизости того места и кинуться освобождать селян, закрытых в морозный день в сарае уполномоченным Пудовым. Назвать их контрой и предать суду тоже не особо приветствовал, поскольку никто из этих крестьян не имел и мысли, чтобы Советская власть потерпела поражение и вернулись бывшие хозяева, что оставить им малую толику участков на малоплодородных землях. Нет и тысячу раз – нет! А ведь мог оказаться среди этих крестьян и его отец Иван Полухин, который  вместо того, чтобы продать свои излишки и покрыть крышу тесом, сам оставался полуголодным, трудясь на земле от зари до заката. В селе он не был в числе бедняков, но разве виноват в том, что у него в семье целых трое душ мужчин, по количеству которых выделяли тогда земельные наделы, и разве его вина, что сосед Архип, имея одних дочерей прозябает в избе-развалюхе с земляным полом. Если сильно задуматься, решил Степан, время и место не зависят от человека не при каком раскладе, а человек зависит от времени и места полностью с потрохами. Продлись эта война еще годик-другой, мобилизовали бы и братишку Павла. Еще не известно, где   бы и кому он служил верой и правдой. Повезло тебе, братишка, что родился тремя годами позже меня!
Степан Полухин ехал домой, чтобы поднимать сельское хозяйство уверенный, что времена наступают иные и его место среди своих хлебопашцев. Успокаивал его и тот факт, что многих крестьян арестованных под Уфой отпустили сразу, а многим, кто оказался с оружием в руках дали совсем небольшие сроки и почти сразу амнистировали. «Наверное и Федор среди них, - подумал он, - найдет, поди свое место. Да, и воровать, пожалуй, так же начал не от хорошей жизни. Кому они были нужны братья беспризорники».
 Уже позже, впрягаясь в работу в родном комбеде, он узнал, что Чистопольским ревтрибуналом бывший уполномоченный продотряда Пудов был осужден к лишению свободы к десяти годам. Об этом сообщалось по всему Уралу, ибо основным оружием коммунистов всегда была агитация и разъяснения, благодаря чему они и одерживали победу. Отношение крестьян к коммунистам изменилось в корне, они  дальше продолжали верить, что к крестьянам подход выбран правильный, а предавших своих идей коммунисты  также не прощают. 
С обеих сторон дороги, куда свернул Степан поблагодарив хозяина попутной подводы, шли поля с остатками островков тонкого снега, более напоминавшие утренний иней. Земля начинала дышать и ждала своего хозяина, который начнет в скором будущем пахать, чтобы бросать в неё зерна, а следом за лошадьми с плугом  буду бежать вприпрыжку вороны и трясогузки, подбирая едва проснувшихся букашек и червей. И не было более долгожданной времени чем то, которое дает надежды на богатый урожай, а крестьянин поклонится к земле со словами «Благослови Господи, чтобы были с хлебом», встанет за плугом, чтобы поплевав на ладони начинать первую  бороздку.