Безбожник

Солнце только – только вот выглянуло из – за горизонта. Станция метро, никогда не закрывавшаяся на ночь, но не особенно от этого страдающая, начала подавать первые признаки жизни. Люди понемногу просыпались и ехали на работу. Правда, мало кто из них ехали именно сюда, на самый край города, где кроме нескольких магазинчиков, старой табачной фабрики, и рынка, больше не было ничего. Солнце светило все ярче и ярче, заливая осенний день белым светом.
В этот момент из леса, находившегося всего в сотне метров от станции, вышел человек. Он был одет в черную рясу, такую, что носят священники и держал в руках небольшую черную сумку. У самого входа в метро он остановился, и достав из сумки небольшой странно сложенный предмет, через пару минут превратил его в раскладной столик. Затем, поставив сумку рядом с собой на возвышении, он принялся доставать из нее иконы, свечи и церковные молитвенные книжки. Разложив все по порядку, он спрятал сумку под столик и сев на возвышение, принялся читать книгу с большим золотистым крестом на обложке.
 На дворе было еще тепло. Ветер гонял клочки паутины, шевелил золотистыми листьями и кружил с дымом, выходящим из домов. Редкие прохожие останавливались у столика и спрашивали что-нибудь из вещей. Обычно, это были бабушки, спешившие на утреннюю проповедь или девушки, скупающие свечи для гаданий, ведь близился Хэллоуин.
Одна из бабушек со строгостью спросила, не из церкви Святой Луки он будет ли часом? Человек в черном с грустью покачал головой. Церковь Святой Суки была одной из сект, которые по городским легендам воровали детей и воспитывали их в приюте в лесу возле церкви. Затем, когда те вырастали, их отправляли  заниматься попрошайничеством и мелким воровством. В то же время, настоятели этой церкви ездили на дорогих автомобилях и с каждым днем хотели лишь одного – все больше и больше денег.
«Нет» - ответил человек в черном, - «я не занимаюсь попрошайничеством и не ворую детей». Довольная бабушка взяла целую упаковку свечей и поспешила по своим делам. К обеду большая коробка из-под чая была заполнена монетами и мелкими купюрами больше чем наполовину.
Человека звали Бруно, как некогда одного великого исследователя, восставшего против церкви и за это сожженного на костре инквизиции. Он очень был похож на уже не молодого священника, хотя таковым вовсе и не являлся.
 Бруно выглядел так, словно ему было чрезвычайно интересно все вокруг – люди, деревья, автомобили, припаркованные почти рядом. Он разглядывал их вовсе глаза так, словно не скоро сможет увидеть их еще раз. Наконец, он отложил книгу. Лучи скользили по тесненному золотом кресту, преломляясь и падая на столик, где осталось лишь треть выставленных утром вещей. Четыре упаковки свеч, молитвенники, пару крохотных подсвечников и коробка ладана.
 Бруно огляделся. На дворе стоял полдень, и солнце начинало жечь со всей силы. Черная ткань, словно магнит, притягивала к себе палящие лучи. До заката прибыли можно было не ждать, ведь все уже разбежались, чтобы укрыться от солнца. Он наскоро пересчитал вырученные деньги – оказалось немногим больше сотни долларов. Это было не так уж и много, если вспомнить вчерашние продажи. Правда вчера умер известный поэт в этом районе, и к нему на похороны пришло много людей. Вчера он продавал не только свечи и библии, но и венки, траурные ленты и цветы.
 Бруно сложил все назад в сумку и, закинув ее на плечо, направился назад по тропинке в лес, туда, откуда утром вышел. За ним следом отправился негр, одетый в серую рубашку, темного цвета джинсы и черные кроссовки «найк». Он следил за ним последние полчаса и глаза его при этом недобро горели…

- А ну стой, - крикнул негр, догоняя Бруно и схватив его рывком за плечо. Тот повернулся.
- Давай сюда деньги, если хочешь жить, - пригрозил он и для большей убедительности помахал перед ним небольшим ножиком, видимо годившимся только для того, чтобы нарезать им индейку на день Благодарения.
- Это деньги для лечения моей сестры, - медленно протянул Бруно, потянувшись за коробкой с деньгами, - у нее рак, она умирает.
- Мне плевать, - заявил негр, показав свои белые зубы (про себя, Бруно отметил, что нескольких не хватает), - мне нужно шырнуться, чувак, мне нужно…
Бруно протянул ему коробку. Негр схватил ее и, отступив назад на пару шагов, принялся считать деньги.
- Ого, черт возьми, да здесь сотня долларов, парень, черт, - он довольно хохотнул, - еще немного белой радости, еще немного, .. ах черт!
Он вскрикнул и выронил коробку на землю. Деньги веером рассыпались по тропинке, монеты раскатились, спрятавшись под густыми листьями зеленого папоротника. Из коробки выпрыгнула крыса. Большая черная крыса с зубами, на которых виднелась кровь. Было непонятно, как она вообще умудрилась остаться незамеченной в такой маленькой коробке.
- Сука, сука, сука, - закружился в танце негр, сжимая кровоточащие пальцы, - эта сука меня укусила.
Он согнулся, прижав руку к животу, а его глаза лихорадочно бегали по кустам. Словно он боялся, что крыса может в любой момент вернуться.
В этот момент Бруно рывком достал из складок своей рясы большой крест, похожий на две сложенные школьные линейки и с размаху ударил его по голове. Раздался глухой звук, словно маленький мальчик уронил тяжелый арбуз не в силах его удержать. Негр с удивлением и непонятливостью в глазах мельком взглянул на Бруно сверху вниз  и покачнулся влево. Бруно замахнулся еще раз и ударил его из поднизу прямо по челюсти. Прозвучал отвратительный хруст, и негр, закашлявшись, выплюнул два зуба. Один из нах упал в дорожную пыль, а другой как раз приземлился наверху пятидесятицентовой монетки.
- Нет, - вскинув руки, крикнул негр (слово «нет» у него прозвучало как «жет»), - нет, не надо больше.
Бруно взмахнул крестом третий раз и негр провалился во тьму…

Негра звали Джонни. Он был простым карманщиком из черного квартала, на другом конце города. Никто, да наверное и онсам не мог сказать, что его подвигло очутиться в тот день возле станции метро «Праудмурт». Наверняка, это была белая радость. Он прямо таки фанател во всем, что касалось этого порошка. Старик Дио приносил ему порошок по семьдесят баксов, а тут целая сотня. Он с жадностью наблюдал, чуть высунувшись из –за газеты, как Бруно сыплют деньги в коробку, и когда тот встал, Джонни отправился за ним.
Теперь же он пришел в себя, болтаясь на плече Бруно, того самого хилого барыги, как он для себя его окрестил. Но теперь, он ему хилым совсем не казался. Джонни хотел закричать (отпусти меня, сукин сын, выпусти, мне же больно, мне надо, мне надо дозу, неужели ты не понимаешь, сука, мне), но так и не смог выдавить из себя ни звука. Все тело горело, а к голове словно кто-то приложил раскаленную сковороду. Рот был набыл кусками стекла, по крайней мере так ему казалось. Вскоре, он заметил, что вместе с человеком в черном, они вышли на лужайку, где виднелся небольшой домик, из трубы которого шел дым.
- Посиди здесь, - кинул Джонни Бруно под забор, опоясывающий дом, и из груди негра вырвался хрип. По уже засохшему следу крови на шее побежал новый ручеек. Он закашлялся…

Бруно зашел в дом и первым делом поставил сумку возле двери. Там не было ничего такого, что могло бы испортиться, а положить в нее новый товар он всегда успеет. Он поднялся по лестнице и подкинул пару толстых дубовых полен в камин. От утренних остались одни только угольки. Лиза лежала на кровати, а из ее рта, носа и ушей торчали трубки, по которым бежала мутная розоватая жидкость. Слева стояла капельница с кучей разноцветных пакетиков, а справа десяток громоздких приборов с мерцающими разноцветными лампочками. Один из них отбывал сердечный ритм. Бруно взглянул на показатели приборов (видимо они были в порядке, так как он довольно хмыкнул) и отвернулся.
- Лиза, я продал сегодня товаров на сотню долларов. Сейчас прогрею «Доджа» и поеду, куплю тебе «Клаксина» и «Фрейга».
Девушка, лежащая на кровати, не шевельнулась. Она внешне и на девушку походила очень мало – видимо не одна сотня операций и куча медикаментов все еще удерживали слабое дыхание жизни в этом теле. Заработал принтер, стоящий на тумбочке, рядом с кроватью. Бруно нагнулся и достал из него лист желтой бумаги.
- Клаксин – 2 уп. Фрейг – 1 уп. Незнакомец знает о нас. Незнакомца нужно убрать.
Бруно прочитал его и улыбнулся…

- Вставай, - приказал он Джонни, сжав в руке лопату.
Джонни взглянул на него со смешанным чувством ярости и страха. Страх еще не превратился в ужас, но уже стал ядовито – заразительным. Джонни попытался подняться и не смог. Как ему не хватало ножа в заднем кармане, а дозы порошка не хватало еще больше.
- Идем, - Бруно схватил его за плечо и рывком поднял на ноги. О том, чтобы ударить проповедника, Джонни мог и не мечтать. Они прошли пару десятков шагов, и Джонни с ужасом заметил, что багажник в машины, стоящей в гараже, открыт. Он напоминал черную бездонную пасть хищного зверя.
- Отправляйся в ад, безбожник, - сплюнул Джонни ему под ноги, - будь ты проклят, сукин сын, но я туда ни за что не полезу.
Но Джонни знал, что он полезет. И Бруно тоже это знал…

Он думал, что задыхается. Воздуха не хватало, даже чтобы чуть-чуть вздохнуть, не говоря о том, чтобы дышать на полные легкие. Внезапно машина остановилась, и крышка багажника поднялась.
- Вылезай, - скомандовал Бруно.
Он с трудом перевалился через борт и упал на асфальт.
- Я не хочу тебя убивать, - заявил Бруно, поднимая его и перенося к обочине, - сегодня, наверное, твой самый несчастливый день. Ты забудешь все, что видел и куда шел. И больше не будешь грабить людей, понял?
Джонни кивнул и попробовал зашевелить языком. Рот обожгло, словно в него плеснули кипяток.
Бруно сел в машину и через пару минут скрылся за холмом. Джонни с трудом дополз до середины дороги и лег на разделительной полосе. Кто-нибудь должен заметить его здесь. Кто-нибудь.
Солнце уже клонилось к закату и длинными тенями ложилось на землю…