P. S. Я люблю тебя

P.S. I love you.
 
здравствуй, мальчик.
спасибо за ссылку. я прочла сейчас дневник той польской девочки, больной раком.
наверное, я должна что то сказать, как-то выразить свои чувства, которые многие на том сайте, как написали, выразили слезами.
но у меня нет никаких чувств, кроме пустоты.
и, прости, но я не плачу.

я просто вспомнила всё еще один раз.

*
у моей мамы был рак. ты, наверное, не знаешь, но это очень больно, когда твое тело гниет заживо, и ты ничего не можешь с этим сделать. сейчас ей больше не больно, потому что она умерла - но зато у смерти теперь появилось лицо.

мама умирала медленно. с каждым днем становилось только хуже и хуже.
потом она стала совсем с трудом передвигаться, потому что метастазы пустили свои щупальца по ее телу, убивая всё живое на своем пути. ломались суставы. крошились кости. она перестала ходить - но не заплакала ни разу.

ей делали химиотерапию почти каждую неделю. я помню, как мы навещали ее в больнице, и тетя передала котлеты - мама попробовала немного, потом обняла меня и, улыбнувшись, сказала, что у меня всё равно получается лучше. понимаешь, мальчик, мои несъедобные котлеты, которые даже собака жрать отказывалась, получались лучше. для нее. для нее я всегда была самой лучшей.

потом мы забрали ее из больницы домой, потому что врачи сказали, что она безнадежна, и бесполезно надеяться на лучшее. представляешь, эти гады так и сказали: « не жилец». я всю жизнь мечтала стать врачом, чтобы вылечить маму.
а они так просто говорят, что твоя мать – должна умереть.

однажды она попросила меня побрить ей голову, потому что после химиотерапии волосы всё равно выпадали – а папа не мог. он плакал.
он часто плакал тогда – выходил на улицу, садился на лавочку, закрывал лицо руками и
плакал. я каждый раз выходила следом за ним, садилась рядом и просто обнимала его. потому что, мальчик, кто-то должен быть сильным. всегда.

я побрила ей голову. сделала «модельную стрижку», как она назвала ее полушутя-полусерьезно. включила машинку и сделала стрижку под ноль – ее волосы и без машинки оставались в руках. а она улыбалась и просто повязывала на голову платок.

ей было больно, мальчик. страшно больно.
раны, которые с каждым днем становились всё больше и не поддавались никакому лечению. она не разрешала смотреть – кричала, чтобы мы немедленно вышли из комнаты и закрыли за собой дверь. и мы делали вид, что не смотрим.
потом я обрабатывала эти раны, когда она не смогла двигаться – она молчала и  просто просила побыстрее забыть об увиденном.
я не забыла, мальчик.
я все помню.

она ждала смерти так, как будто это было единственным смыслом и целью ее жизни. иногда обняв кого-нибудь из нас, она улыбалась и говорила, что может быть ОН над ней сжалится и пошлет смерть поскорее?
тогда я плакала.
я почти никогда не плакала, мальчик. всю свою жизнь она называла меня «моя сильная доченька» - мне стыдно было ей признаться, что не плакала я не потому что была сильной, а потому что, наоборот — была слишком слабой. слезы бы меня просто убили. а я должна была быть сильной.
потому что папа плакал. папа часто плакал тогда. сестра вообще не могла открыть зареванных глаз, и были вечные обмороки, истерики, крики во сне, кошмары, обмороки, истерики.

когда мне очень плохо, я не умею плакать. я не плакала даже когда ее хоронили, хотя знала, что должна была.
я просто не могла. какие-то набожные бабки все время похорон смотрели на меня с презрительным остервенением и нашептывали имя своего бога - а я смотрела на белые облака и вспоминала, как мы с мамой всю прошлую осень садили хризантемы. и как я перебирала вишни на варенье. и прогулки под звездами с долгими разговорами.

потом у меня случилась истерика, которая не прекращалась несколько дней подряд - глаза стали ярко-красными от непрекращающихся слез.

говорят, это особенности характера — каждый переживает горе по-своему.

однажды она проглотила целый пузырек таблеток и чуть не умерла.  помню, как среди ночи, у нее пошла пена изо рта.
она хотела умереть.
но мы успели ее спасти. папа случайно просто проснулся вовремя.
я помню, как папа кричал, держал ее за руки, а она просила просто дать ей умереть.
просто. дать. ей. умереть..
тогда она впервые плакала.

она была сильной, очень сильной, мальчик.
я так любила находиться с ней рядом.
раньше мы часто прибегали к ней в комнату и по полночи слушали ее сказки.
больше всего нравилась песня, которую она пела нам в детстве - песня без слов, только мелодия. такая тихая, спокойная.. только она могла так петь.

потом у нее была специальная кровать и рядом лежать стало трудно. тогда мы сидели с ней, обняв за ноги, или положив голову ей на плечо. я - на полу, по –турецки, а худенькая сестра умудрялась как-то уместиться но тонюсеньком полотне покрывала.
с ней всегда чувствовал себя защищенным, как за каменной стеной.

рядом с ней я не испугалась бы и самого дьявола.

потом с каждым днем ей всё чаще нужно было делать уколы.
сначала всякие разные, а потом — один только морфий - иначе боль становилась невыносимой, и она вообще не спала.
я научилась делать уколы. морфий, мальчик. я научилась делать морфий.

она тихонько звала среди ночи, когда ей становилось совсем невыносимо, я набирала в шприц лекарство и делала ей укол. она всегда извинялась, что разбудила, а мне каждый раз хотелось вздернуться от этих слов -  даже тогда она думала только о нас.
о том, что приходится будить меня ночью.

потом она перестала спать.
потому что рак начал убивать ее легкие, и дышать становилось невозможно – с каждым днем на один вдох меньше.
с каждым днем.
как назло очень быстро тогда стали пролетать эти чертовы дни.

в последнее время она вообще не могла ложиться, потому что задыхалась, и только сидела, облокотившись на руки..
и ничего не ела. совсем.

мама…
я помню ее последнюю ночь.
тогда с ней остался дядя, а мы легли спать.
он разбудил меня в час ночи и попросил сделать ей укол.
она, кажется, совсем меня не видела, хотя улыбнулась слегка, когда я ее поцеловала..
я уснула.

через 15 минут она умерла.
у него на руках.

меня разбудила тетя. я помню только как спросила: «что с мамой? мама умерла?»
и она ответила, вытирая слезы и стараясь говорить спокойно: «да. зато она больше не будет мучиться, ты же видела, как она мучилась, ты же видела, да?»

в ту секунду какая-то часть меня умерла вместе с ней.

это случилось 19 мая 2004го года.

*
прошло почти 5 лет. ее нет рядом уже 5 лет, а я до сих пор не могу это осознать.
она обещала, что всегда будет с нами.
может быть поэтому я не чувствую ее мертвой.
иногда ловлю себя на мысли, что жду, когда она появится на пороге или встретит как обычно после учебы, готовя как всегда что-нибудь вкусное.
иногда порываюсь зайти к ней в комнату и рассказать о том, как прошел мой день.
или, когда долго не бываю дома, всегда хочу спросить как дела у мамы, еле-еле успевая вовремя прикусить язык.
она не умерла, а как будто просто надолго куда то уехала.

по крайней мере только с такой мыслью я могу жить дальше.

*
P.S. Я люблю тебя, мам.

август 2009