Так, ни о чем...
Герберт Маркузе написал своего «Одномерного человека» в 1964 году, а спустя шесть лет Жан Бодрийар создал свое «Обществе потребления». Оба постструктуралиста зрели в корень задолго до того, как в России появились «Макдональдсы», «Ашаны», «Мегагринны» и прочие пепси-колы. О драгсторах, похожих на рай, где слева сады плавно перетекают в «Спортмастер», а справа разноцdетный фонтан сменяется вывеской «БашМаг» - философы прогнозировали во всеуслшание. Молодежь откликалась и бунтовала против замещения истинных потребностей искусственными. А в это время машина по промывке мозгов на синих экранах выводила формулы одномерности: ты то, что ты ешь. Сочная блондинка выносила из ящика в квартирах обывателя мегабифбургеры, а веселый Микки-маус от души угощал игристой пузырьками кока-колой. Живи в кайф, умри молодым! – пели зарождающиеся пропагандисты потребительского гедонизма с рок-сцены.
В принципе, логике вполне поддается то, что сейчас случилось с нашим обществом. Вместе с «Парижской весной» 1968 года, чьи активисты так и не смогли сформулировать внятную социально-экномическую повестку, были уничтожены последние зачатки рационализма. Во многом этому способствовали и сами вдохновители студенчества. Например, Фуко и тот же Маркузе, возводящие культ Эроса в ранг высшей точки освобождения, тем самым ковали цепи свободе индивида.
Сексуальная революция – не памятник свободе, а гвоздь в крышку ее гроба. Хотите спорьте, хотите нет. Но как говорил Маркс, если вы не видите эксплуатации, это вовсе не означает отмену факта ее существования.
С Европой все понятно. Поэтому лучше – о Южной Америке и ее музыке.
Латиноамериканские ритмы – это драйв, это экспрессия, это страсть и бунт. Вы когда-нибудь видели танцующего Фиделя? Это было в 1947 году. Молодой, но уже весьма ощетинившийся вдохновитель кубинских герильерос встретил свою школьную подругу – зеленоглазую Мирту Диас-Ба-ларт. В тот момент на тихой улочке старого центра Гаваны, у собора Святого Христофора скромно сидел старичок. В руках он сжимал гармонику. Когда Фидель подошел к Мирте, дедушка заиграл либертанго. Из белоснежной рубашки Кастро виднелись лепестки розы цвета стяга революции. Он нежно обнял Мирту и закружился с ней в страстном ритме знойного танго.
А спустя двадцать лет все там же, в старом центре, в прокуренном гаванской сигарой кабаке на углу улицы собирались европейские товарищи со своими кубинскими коллегами. Преимущественно это были студенты. В помещении, оттеняемом желтым светом ламп, на стенах виднелись плакаты того самого Фиделя, старика Хо Ши Мина и хипстера Мао. На импровизированной сцене, обмотавшись флагами острова свободы и победившего в СССР коммунизма, перед публикой выступал чилийский мариачи Виктор Хара. Он еще не знал, что через пару-тройку лет его ждет трагическая участь, приготовленная чилийскими фашистами во главе с Аугусто Пиночетом. Но сейчас об этом некогда думать. Нужно петь и играть южноамериканские ритмы, насквозь пропитанные духом социалистического интернационала:
El pueblo unido jam;s ser; vencido!
El pueblo unido jam;s ser; vencido!..
Свидетельство о публикации №214061700150