Джек-пот. 5

Продолжение.
Начало – http://www.proza.ru/2014/06/16/1315


Сержант почтительно открыл дверь отделения милиции перед осунувшимся за ночь Василием Василичем:
– Так вот и существуем, дядь Вась, в одной комнате – я, батя с мамкой, брат с женой и племяшками, да бабка с палкой.
Сержант при этом загибал пальцы и, кажется, сам поражался тому, о чём говорит.
Василий Василич устало присел на лавку и закрыл глаза. Сержант бубнил над ухом про бабку, про то, как за гроши они продали в деревне избу, хорошую настоящую русскую избу, высокую, с подизбицей, под двускатной тёсовой крышей, а бабка, как перебралась к ним в город, так и захирела, словно больная яблонька.
– Речка у нас в деревне глубокая, – мечтательно закончил сержант.
И тут из-за решётки «обезьянника» полилась песня, грустная, чистая:

– Наш дождь пройдёт,
И окропит берёзы,
В глазах твоих
Появится слеза!
Но ты не плачь,
Ведь это наши грёзы,
Мечта слезам
Не верит никогда!..

И почудилось Василию Василичу, а может быть, и сержанту, что пьют они из ведра холодную колодезную водицу, а красны девицы водят хороводы – и почему-то под дождичком, который сыплется на матушку-землю из сизой тучки…

Василий Василич очнулся от видения.
– Лёлик, – позвал он и повторил громче. – Лёлик!
За решёткой «обезьянника» тут же появилась небритая физиономия друга:
– Вась! – вскрикнул Лёлик. – Нашёлся, Пномпень!
Василий Василич повернулся к сержанту и попросил:
– Это Лёлик – друг мой. Лёх, выпусти его, а?
Сержант Лёха вздохнул и позвал:
– Мустафаев!
Появился дежурный:
– Чего?
– Ошибочка вышла, на выход гражданина.
Мустафаев загремел связкой ключей:
– А я бы ещё послушал, хорошо поёт… как Лучано Паваротти!
– Сходи в оперу, – предложил сержант.
– К какому оперу? – не понял Мустафаев.
– В опере платить надо, – откликнулся Лёлик и вышел на волю.

У дверей отделения Василий Василич незаметно опустил в карман Лёхиной куртки что-то плотное и завёрнутое в салфетку:
– Спасибо, сержант, – улыбнулся Василий Василич. – Привет бабушке. И речке.
Друзья вышли на улицу.

Сержант Лёха не верил своим глазам. Он вертел в руке пачку стодолларовых купюр.
– Доллары? – спросил подошедший Мустафаев.
Сержант перевёл на него взгляд, разорвал упаковку и протянул дежурному две купюры.
– Сходи на Паваротти, – посоветовал сержант.
Мустафаев хмыкнул:
– На Паваротти сходить не получится, только слетать. Скажем, в Лондон.
– Ну… тогда на Кобзона. Это проще, – сержант добавил Мустафаеву ещё одну стодолларовую бумажку.

Лёлик и Василий Василич, кутаясь в только что приобретённые новые плащи, сидели на давно некрашеной скамейке в тенистом заброшенном скверике и жевали пирожки.
Город жил своей жизнью, покрикивая на суетливых пешеходов фальцетами клаксонов. Здесь, в сквере, весенний ветерок постукивал ветвями просыпающихся зеленеющих берёзок о кирпичную безглазую стену и дореволюционные ворота, вросшие в землю…
– Когда ты был дома? – спросил Василий Василич. – Последний раз.
– Я ж к тебе вчера прискакал из… – удивился Лёлик.
– Нет, у себя, в деревне, – уточнил Василий Василич.
Задумавшись, Лёлик забыл про пирожок.
Пирожок привлёк внимание галки, сидевшей на ветке.
– У мамы… на похоронах, – ответил он. – Четырнадцать лет…
Галка слетела с ветки, поближе к Лёлику, в надежде на угощение.

Они ехали в спальном купе.
Стучали колёса. Мимо проносились столбы.
– Россия! – произнёс воодушевлённый Лёлик. – Вицлипуцли!
И гордо расправил плечи.
Василий Василич включил радио – лёгкая восточная мелодия понеслась над проплывающими за окном берёзками и темнеющими чернозёмом полями.

Лёлик нетерпеливо пробирался к выходу по узкому проходу ПАЗ-ика, заставленному набитыми мешками и бесформенными тюками:
– Надо было на таксо!
– Ничего, так привычней, – ответил Василий Василич. – Ближе к реальности.
– А зачем нам реальность, если мы попали в сказку? – возразил Лёлик и крикнул водителю. – Шеф, притормози на остановке-то!..
Шеф лихо притормозил, и Василий Василич неловко завалился на одну из пассажирок – здоровенную румяную молодку. Та на это улыбнулась и только.
Василия Василича охватила внезапная ностальгия. Он прижался к полной мягкой груди и брови его чувственно поползли вверх.
– Что, касатик, умаялся? – опечалилась девушка и поделилась с товаркой мыслью. – Укачало касатика…
– Вась, а Вась! – Лёлик пытался сдвинуть с места заклинившую дверцу автобуса. – Ты чего там застрял?
Василию Василичу показалось, что он обнимает львицу.
– Может, ну его? – спросила девушка. – Может, до Курицыно, вместе с нами?
Девушки захохотали.
Дверца поддалась, Лёлик вывалился наружу.

Вокруг шептались берёзки:
– Лёлик! Лёлик вернулся! Милый Лёлик! Милый, милый!..
Лёлик обнимал берёзки и смеялся.
Василий Василич подошёл к одной из них и подставил ладонь, чтобы набрать берёзового сока, который капал из кем-то забытой трубочки, торчавшей из ствола.

Когда друзья вышли из рощи, то впереди, у розовеющей в лучах заходящего солнца излучины реки, они увидели большое село.
– Вот моя деревня, – сказал Лёлик. – Вот мой дом родной…
И сел на землю.
– Пошли, – позвал Василий Василич.
– Погоди, Вась, что-то сантименты нахлынули… Боязно.
Лёлик скривился в жалостливой улыбке.

У первой же покосившейся избы они остановились.
Посреди двора были свалены кирпичи и лежали оконные рамы.
– Петюня здесь, кореш мой живёт… Вот удивится… – Лёлик прошёл за изгородь.
Он поднялся на крыльцо и постучал в дверь, которая сразу же распахнулась.
Из избы со смехом выскочил голопузый чернявый пацанёнок. Следом выбежал коротконогий крепыш кавказской национальности.
Сверкающие глаза, большой нос, пышные усы внезапно рассмешили Лёлика. Уж чего-чего, а этого он никак не ожидал – кавказцев в избе.
Лёлик захохотал неприлично громко, тыча в мужика пальцем. Но он смеялся так заразительно, так откровенно, что не выдержал, прыснул и Василий Василич, и решивший было рассвирепеть усатый объект смеха. Глазастый мальчуган тоже захихикал.
Сквозь приступы хохота Лёлик выдавил:
– А где Петюня?
– Нет Петуня, – сквозь те же приступы смеха отвечал кавказец. – Ест Какули!
– Кто?! – всхлипывал Лёлик. – Ка… что?
– Какули! Имя такой! Я – грузин!
Лёлик споткнулся и свалился с крыльца в пустую потрескавшуюся бочку.
Грузин хлопнул себя по толстым ляжкам и затрясся всем телом.

Лёлик энергично тряс крепкую руку Какули:
– А я Лёлик!
– А я Какули!
– А это Вася! – прокричал Лёлик.
– Ты чего кричишь? – спросил Василий Василич.
– Говорю же – стресс! – ответил Лёлик. – Последний день Помпея!
Какули подталкивал друзей к двери:
– Васо, Лиолик! Уважаемые, проходите избу! Пожалуста, суда! Мой дом – ваш дом тепер!
Какули улыбался так широко, словно встретил самых дорогих и желанных гостей на свете.
– А где все? Петюня-то где? – не унимался Лёлик.
– Садис, дорогой! Отдохни! Скоро жена с фермы придёт. А пока немного перекусим-закусим. Вот – чача! Чачу любите? Да? Водка такой, виноградный, грузинский!
Хозяин поставил трёхлитровую бутыль с водкой в центре просторного деревянного стола. Достал из буфета три хрустальных рога, солёные огурчики, помидоры, перец, хлеб, даже сало…

Роги были наполнены чачей до краёв.
– Дорогой Лиолик! Дорогой Васо! Пусть эта изба станет вашей избой! Вы здес не гости. Вы болше! Даже не знаю кто! Мой прадед Ираклий Чабуа говорил: «Кто смеётся, как ребёнок, тот выше всяких условностей!» Вы смеятса умеете! За вас, дорогие мои! – Какули выпил чачу.
Проследил, чтобы и друзья осушили свои хрустальные роги до дна. Закусил солёным огурчиком и только потом ответил на интересующий Лёлика вопрос:
– За последние годы коренным образом изменилас ситуациа на селэ! Исконным жителам деревни Чудино стала невмоготу жизн в сложившееся обстановка. Отстутствиэ газа, элэктричества да канализации, хо, и опредэлило далнэйшую судбу местного населэния!.. Уехал Петуня! В город! А я приэхал – из зоны межнационалного канфликта, ва! Как нэ понятна, слушай?
Все трое помолчали, привыкая к сказанному.
Первым нарушил молчание Василий Василич.
– Давай, Какули, наливай. Хорошая у тебя водка – чача!
Василий Василич протянул хозяину свой искрящийся рог.


Продолжение следует – http://www.proza.ru/2014/06/19/1885