Мир плюс Весна ровно Любовь

Увидел ее, когда был вечер, и все собирались по домам. У приличных компаний так принято, а я просто проходил мимо и заметил необычную девушку. Не то, чтобы приковало внимание, ее инвалидное кресло, просто мир как-то потерял свою яркость, сосредоточился на одном человеке. Девушка сидела и смеялась, громко орала музыка, все друг друга перекрикивали. Поняв, что на меня смотрят подозрительно, ускорил шаг, отводя взгляд на футбольное поле, которое поливал седой мужчина. "Мирослав, стой!", - крикнул кто-то. Обычно моя реакция игнорирует подобные приказания, но я встал как вкопанный. Со стороны той шумяще-приличной толпы людей мне помахали рукой. Пришлось идти туда, ибо, очки я не ношу, а зрение упало очень сильно.
Это оказался знакомый со двора - Мишка. Веселый рыжий парень, с немного торчащими зубами и способностью говорить так быстро, что порою даже не разберешь слов. И тут начались расспросы: куда я уезжаю после 11 класса, на кого поступаю и все в таком духе. Так же меня познакомили со всеми и ... с ней. Грустные глаза поразили больше всего. Воздушные волосы, маленькие ручки, искренняя улыбка и голос, как звон арфы. Хотелось расспрашивать ее о любимых занятиях, о людях, с которыми ей интересно, о планах, мечтах. Это было похоже на маниакальный взрыв, но он не пугал ни меня, ни ее, как бы близко я не сел и не начал спрашивать "как дела?". А ведь так оно и произошло.
- Все хорошо, спасибо, - смущенно отвечала девушка.
"А это... это наш - Марта. Очень скромная сначала… но потом прочувствуешь ее сумасшедший характер" - предупредил кто-то из толпы, указывая на нее. Было интересно узнать еще больше, но пора было двигаться домой.
- Я провожу. Можно? - нагло втиснулся вопросом, между разговорами о политических развалов стран и беременности чьей-то тети.
- Да, конечно. Сначала меня проводим, потом остальные уйдут, - ответила Марта и начала искать наушники от телефона. Двойной змейкой они скатились по коленям, следом за которой падал мобильный телефон.
По девушке стало заметно, как она смутилась и разозлилась одновременно. Телефон глухим стуком ударился об асфальт и лег монитором вверх. Помочь поднять сотовый рванулось одновременно аж 3 человека, но я успел схватить его первым. Хорошая реакция мне досталась от занятий по борьбе, нужно следить за движениями и молниеносно предотвращать удары. Протерев старый нокиа краем футболки, протянул его хозяйке. Ответом на это было скромное "спасибо" и улыбка, которая ассоциируется с маленькими голубыми цветочками, незабудки. Такая же небесно-нежная.
"Так, пошли, по коням!", - громко крикнул Мишка и схватился за ручки инвалидной коляски, плавно поворачивая в сторону ворот. Все остальные вяло поплелись сзади, а я ускорил шаг и оставалась по правую руку Марты. Девушка смотрела в основном на дорогу, говоря куда ехать, а опытный водитель (как он утверждал все время), бубнил о том, что и без нее все знает. Парнишка правда опытно выруливал любую кочку или даже стекла. Мне казалось это таким тяжелым, ответственным, что если бы взялся вести, то вез бы только по асфальту и медленно.
- Ужасные дороги - цыкнул я, отшвыривая камень, который лежал на пути.
- Я привыкла. Иногда полезно растрясти свое тело. В жизни вот так же: идешь по осколкам, плохая дорога, тебе тяжело... Но все равно ты двигаешься к асфальтному счастью, и ты его настигнешь, если не сдашься. Все в этой жизни вознаграждается.
Тут мой мозг завис. Всю дорогу шли молча. Стало даже неловко от своего ступора, мысли расправлялись и превращались в оригами. Хотелось рассказать о надуманном, обдуманном и придуманном, но тормоза щелкнули... и кто-то из ребят пошел стучаться в дверь, где живет Марта.
Из подъезда вышла красивая женщина в домашнем халате, немного сонная. Ребята сразу оживились, громко поздоровались и начали суетиться, завозя девушку в подъезд. Такие дружные, аккуратные друзья, от которых веяло какой-то сильной заботой, почти братской. "Стойте, Не попрощалась же со всеми!" - чуть прикрикнула Марта. Я стоял ближе всех, поэтому она протянула мне руку, мягкую белоснежную руку с маленькими черными ногтями, на которых уже кое-где отлетел местами лак. Без каких-либо стеснений, подошел вплотную, наклонился и заключил девушку в свои объятья. В тот момент боялся крепко обнять, боялся причинить ей боль, такой хрупкой, как хрусталь, поэтому только слегка приобнял, прошептав на ухо: "До скорого!".
На улице пахло липой, чем-то жаренным и нежностью. Хотелось петь, говорить всем о своей легкости и расправив руки, как крылья, бежать. Взлетная полоса сегодня появилась из неоткуда. Да, тяга к девушкам была давно, даже встречалась с одной, которая в силу своих обстоятельств бросила такого невоспитанного меня, и ушла к пареньку, чей отец заведует сетью магазинов. Не было ни слез, ни сожаления…эмоций тоже. Она часто приходила время от времени, прося с ней покурить. Противно прижималась своими бедрами, рассказывала о новой работе, о ее парне... о том, что не хватает именно моей ласки. Однажды это надоело, и я послал эту даму прямым текстом. Удивительно быстро отстала. Но опять же никаких эмоций, кроме отвращения. В моей жизни не было ничего, что могло бы тронуть струны души, чтоб она заиграла поистине прекрасную мелодию. Лишь сегодняшний вечер взорвал всю бесчувственность и разбил вдребезги, которые проросли цветами возле ее ног.
Дома как обычно пахло алкоголем, он окутывал моего отца каждый день, каждое утро... да что там говорить... круглосуточно. Со стекла окна свисал обрывок газеты. Папа ненавидел мир с тех пор, как мы остались одни. Он говорил: "Этот жестокий мир может просочиться сквозь окно, разбивая сердце навсегда". По такому принципу рос и я, только эти газеты мнимо оберегали окна моей души от других людей, пытающихся заглянуть внутрь.
Папа лежал на диване, аккуратно сложив рядом бутылки, и мирно спал под теплым одеялом. Он мерз всегда, даже когда было жарко. Чуть повзрослев, понял, что это холод одиночества, а кровь в венах разбавляет алкоголем специально, чтоб не сойти с ума. Я его ни в чем не винил никогда, этот человек дал мне все, что мог, не смотря на свою зависимость. Поэтому так тщетно гнал мысль о какой-либо влюбленности, ибо, любовь к женщине - может убить в тебе себя.
Руки невольно потянулись к сигарете, лежавшей на подоконнике, нужно привести в порядок эмоции и стать спокойнее, без этих розовых соплей много дел. Дым аккуратно стелился по воздуху, принимая абстрактность своего рождения из табака. Белая пелена вокруг задурманила, унося в сон, уставшие мышцы после тренировки сводило. После остановки движения, уже невозможно было поднять стопу или руку. "Пора отдохнуть", - сказал я, коту, который сидел на столе, закрывая дверь в комнату.
В комнате с бесконечными плакатами космоса меня ждала раскладушка. Старая, переломленная в одном месте, неумело закрученная изолентой. Уже много лет дарящая сны, а так же способность хоть как-то расслабиться. Мне бы сказать ей спасибо, но тело уже приняло горизонтальность, а мозг принял режим живого трупа... но перед глазами так и стоял образ Марты. Будто этот человек манил меня невидимыми потоками, притягивая. Эти потоки были цвета космоса - неземные, великие, загадочные, немного усыпляющие своим теплом... "До скорого", - со стороны услышал свой голос на повторе, когда мы прощались. "Мы обязательно встретимся", - все не замолкал внутренний голос, уже провожая в мир снов.

"Мы обязательно встретимся, слышишь? прости. Там, куда я ухожу - весна" - орал телефон из-под кровати. Резкость открытия глаз растеряла мою фокусировку взгляда по комнате, судорожно ищущего телефон. Дельфин пел и пел, а кто-то звонил и звонил! И вот уже, нащупав это адское изобретение человека, уже взяв его в ладонь, он заткнулся. По пропущенному номеру стало понятно - звонил тренер. Оказывается, нужно было куда-то там сходить, что-то сделать, я так и не понял, но унесся из дома сразу, пожелав доброго утра отцу.
Утро города дышало свежестью, наполняя легкие природной бодростью, будто это кофе или холодный душ. Перебивая друг друга, пели птицы, сливаясь в симфонию, а на желтом цветке пытался сидеть массивный шмель, то и дело падая с него. Небо разлило молоко облаков и размазало кистью, как художник, принимающий свою личную технику рисования. Люди шли, стуча каблуками, кашляя, смеясь, разговаривая - начался новый день. Это самый прекрасный период, когда можно улыбнуться, почувствовать легкость свободы, не торопиться никуда, но придя на назначенное место - все по плану/расписанию. С 13 лет привык к этому, поэтому даже не хотелось ничего менять. Если постоянно наслаждаться - не будет наслаждения, оно себя изживет, а сейчас есть с чем сравнивать. Эту мысль донес мне тренер, уже стоявший возле своей черной девятки, смотря на меня, как на опоздавшего.
- Привет, Мирослав.
- Здравствуйте, тренер. К чему такая поспешность? Что случилось?
- Тут так получилось... - присел он на край капота, - у моего брата есть дочь. С ней нужно позаниматься, а со мной она не хочет. Капризная дама выросла, знаешь ли... Ты самый лучший мой ученик, тем более вы одного возраста, поймете друг друга обязательно, найди к ней подход, а?
- Я постараюсь, но зачем заставлять человека? – возразил я, чуть превышая голос, за что в ответ полетел дружеский подзатыльник.
- Ей нужна мотивация! А ее может дать только ты, если бы не знал, не стал бы просить.
Вопрос был исчерпан. Мы уселись в машину. Попавший в зажигание ключ, дернул машину, она затряслась и заревела, как зверь. "И тебе это будет хорошей жизненной ситуацией, в чем-то станешь обширней размышлять" - пробубнил тренер, подъезжая к пятиэтажке. Удивление мое безгранично билось в сердце аритмией, когда мы вошли в тот подъезд, где живет девушка, с который вчера познакомилась. Номера квартиры не знал, поэтому волнение выходило через потливость рук, то и дело вытиравшихся о футболку. Много вариантов перебегало с места на место, но мы все же остановились возле 72 квартиры. Дверь сразу предупредила о чрезмерном достатке хозяев, украшенная серебристой росписью на красном дереве. Я даже успел рассмотреть волка, вырисованного линиями около ручки двери, как она плавно открылась. Ноги слегка подкосились, сердце единичным ударом споткнулось о ребро и рухнуло, роняя полки спокойствия - передо мной стояла мама Марты, улыбающаяся, в белом костюме и приветливая. Дальше, как положено по этикету - знакомство, рассказ о ее прекрасной дочке, о том, что нужно поддерживать тонус мышц, а она ничего не хочет, потому что считает это бесполезным делом, о том, что она немного резкая во фразах и отношениях к окружающим... и что ее жалко. Последнее слово прорезало слух, красивым скальпелем, блестя в свете лучей женщины, напоминающую солнечный луч, согревающий домашний очаг. Конечно, можно было понять маму, можно было понять тренера, но я не понимал одного - как Марта могла вызвать жалость? Как она может источать это ощущение, передаваемое самым близким людям? Что в ней жалкого? Вопросы сыпались и сыпались на ковер с длинным мягким ворсом. Меня отвлек тренер, протягивая синюю потрепанную книгу, объясняя это тем, что нужно действовать строго по инструкции, а то может стать еще хуже.
- Я ведь тебя помню! Ты вчера с Марточкой гулял, да?
Из уст сорвалось лишь тихое "да", после которого рассказ о необходимости занятий затянулся еще на 5 минут. Монотонность усыпляла и делала скучным диалог, но воспитанность скручивала, выпрямляла осанку, открывала шире глаза, давая понять собеседнику о всех важности его речи.
Тренер сидел рядом, склонившись вперед, хлюпая ароматный чай, изредка положительно мычал, когда мама Марты предлагала те или иные упражнения для рук, пока в комнату не просочился шлейф музыки из дальней комнаты. Он увеличивался и нарастал тяжелыми аккордами электрогитары, из вокала можно было понять - поет мужчина о любви и хочет умереть. "Дочка!!!" - восклицательно подпрыгнула женщина, удаляясь в сторону коридора. Тренер снова хлюпнул чаем и улыбнулся, наклоняясь ко мне: "Ох, она боевая девка. Ты не думай, что она слабая и ее надо жалеть. Не слушай ее маму. Делай все на равных". Он подмигнул мне и тоже ушел в коридор.
Комната наполнилась тишиной, только ветер иногда постукивал железными кольцами на гардине, дергая за голубоватую тюль.
"Привет" - в комнату въехала Марта, забавно морща нос.
- Привет... как ты? я тут... это..
- Нянька моя?, - приподняла она одну бровь.
- Нет. Ты что...
- Родители только и хотят, чтоб я целыми днями занималась. Думают, что смогу ходить. А толку-то? Врач давно прописал мне неизлечимость болезни со шведской родословной, но мне и так не плохо. У кого что, а у меня целая машина, - девушка звонко задела спицу на колесе, улыбаясь, добавляя, - Как струны... моей души.
- Ты не хочешь ходить? - спросил я, ерзая на кресле от незнания, что ответить.
- Нет.
Чувствовалась решимость в этом "нет". Никакой обреченности, никакого намека на жалость. Марта сидела на коляске, будто это ее трон, уверенно разговаривала, смотрела прямо в глаза и давала точные ответы, которые могла объяснить, разложив по полочкам, если ты не поймешь. Так кто из нас забитый и жалкий? Я сидел напротив, опуская глаза, вытирая руку об руку, дергаясь, сопя и издавая звуки не похожие на слова. Смущение с трусостью заняли места на плечах вместо стандартных "ангел и демон". А она в это время поправляла волосы, с интересом разглядывая избитые костяшки на моих руках, потом резко дернула за одну из них с восхищением:
- Ты же боец! Будешь моим телохранителем. Иди сюда, - дернула к себе. Я подчинился, чуть ли не вплотную приближаясь к ее щеке. - Мы создадим видимость, что ты меня тренируешь. Родители увидят ноль в этих физических нагрузках. Отстанут. Хорошо?
Вот, честно говоря, информация просочилась, как песок сквозь пальцы, а глаза жадно пожирали изгиб шеи с небольшой родинкой, нос вдыхал аромат цветочной свежести духов, кожа ощущала и грелась теплом яркости. - Миросав, ты слышишь?
- Да… да. Как скажешь, - очнулся я.
Приняв исходное положение возле недопитого тренером чая, хотел что-то сказать, но в комнату вошли те, кто десять минут назад исчез в коридоре. Снова диалоги о физических нагрузках, на которые Марта не обращала внимание. Она смотря в окно, безразлично улыбаясь на мамино "Ты еще у нас ходить будешь". О чем дальше рассказывать? Хочу лишь не упустить тот факт, что мы каждый день сидели в ее комнате, делая вид занятия курса лечебной физкультуры, на самом деле разговаривали и смотрели ее любимые фильмы, рассматривали галактику в интернете, мечтали, смеялись и ... грустили. Ее грусть светлой пеленой накатывалась на глаза, переливаясь, исчезая сразу же, как только опустит голову и спрячет лицо за роскошные волосы. Чем дольше мы проводили время вместе, тем реже я видел ее улыбку и блеск каре-зеленых глаз. Все вертелось, крутилось, пока однажды не слетело с петель терпимости.
Это был обычный полдень, когда вновь пришел к Марте с предложением пройтись до озера. Погода дарила хорошее настроение, и не предвещало дождя, но в районе груди ощущалось жжение и глухая боль – скрывать свои чувства уже не было сил. Мне нужна она... Срочно. Это единственный человек, рядом с которым все плохие мысли исчезают, страхи, невозможность действий. Когда вставал за ее спиной, чтоб помочь перевезти куда-либо, ощущение неограниченной силы, защищать это прекрасное создание усиливалось с каждым ее смехом, с каждым ее словом. Особенно, когда она запрокидывала голову назад со словами: "ты такой сильный и серьезный, когда за «рулем»". Она превращалась в огромный смысл моей никчемной жизни.
- Марта, почему ты такая грустная сегодня, - пересаживая с кровати на коляску, спросил я.
Но девушка молчала, обнимая сильнее за шею, явно не от страха, что уроню. В руках была мелкая дрожь, от сердца переходящая наружу. Усадив удобней, начал одевать на ее ножки кеды ярко-желтого цвета. Вообще все в комнате, в одежде было светлых позитивных тонов, даже на окне висели наклейки, которые не мог никак разглядеть. То ли драконы, то ли просто узоры спускались от форточки вниз.
- Мирослав... Посмотри в глаза, - нежно потеребив плечо, прошептала Марта.
Я медленно поднял голову, с выражением лица "что случилось?", но тут же потерял контроль и впился в ее сладкие мягкие губы. Выбор был как всегда из двух сторон "да" или "нет", на этот раз судьба играла в мою пользу. Нас накрыло волной необузданной страсти, любви, нежности и дикости. Нужно ли говорить слова "люблю" при этом? Слова сейчас были лишними. После поцелуя, мы улыбались и молчали... так и не надев второй кед. Передо мной сидела моя королева, ни одна девушка не смогла сравниться с этим прекрасным созданием. Понимающим, греющим душу, а самое главное - умеющим дарить чувства. И наплевать на коляску, пусть будет так, пусть она не будет ходить никогда. Я хочу заботиться о ней, оберегать и защищать. Мы чувствовали нужность друг друга. Теперь и речи не было о закрытости, что меня угнетала, передаваясь от отца. Окна души распахнулись, поглощая свежесть счастья.
Жизнь будто вытолкнула из одиночной комнаты за дверь, где находится цветное разнообразие ощущений. Это можно сравнить только с величием постижения душевной нирваны.
А сейчас она обнимала меня за шею, положив на плечо голову, и шептала о том, как долго находилась одна, не смотря на постоянное количество людей вокруг, как плакала ночами от чувства одиночества, захлебываясь грустными песнями, помогающими освободить эмоции от дневных оков. Что растягивала мышцы на лице, превращая в улыбку, как она уставала быть сильной и обжигаться об холод металла коляски, когда не было сил самой проехаться от стола до кухни, как похоронила женственность из-за комплексов и... как пришлось выковать для себя стальные доспехи наглости, окутывая видимостью силы духа.
- Я ведь такая слабая... А они думают, что сильная. В чем? Что еще живу и не вскрыла вены из-за ограниченности передвижения? Они не понимают, что я такой же человек, как и все, а мое состояние, - она тихо всхлипнула, слеза скатилась по моей ключице, - я к нему просто привыкла. У меня тоже есть ощущения боли, слабости… знаешь, женской слабости. Радости, желания тепла от объятий. Но многие во мне видят лишь это, - Марта стукнула свободной рукой по ободу коляски, та звонко отозвалась и немного откатилась назад. - Видишь, - продолжала она, - Нас разделяет мое состояние. - я хотел возразить, но вцепился за коляску и максимально близко подвез обратно к себе. Мы сидели нос к носу, в ее заплаканных глазах расстилались зеленые бесконечные поля, словно в грозу зелень стала яркая темно-зеленая, веки слегка покраснели и припухли. Милая моя девочка. Я первый раз видел эти слезы, они скатывались медленно по щекам, капая с подбородка. Руки снова потянулись к ней, обнимая чуть сильнее обычного, а губы говорили и говорили:
- Ни одна жизненная ситуация не склонит меня подумать о том, что тяжело. Пойми, разве можно видеть в любимом человеке что-то не то? Разве может быть забота в тягость? Ты же моё - всё...
Последняя фраза слетела криком на пол тона, из-за чего пробудило маму зайти в комнату, проверить благополучно ли справляемся, собираясь на улицу? И что же она увидела? Мы, сидим, обнявшись, Марта плачет, я крепко держу ее, стоя перед коляской на коленях, а второй кед валяется где-то далеко в стороне. Глаза округлились то ли от испуга, что плачет дочь, то ли от нашей трагично-нежной позы.
- Вы тут чего? Марта, ты плачешь? Тебе больно?, - подбежала женщина, отталкивая меня, резко разворачивая к себе дочь.
- Да, мам. Кое-что прочла, заплакала. Ты же знаешь, какая я сентиментальная у тебя. Не волнуйся, это был просто текст, написанный обычным писателем.
Все замялось, потому что не поверить этому человеку было не возможно. Без какой-либо дрожи в голосе, рассказывала про текст, который, кстати, сама придумала, что я сама чуть не прослезился. Удивительная МОЯ девочка.
Позже, вырвались на улицу, первый раз планируя идти на такое длинное расстояние.
- Ты чего там делаешь, - склонилась на подлокотник Марта, смотря вниз.
- Проверяю колеса, вдруг немного спустило.
- Дома все хорошо было, а тут..
- Да!, - возразила перебивая.
Все оказалось в целом состоянии, мы шли, танцуя на колесах, между кочек, тех же ненавистно подмигивающих блеском стекол, разбитым в трещины асфальтом. Никогда не замечал, как разнообразна земля и путь по ней. Теперь через ручки коляски ощущался любой рельеф. Я смотрел на землю, она смотрела на небо, щурясь и улыбаясь от солнца. Был ли тот страх перед вождением, как первый раз? Нет. Его совершенно не было. Он из ответственности перерос в заботу: уже думаешь не о том, чтоб не перевернуть нечаянно коляску, а о том, чтоб ей было комфортно, старательно выбираешь путь. Через 15 минут открылся вид на озеро. Своим синим величием оно заняло большой участок земли, отражая легкость белых облаков с немного сероватыми краями. Ветер бегал по воде, оставляя за собой мелкую рябь, а детишки сидели с удочками и обиженно надутыми губами, рыбы не хотели попадаться на крючок, плавая совсем рядом, тем самым дразня юных рыбаков.
Мы остановились у самой воды, небольшие волны касались колес коляски. Марта молчала, я курил, держа ее за руку. Не хотелось нарушать святую тишину понимания, как вдруг зажглась лампочка над головой, изображая интересную идею:
- Слушай, Марта! Ты когда-нибудь ощущала ногами землю? - выкинул окурок, который попал в мокрую траву и зашипел.
- Я ходила до 6 лет. Помню, что такое держать ровно спину, как прекрасно ходить, а вот землю... нет, не помню. Только вот врезалось в память ощущение камней под босыми ногами. В детстве во дворе так бегала. Было немного неприятно, но забавно. - улыбнулась она, убирая челку с левого глаза.
Ничего не объяснив, аккуратно сняв с тормозов оба колеса, я повез мою королеву на самую красивую и яркую поляну, что находилась недалеко. Дорога с «подтравными» камнями так и пыталась поставить барьер, но мы же сильнее обстоятельств, особенно, когда хочешь сделать приятно любимому человеку.
Путь прервался возле старой березы, она раскинула свои ветви, спуская с них зеленые косы листвы. Я встал перед Мартой на одно колено и снял кеды, убирая ноги с черных пластмассовых подножек. Коляска была довольно высокой, поэтому пришлось немного сдвинуться к краю. - Ой, она колючая немного, прохладная, - взвизгнула Марта, - А еще... я ощущаю, твердость земли. Будто ты никогда не умрешь и не исчезнешь, некую грандиозность стабильности ощущения под ногами. Потому что то и дело - дома пол, подножки коляски, машины.
 Желание подарить весь мир захлестнул изнутри, но в таких ситуациях важно не забывать... хотя, наплевать! Забыться о проблемах, и отдать в ее маленькие ручки свое теплое любящее сердце. Это все, что у меня было.
- Мирослав, спасибо...
- За что?
- Сам догадайся, - обняла меня за шею. - Но пора двигаться домой. - она меня поцеловала и попросила одеть кеды, которые смотрелись, как два гигантских желтых одуванчика среди зеленой травы. В этот раз я снова долго не мог обуть ее левую ножку, то заплеталась в шнурках, то что-то еще. Марта смеялась, позже дав мне несколько советов, как правильно нужно делать, в ответ я буркнул : " Надо кеды без шнурков изобретать!", Марта снова хихикнула, и мы пошли домой.
Закат розовой дымкой выглядывал из-за старых, но суровых гор, легкий холодок бодрил, шуршала насыпь дороги под колесами. Когда все хорошо внутри, сразу налаживается все вокруг, наверное, проблемы почувствовали игнорирование и обиделись. Нежная, как этот закат, музыка струилась из динамика телефона, он торопил временем на дисплее, предупреждая опозданием домой.
Так и произошло.
На второй ступеньке лестницы стояла грозная мама, показывая нам на ручные часы, переводя открытую ладонь в кулак. Но было совершенно не до этого двум влюбленным и пьяным от такого насыщенного вечера сердцам. Душа радовалось еще больше от понимания, что будет такой же день завтра...  после завтра...  неделю, месяц, всегда. "Всегда" - прошептал я, обнимая на прощание Марту, которая схватила меня за запястье. Продолжать и разъяснять одну мою фразу - не было никакого смысла. Она понимала... это главное.
А дома внезапно воцарил покой и уют. Отец перестал пить, уделяя все время вырезанию из дерева. На подоконниках уже красовались овальные картины, на которых объемно вырисовывались цапли в камышах, рядом стоял маленький мишка, приподняв переднюю лапу и вытягивая свою деревянную мордочку.
- Сынок! Подойди ко мне, пожалуйста, - отозвался голос из кухни, когда я крикнул "Привет".
Голос на удивление трезвый и приятный, немного непривычный, так же как вид папы, сидящего за столом.
- Я тут, пап, - остановился рядом со вторым стулом, на котором спал кот.
- У меня для тебя подарок. Я тут сделал... знаешь, с детства мечтал заняться резьбой по дереву. Потом взрослая жизнь, изменилось все.. - резко оборвал диалог, доставая что-то из кармана. - Ты возьми вот. Это феникс. Я, наверно, старый дурак, но верю в эти чудные сказки. Помнишь, читал про него? Он способен возрождаться из пепла, становясь сильнее.
На минуту мне показалось, что скупая слеза растворилась в мутных голубых глазах, папа протянул мне маленькую птичку с красивым длинным хвостом, чьи перья словно застыли от ветра.
Бывают такие моменты, когда родителей видишь иначе - с другой, особой стороны своего взрослого взора… сейчас тот самый момент. Я взял феникса, поблагодарил отца и, теперь чувствовалась двойная поддержка: со стороны моей девочки и родителя, воспитавшего во мне силу этого самого феникса. Жизнь наладилась, а ведь только стоило впустить в окна своей души солнечный свет, как стало видно всё и понятно, светло, тепло. Можно расставить по своим местам то, что старательно пытался затолкать в чулан, дабы не спотыкаться об это. Я верил, больше не напрягая подсознание в просьбе вспомнить боевую позицию против жизни, ведь она подмигнула мне тогда, когда острой строчкой с губ Марты сорвалось: "Все в этой жизни вознаграждается", и вознаградила.
А лето уходило все дальше, заполняя дни сочными тонами. Правда тренер подозрительно косился на нас, удивляясь отсутствием результата, мама Марты тоже что-то подозревала, постоянно расспрашивая провокационными вопросами. Иногда и люди косили вопросительные, порою даже удивленные глаза. В этих глазах, как черно-белые титры мелькали варианты оправдания нашим поцелуям на улице, некоторые сменялись текстами мата и отвращения. Нас не волновало их мнение, мы не боялись признаться, не прятались, ведь разве любовь может стать преступлением? Как раз последние слово легло на меня в один из дней, когда реплика из текстов унижения выпал комком глины с грязных уст какой-то компании.
Мы шли мимо, рассуждая о чем-то, как вдруг один из сидящих на лавочке заорал: "Фуууу... с инвалидом встречается, извращенец!." Глупо обращать внимания на необразованное животное, потерявшее способность мыслить адекватно. Стадо взорвало свои глотки смехом, и тут кто-то кинул бутылку из-под пива вслед, та звонкими осколками разлетелась возле левого колеса Марты, шипя, разливались остатки жидкости.
Зря, конечно, они так сделали. Я поставил коляску на тормоза и... ударил в лицо единственному, кто сидел без напитка, подозревая о его ущербном поступке. Никто даже не стал заступаться, они испугались, шарахаясь в сторону. Я бил ему по лицу, бил беспощадно, вдавливая кулаки в рыхлую плоть этого гопника. Он попытался ответить на удары, массивным телом повалив на землю. Страх за любимого человека поборол все физические ограничения, у меня сдали нервы окончательно, когда увидел боковым зрением, что Марта плачет, закрываясь от ужаса одной рукой. Секунда, и этот осел уже лежал на лопатках, судорожно пытаясь освободиться и прописать ответный удар мне по лицу. "Мирослав, не надо, прошу тебя!", - выдернуло меня из включенного режима "отомстить". Следом всё же полетел не сильный удар, глухо отозвавшийся болью в области лба, но бойцом он оказался неуклюжим, поэтому победа оказалась за мной. Адреналин кипел в крови, он вырвался наружу криком: "И так будет с каждым, кто попытается сделать ей плохо! Поняли?", вытирая кровь с разбитой брови, не ощущая онемевшие пальцы. Все вокруг были напуганы, суетились возле избитого идиота, помогая встать.
- Не считай меня монстром, хорошо? - смотрел я на испуганную Марточку, она обрабатывала мне рану духами в форме красного сердца, лежавшими в ее рюкзаке. Хмурила брови и обжигала резким ароматом, дезинфицируя, словно не от грязи, а от моей злости.
- Кулаки нужно в холод, да и бровь тоже.
- Я знаю, - опустил глаза. - Прости, что тебе пришлось наблюдать такое зрелище.
- Все хорошо.
- Ты испугалась...
- Я испугалась за тебя. Их было много, а этот. Большой кабан, к тому же пьяный.
- Со мной ничего теперь не случиться, я обещаю тебе. Тем более он драться не умел, только за счет своей большой руки смог разбить бровь. Этих быдло-людей нужно ставить на место сразу. Я могу дать отчет своему поступку, даже если эта сволочь посмеет написать заявление в полицию. Ты испугалась... а представь, как испугался я, когда рядом с тобой разбилась бутылка... А если бы она разбилась о подлокотник, а осколки полетели в тебя?! Да я бы каждому перегрыз глотку на месте!
- Знаешь что, Мир...
- М?
- Ты действительно телохранитель, - улыбнулась Марта, убирая обратно флакон с духами.
По маленькому городу молниеносно распространились слухи об этом событии, дошли до наших родителей и забылись страшным сном, на удивление не продолжаясь их скандальными запретами, хотя была готовность их встретить.
А дальше … Лето сменилось осенью, осень сменилась зимой. Наши отношения крепли с каждым месяцем, обретая оттенок маленькой, но уже почти самостоятельной семьи. А что касается быта с Мартой, так могу сказать одно - это нельзя назвать "бытом", потому что каждый день что-то новое, веселое или грустное, иногда я злился на себя, потому что не мог сделать так, как нужно, но мы вместе одерживали эти маленькие победы и радовались. Было ли мне трудно? Ни капли. Ощущение нужности, заботы, желание сделать ее счастливой - вот что наполняет. И по сей день  перед сном она мне шепчет ласково на ушко: "ты мой Мир…", засыпая в объятьях, а я… лишь тихо отвечаю, целуя изгиб шеи, что она моя вечная весна.