31. Двойники. Двойник Ленского

                31. Двойник Ленского

Любимый лицейский друг Пушкина (они даже руки друг другу целовали при встрече) поэт Антон Дельвиг предчувствовал свою раннюю смерть.

Дельвиг был не менее суеверен, чем Пушкин, боялся тринадцатого числа, тринадцати гостей за столом, трех горящих в одной комнате свечей и тому подобных казусов, намекающих на нехорошее.

Любил при случае порассуждать о загробной жизни, в частности, насчет обещаний, данных при жизни и исполненных после кончины.

Как-то раз в гостиной своего дома на Загородном Антон Антонович взял обещание со своего приятеля Левашева и, в свою очередь, сам пообещал явиться после смерти тому, кто останется после другого в живых – и дать знать о себе каким-либо способом.

«Ухватя за ворот, или, погрозив костяным кулаком…»

Разговор происходил за семь лет до преждевременной кончины Дельвига и, конечно, был Левашевым забыт. Но ровно через год после смерти поэта, как утверждал сам Левашев (левизна, знак чёрта – в его фамилии), «в 12 часов ночи Дельвиг молча явился в его кабинет, сел в кресло и потом, все так же, не говоря ни слова, удалился».

Барон Дельвиг почил 14 января 1831 года, в 10-летнюю годовщину смерти вымышленного Ленского, с которым его сравнивал Пушкин.

…Младой певец
Нашел безвременный конец.
Дохнула буря, цвет прекрасный
Увял на утренней заре.
Потух огонь на алтаре!…

Умер Дельвиг не столько от «гнилой лихорадки» (?), которая значилась в официальном медицинском бюллетене, сколько, по мнению близких ему людей, от горестей сердечных. Поэта прилежно травил царский сатрап Бенкендорф за либеральное направление «Литературной газеты» – устраивал разносы, угрожал опалой…

Но главной причиной явилась молоденькая жена, Софья. Дельвиг, как и Ленский, погиб от любви (на мистической дуэли с врагом – Хладным Светом).

Как Ольга Ларина, молодая вдова «недолго плакала». Софья Дельвиг вторично вышла замуж, не выдержав даже обязательного года траура – «Пред алтарем она стояла, с огнем в потупленных очах, с улыбкой легкой на устах»… Инфернальный образ.

Тема двойничества слышится в соотношении смерти Дельвига и Пушкина. Зизи Вульф – сестре Ловласа-Вульфа, Пушкин посвятил  несколько стихотворений. Одно из них, любимейшая, согласно опросам, пиэса новейших россиян:
Если жизнь тебя обманет,
Не печалься, не сердись!
В день уныния смирись:
День веселья, верь, настанет.
Сердце в будущем живет;
Настоящее уныло:
Все мгновенно, все пройдет;
Что пройдет, то будет мило.
Всех нас жизнь обманула, но она же и мила.
Тоненький силуэт Зины появляется в строфе «Онегина»:

Ряд стройных рюмок, узких, длинных,
Подобно талии твоей,
Зизи, кристалл души моей,
Предмет стихов моих невинных,
Любви приманчивый фиал,
Ты, от кого я пьян бывал

Намек на жженку, которую она варила в Тригорском для Пушкина,  Вульфа и Языкова. (А талия  17-летней барышни оказалась, на поверку, не тоньше в обхвате, чем талия 27-летнего Александра Сергеевича). 

«Приманчивый фиал» Зизи (сопровождаемый хрустальным звоном)  появляется в «Онегине» в вымышленный четверг «12 января 1821 года», за два дня до гибели Ленского.

Настоящая же Евпраксия Вульф, по мужу Вревская (некогда «полувоздушная дева»,а в ту пору вальяжная дама, мать семейства) обедала с Пушкиным и его сестрой 26 января 1837 года, накануне дуэли с Дантесом.

Именно ей Пушкин, в удивительную минуту, сообщил о завтрашнем поединке.

Она знала! – и (за что ее упрекают пушкинисты вот уже почти два века), ничего не предприняла.

Но как Евпраксия Николаевна могла бы спасти Пушкина? В ее ли скромных силах было это?

Колокольчиковое имя Зизи, как мистический бубенец под дугой тройки, вещает скорое приближение гибели. Смерть – лихой ямщик – гонит своих бешеных, в пене, коней…

Эхо-магнит

Набоков в «Комментарии к роману «Евгений Онегин», решил, что забавно было бы проверить, что же делал живой Байрон в то время, как пушкинский герой танцевал, тосковал и погибал.

И выяснилось, что 12 января 1821 года, когда Ленский на северо-западе России отправлялся на свой последний бал, Байрон в Италии, в Равенне, написал в своем дневнике: «…на Корсо встретились мне маски… они пели и плясали, «ибо завтра все умрем» (тема Карнавала)

На следующий вечер, 13 января, когда Ленский сочинял свою последнюю элегию ("Паду ли я стрелой пронзенный, иль мимо пролетит она?"...) Байрон внес в дневник такую запись: «Еще один день прошел… но что лучше, жизнь иль смерть, лишь боги знают», как сказал Сократ своим судьям…»

А 14 января, в тот самый день, когда Ленский с Онегиным дрались на дуэли, можно прочесть следующее: «Прискакали – разрядили пистолеты – славная стрельба».

Чайльд-Гарольд и Онегин встречаются. На воздушных путях.