Глава 38 Книга 2 Мейлах в октябре

                НЕ ПУСТЫЕ ХЛОПОТЫ

                Что вы ждёте, что вы ждёте?
                Не надейтесь, не дождётесь!

Налаживающиеся отношения с Мейлахом вдохновили Рахиль Менделевну на хлопоты о снятии ограничений на действия мужа со стороны «органов».

Надев бархатное платье, туфли, с каблучками  разукрасив губы помадой, а щёки румянами Рахиль Менделевна ринулась в ведомство, где трудился подполковник Борзов.

 Её выслушали с суровым вниманием, но человек, занимающий его кресло, развёл руками, мол, без Борзова ничего решить не можем, а он сам,  в длительной командировке.
Рахиль Менделевна заговорила:
–Знаю я, в какой он командировке. А если он ни дай Бог помрёт, так что тогда будите делать? У нас товарищ Сталин был незаменимый и то, столько заменителей нашлось, аж страшно стало!

 И Булганин, и Маленков и даже этот,  Хрущёв, от которого товарищ Сталин в Мавзолее, около Ленина прятался, в период культа личности Хрущёва. Он хотел переждать пока иго самого «по состоянию хорошего здоровья» уберут, но он его и в Мавзолее достал!

 И ещё, сколько их будет генеральных – гениальных, включая уже типеришнего нашего дорогого, ненаглядного Леонида Ильича. И Брежнев будит заменимый, а ваш Борзов, ещё «ни дорогой» до такой степени, а уже низаменимый?

 Хорошо прикиньте, кто будет наклёвываться вместо ниго и дайте подписать иму  нужные бумажки. Вы только посмотрите на Мейлаха исправными глазами – разве он похож на шпиона или ищё на кого-то нужного вашей конторе?

 Он даже жены боится как кот веника, а вы на ниго – шпион… Это я в шутку иго шпионом назвала, а Борзов обрадовался, ухватился за мысль…

Назначайте новых шпионов из своего резерва и дело с концом, а Мейлах мне нужен самой. Если будите откладывать дело, то я сама доберусь до Борзова.

Знаю, где он в командировке на койке лежит. Меня не обманите, даже вы, профессионалы, с большой дороги, можно так сказать, по которой шагаем семимильными шагами к коммунизму…

Сидящий за столом начальник, сначала слушал обильноречивую гражданку, затем, стукнув по столу кулаком, встал, и,  указав даме на дверь, сквозь зубы прошипел:

- Ещё раз сунешься сюда – определю в психушку!
- Ну что вы, таварищ начальник,  разве можно так разговаривать с женщиной? – вкрадчиво сказала Рахиль Менделевна, и улыбнулась.
- «Гусь, свинье не товарищ»! – известной народной поговоркой,  с апломбом сказал подполковник и строго глянул на посетительницу.

- Простите, гражданин Гусь, ви такой симпатичный мужчина, а такой нервенный. Понимаю, понимаю… психушка… жена сварливая, начальство – дрянь… В общем, пожалеть некому…

- Вон отсюда! – взревел подполковник и по-ленински протянул руку указывая на дверь.
Рахили Менделевне показалось, что Феликс Эдмундович, наблюдая с портрета встречу коммуниста с коммунистом, улыбнулся и подморгнул ей…
                *  *  *
Не добившись от «органов» определённости Рахиль Менделевна двинулась в военный госпиталь. Через проходную, охраняемую молодым солдатиком с красной повязкой на руке и прикреплённым к поясному ремню штык - ножом она прошла свободно.

 На вопрос: «Кто вы такие? Сюда без пропуска нельзя!», она звонким голосом сказала: – «Смирно! Лишних вопросов не задавать!» и, не спеша проследовала к главному корпусу. У дежурного, по госпиталю, она тоже строгим голосом спросила:

– Почему мине не подготовили заранее халат? Вам должны были позвонить из органов!  Не глядя на перепуганного молодого лейтенанта медицинской службы, нацепив халат, проследовала дальше.

В палате, в клубах папиросного дыма, в музыкальном сопровождении в виде глубинного кашля, со свистящими нотками самой верхней октавы, задрав ногу выше головы, лежал Борзов и что-то бормотал на иностранном языке. Появившейся Рахили Менделевне он не обрадовался, но спросил:
 
– Утку дашь?
 Рахиль Менделевна, не ожидала такого вопроса и тут же ехидно прошептала:
– Может ты ещё «зязюлю» (кукушку) попросишь? Думаешь, если за коленку подержался, так тебе всё позволено? Вылежался искусатель коварный! Пора на работу выходить, а не валять дурака на казённых харчах!

После этих слов Борзов испуганно съёжился. Из-за ширмы выглядывала его жена и, ухватив смысл сказанного, грозно посмотрев на мужа, заметила:
– Так вот чем ты занимаешься на работе, а потом с перебитыми ногами в госпитале отлёживаешься?

– Здравствуйте вам! Как я рада вас видеть, если бы вы только знали! – любезным голосом заговорила Рахиль Менделевна и, всматриваясь в лошадиное лицо неприятной на вид дамы, продолжала:

– Я вас и представляла такой, какая вы есть – умной, симпатичной и строгой. С мужчинами, знаете ли, и надо быть такой, а не то они наглеют!

Жена Борзова, всматриваясь в незнакомую ей предполагаемую соперницу, тоже заговорила:
– Кто вы будете, такая заботливая к чужому мужу? Очередная любовница, или как он всех их называет: «секретный агент»?

 Когда он был моложе и здоровее, то каждый раз я в его койке на явочной квартире ловила такую агентуру. Думала, что уже успокоился, а он всё туда же… Даже в госпитале умудряется организовывать явки.

– Нет, нет! Вы не так поняли эту историю. Я пришла по работе. Он арестовал по ошибке моего мужа – Мейлаха Абрамовича Каца, а сам слёг в госпиталь.

Для иго полной свободы, то есть для мужа, и для порядка нужно подписать некоторые бумажки. Если вы хотите, чтобы я к ниму больше ни подходила, то пусть подпишет, он сам знает, что. И вы будите, спокойны и он не будит пялиться, на мои коленки.

– Что скажешь, греховодник?  Говори немедленно! – потребовала жена.
Борзов пытался что-то сказать, но у него кроме мычания ничего не получалось.

- Ты, что, язык перекусил? Сейчас сниму гирю с ноги и привяжу к языку! Пусть на вытяжке побудет, чтобы ты мог жене объяснить своё поведение! - продолжала жена.
– Так ты подпишешь бумагу этой вертихвостке, или мне выполнить обещанное?

Борзов, зная крутой нрав своей супруги, закивал головой в знак согласия. Он её патологически боялся, и если жена неожиданно на него рявкала, то у Борзова проявлялось недержание мочи.

 Дома  такое случалось частенько, поэтому он старался  всё время находиться на работе. Начальство не знало глубинных причин его трудолюбия и ставило в пример другим сотрудникам.

 Правда те, другие, его ненавидели за постоянное торчание на работе… Впрочем, что об этом говорить, у каждого из нас среди сотрудников есть такие старательные… особенно  из тех, кто любит выпить и на работе выветриться…

– Идите женщина, идите. Он всё подпишет, раз я сказала. Можете к нему больше не наведываться, результат вам сообщат! Вы видите, что ему плохо, он сейчас находится в состоянии прострации…

– Да, вижу его - «просраться  бы…», в таком состоянии многие из нас, но это не значит, что я могу бесконечно ждать какой-то паршивой бумажки, без которой мине не возвращают моего мужа реабилитированным, а так, полу подписным.

Желаю вашему мужу, гражданину начальнику, быстрее вылечиться. Здесь хорошие врачи, дело пойдёт на поправку.  Хотя, что иму поправлять, мозгов-то нету…
- Правда, гражданин начальник? – обратившись к Борзову, спросила Рахиль Менделевна.
 
– «Толку от этого лечения никакого. Ещё недавно я был Наполеон, а сегодня уже никто. Простой подполковник»! – огорчённо промолвил Борзов и, прослезившись, отвернулся к стенке.

После ухода Рахили Менделевны супруга подошла к Борзову и гулким, возмущённым ржанием его предупредила:
- Не смей, подписывать этой ядовитой вертихвостке никаких разрешений! Против запрещений, я не возражаю!
                *  *  *
Пока Рахиль Менделевна улаживала дела с Борзовым, Мейлах, побродив по двору, собрался с мыслями и написал письмо своей Тамаре. Оно, как заведено у поэтов, начиналось тёплыми изысканными словами и заканчивалось стихотворными строчками:

Без тебя всё идёт по-иному: дышит слово, душа и строка,
Загрустили деревья у дома, торопливей бегут облака.
И сужденья тревожней и строже вызревая, идут от меня
Глубже я постигаю, похоже, эту сложную суть бытия.

На осенних просторах под синью,  листьям падать и сочно гореть
Под загадочный трепет осины моим мыслям по-прежнему зреть…
Золотятся, как прежде, созвездья, дополняя небесный узор,
Где бродили когда-то мы вместе, одинок без тебя я с тех пор…

Стоя под высоким деревом, Мейлах не обратил внимания, что сверху, из гнезда,  как  бы читая написанное, ещё не улетевший в тёплые края аист зорким взглядом наблюдал за занятием Мейлаха.

 Завершив последнюю строчку стихотворения, автор собрался проставить глубокомысленное многоточие, но в этот момент, не то, в помощь, не то, случайно, аист поставил свою «точку», которой хватило на стихи, а также на голову и плечи поэта!

- Вот это ЦОРЕС! Беда на всю голову! - вскрикнул расстроенный Мейлах и стал отряхивать свалившуюся на его неприятную заботу, но Рахиль Менделевна успела узреть событие и тут же, прокомментировала:

– Мейлах! Ты всегда успеешь отличиться! Как это тебе удаётся?
– Совсем не везёт тебе, мало того, что тебя твои поэты обгадили, так они, наверное, и птицу  для этого  подговорили? Похоже, твой Шакаловский подучил благородную птицу, раз сам не управляется!

Оказывая первую помощь по очистке Мейлаха, Рахиль, задрав голову, погрозила кулаком беспардонному аисту и в этот момент получила точно такой же сувенир от элегантной птицы.
 Расстроенная Рахиль Менделевна прекратив отряхивать мужа, принялась за приведение в порядок своей одежды. Неприятности у обоих уравновесились и в какой-то мере на время примирили супругов. Ничего не сближает людей так быстро, как общая радость и общие неприятности…

Послание Тамаре, автору пришлось отсылать украдкой, скрывая всё от бдительной Рахили Менделевны. «Господи! Помоги мне наладить семейные отношения с Тамарой» – сказал измученный всяческими событиями Мейлах и, перекрестив почтовый ящик, опустил туда письмо с обратным адресом: «Главпочтамт. До востребования».