Ты

Ты смотришь, как назойливая волна бьёт меня по ногам, потом одна самая настырная с быстротой гюрзы поднимается по моим сильным загорелым ногам вверх под короткую юбку сарафана из синего ситца в мелкий разноцветный цветочек и каким-то чудом не задела её, лишь намочив мои бедра. Потом ты переводишь взгляд на мои губы и так долго останавливаешь его на них, что я замолкаю и отвожу глаза вдаль в море, где на горизонте на рейде в линию стоят корабли в ожидании своей очереди в порт. Я делаю вид, что они меня интересуют больше. Потом вижу периферийным зрением, что ты осматриваешь меня.   Ты уже не стесняешься меня, не скрываешь этого, потому что знаешь, что ты нравишься мне. 
Сегодня воздух наполнен терпким запахом любви. Я буду вспоминать эти дни всегда, всю последующую свою жизнь. Я знала, что моя жизнь связана с тобой неразрывными узами в самый первый миг нашей встречи. Потом я часто спрашивала при подходящем моменте у подруг: "А у вас так тоже было?"  Нет, это было только у меня. А дело было так.
Мы с девчонками стояли в вестибюле университета между парами и переписывали расписание. Рядом кто-то разговаривал с каким-то преподавателем, который что-то  объяснял. Я не прислушивалась, думая о своем. Но мне с непреодолимой силой захотелось повернуться и посмотреть на тебя. Я смотрела на тебя и не могла отвести взгляда - видела я тебя первый раз в жизни и не понимала, что могло привлечь мое внимание к твоей персоне. И хотя я не осознавала, но почувствовала, что между нами есть неразрывная связь. Может из прошлой жизни, а иначе тогда, как это можно объяснить. Это я потом анализировала, а тогда я это сразу забыла напрочь. И вдруг ты поворачиваешься ко мне, видишь мой взгляд и, о, боги, дуешь мне в лицо. Я смутилась и отошла.
Мне нравится дразнить тебя, хотя ты думаешь, что это не так. Нет, я знаю, что нравлюсь мужчинам, это знает каждая девчонка про себя. Или ей проходу не дают на улице или она всегда остается незамеченной в шумной толпе подруг. Про себя ведь уже все начинаешь понимать уже с того момента, когда ты, семиклассница, идёшь по улице с мамой и вдруг тебя целует незнакомый морячок, просто случайно проходящий мимо вас. Ты еше больше начинаешь это понимать, когда в школе повторяется тоже самое еще пару раз с десятиклассниками. На улице ты уже не можешь пройти после школы спокойно, потому что слева, справа к тебе пристают с репликами и пожеланиями познакомиться. Это доводит тебя до слез и ты просишь маму сделать форму подлиннее. Мама шьёт все лето новую форму с юбкой чуть выше колена, но это не сильно помогает, потому что ты цветёшь, как роза в июле.
Я уже, наверное, не роза в июле, но еще тоже себе ничего, скажем, роза в августе. Когда я рассказывала тебе какую-то чепуху, какую несут все двадцатилетние девицы, ты делал вид, что тебе интересно. Ты был старше больше, чем на двадцать лет.
Это было все равно мне и не было все равно тебе. Ты не хотел со мной иметь дело и
это мне тоже нравилось. Ты не был папиком полным карманом денежек.
Ты был серьезным человеком, преподавателем ВУЗа, хоть и не ректором, но деканом факультета и имел положительную репутацию. Но тебя бросила жена. И хотя она уехала на время к детям в другую страну и собиралась вернуться через пару лет, ты чувствовал себя брошенным. Для коллег ты слыл уже холостяком и поэтому на
нас, скорее всего, смотрели, как на банальную связь преподавателя со студенткой. Но это было не так.
Мы с самого начала понимали, что между нами именно то, что все ждут всю жизнь и очень часто так и не дожидаются. Между нами было настоящее чувство, то чувство, когда вот мы встретились и больше никого и ничего не надо. Как будто мать нашла сына, которого никогда не видела или отец дочь.
Мы заплыли тогда  так далеко, что уже не было слышно и видно пляжа. Наверное, сейчас бы меня это испугало и правильно сделало. Но тогда мы плыли себе и плыли, переворачиваясь время от времени на спину, иногда подныривая под высокую волну и только, когда ты спросил не устала ли я, мы повернули обратно. Когда уже стал виден пляж, мы увидели дно, это был волнорез и ты тогда, как бы обретя под собой почву, первый раз меня поцеловал.  Потом мы замерзли, несмотря на июльскую жару, и мы наконец вышли на берег. Мы заснули, усталые и счастливые, улегшись рядом на горячем песке. Проснулись, когда Солнце уже зашло за деревья и начало темнеть.

Никого из нашей компании не было, кроме верного Мишки, который охранял наш сон и вещи. Уже поздно вечером мы по-очереди смывали у тебя дома песок и море с себя и пили твое красное вино и заедали все это хлебом и тонко нарезанными кусочками сала и помидор - это было единственное, что нашлось в твоем доме. Были еще кофе и сигареты, и ты смешно хмурил брови, когда я тоже курила за компанию вместе с вами.
Мишка был в ударе и мы, как малахольные, ржали над его скабрезными анекдотами про тетю Сару, ее мужа и зятя.
- Пьяный Мойша приходит домой поздно ночью и по ошибке забирается в постель к спящей теще, а не к жене. Он начинает заниматься с ней любовью. И тут она просыпается и спрашивает, что он делает в ее кровати. Мойша в испуге: "Ой, тетя Сара, извините. Я сейчас виниму!" "Я тебе виниму, я тебе выниму, спи давай!" отвечает тетя Сара, - мы заходимся от смеха.

 Распущенные и счастливые. Я любила тебя и люблю сейчас, когда тебя нет.


        ***

Я вспоминаю, как ты меня любил. Ведь я тогда еще не умела любить. Я просто принимала твою любовь, которую смогла оценить только после того, как ты ушел из жизни. Даже не тогда когда ты ушел из моей жизни. Или это я ушла? Я не помню даже, как мы расстались. А ты, наверное, помнил.
Ты столько мне рассказывал, ты все время что-то говорил, а я только слушала. Я почти всегда молчала, потому что мне нечего было тебе сказать. Я не понимала насколько ты мне дорог был. Молодость глупа, неопытна и расточительна.
Первый раз ты целовал меня на своем подоконнике минут сорок, я это помню, как сейчас. Сейчас бы сказали: сосались. Но тогда именно ты меня целовал. Никто больше так меня не целовал.
За полтора года мы ни разу не поссорились, не повздорили. Ты носился со мной, как с хрустальной вазой. Если бы я знала, что больше такого не будет ни с кем.
Ты учил меня готовить. Удивительно, я двадцатилетняя, не умела готовить. У тебя был велосипед, ты купил и мне, чтобы мы вдвоем на выходных катались по Одессе, на море. Все лето я провела у тебя, сказав родителям, что у меня практика в порту.
Я не помню, но на пятом курсе ты куда-то исчез из моей жизни. Тебя просто не стало. Неужели я тебя не искала тогда? Просто появился тот, кто станет волею судьбы моим мужем и я приняла этот факт как должное.
Почему ты меня не искал? Где ты был? Ты знал, что я встречаюсь с другим? Потом диплом, и все вообще поменялось. Я почти сразу, как вышла замуж, стала несчастной. Но тогда я этого тоже не понимала, как когда я была с тобой, я не понимала, что была счастлива.
Потом, когда родился ребенок, я это поняла. И я тебя разыскала, я приехала к тебе. Я помню, как даже не позвонила тебе заранее, подошла к твоей двери и нажала кнопку звонка, не зная, кто откроет мне. Открыл ты. Но то, какой ты был повергло меня в шок. Ты молча без эмоций впустил меня в свою квартиру. Нашу квартиру. Ты практически не разговаривал со мной, ты даже сказал, что не сразу меня узнал. Но в это я не верю. Ты сразу узнал. Тут я поняла, что ты страшно несчастлив и одинок.
Мы посидели, поговорили о чем-то немного. А потом ты меня взял силой. Первый раз. Очень жестоко. Ведь до этого ты никогда не позволял себе лишнего, хотя я никогда не была против. Ты понимал, что мне выходить замуж не за тебя. Но ты сказал, что все равно, ты первый у меня. Конечно, любимый. Ты первый, не сомневайся. Если там наверху это имеет значение.
Но почему ты все решил за меня? Почему ты не нашел меня, когда я приехала после нашего расставания?