Фортель. Глава 4

                Глава 4.
      
     Сегодня воскресенье, однако воскресений у фермеров не бывает. Но отец ещё вчера посоветовал Георгу отдохнуть хотя бы денёк. Он заметил, что сын устал с непривычки сортировать на компьютере отчёты управляющих о ходе дел на полях, в овощехранилищах, коровниках, телятниках – всё это добро у него было разбросано по разным уголкам юга России.
     А ведь сына никто не принуждал к работе. Сам напросился, чтобы «занять себя чем-то полезным для общего развития».
     Прошло без малого полмесяца, как обожаемый им отпрыск прилетел из Германии. Там он преподавал в одном из вузов немецкий язык. Недавно защитил кандидатскую и решил в качестве компенсации за труд погостить у отца с матерью. В университете на это время ему нашли замену. Похудел, хотя в подростковом возрасте был отменным крепышом. Кровь с молоком, как говорят русские. Но ничего: на свежем воздухе и натуральных продуктах быстро придёт в норму. На щеках разгорится весёленький румянец, а хлипкая телесная оболочка снова нальётся упругим соком.
     Когда-то в лихие девяностые предприимчивый немецкий фермер Петер Тельман, оставив сына на попечение родной сестры, решил вместе с женой эмигрировать в Россию, чтобы на новом месте серьёзно заняться бизнесом. Дело в том, что в Германии под фермерство ему было выделено всего-навсего пятнадцать гектаров земли. На таком крохотном клочке деятельному Тельману трудно было развернуться и затеять какое-либо широкомасштабное предприятие. А Петер хотел именно широкомасштабности. По приезде же в Россию (законно или нет и на какие деньги – Георг о том не знал) отец в течение десяти лет приобрёл огромное количество земель – сто пятьдесят тысяч гектаров. Разработал их, засеял зерновыми, посадил овощи, разбил сады. А самое главное – построил телятники и коровники. Одних только коров у него сейчас шесть тысяч. И это лишь на воронежских угодьях. Да двадцать тысяч в других областях. Крупный рогатый скот Петер Тельман приобретал в основном за границей, чаще в Голландии; заграничное у него и оборудование: доильные установки, приспособления для раздачи кормов, транспортёры для удаления навоза. Из-за границы завозились и некоторые корма, хотя львиную долю их он выращивал на собственных полях. И «бурёнки», как ласково называл отец животных на русский манер, щедро благодарили рачительного хозяина: даже в зимнее время он получал от них до двадцати литров молока в день. А телята в сутки набирали веса от одного до полутора килограммов, в зависимости от породы.
     В настоящее время на отца работают две тысячи пятьсот человек. И это не считая квалифицированных специалистов.
     И все довольны. Зарплаты, по немецким меркам, конечно, небольшие. Но фермер их выплачивает регулярно. Подобное на фоне печальной российской действительности выглядит внушительно. 
     Отец как-то поведал Георгу, что сейчас он вряд ли бы развернулся. Коррупция в России по всей вертикали власти, начиная с низов и кончая правящей верхушкой, задавила бы все его начинания. В настоящее же время, когда он окреп, произвол чиновников ему не страшен. У него в штате есть знающие до тонкостей своё дело юристы. Да и связи кой-какенькие в России и за рубежом имеются. Так и сказал: «кой-какенькие». «Совсем обрусел», – подумал про себя Георг, но вслух отцу ничего не сказал.
     Сначала местное население восприняло новоявленного фермера в штыки. Старики помнили, какие кровопролитные бои с немцами шли здесь, на донских берегах. Однажды ночью чуть было не сгорел один из тельмановских скотных дворов. Поджигателя охрана поймала. Им оказался тридцатипятилетний безработный. В суд Петер подавать не стал, а мужчину оформил к себе бухгалтером: у последнего оказались соответствующие корочки. И ничего, толковый вышел специалист. Вскоре пришлось даже заработную плату повысить. «А как же, – по-марксистски рассудил благоразумный Петер, – всё должно быть справедливо. Ведь труд – это товар, за который нужно платить. Чем больше товара – тем выше за него и плата».
     Местные, услышав, что Борька Горюнов пойман с поличным, принялись гадать, какое наказание придумает немец новоявленному Герострату. Если честно, они даже немного разочаровалось в благополучном исходе дела. Ждали то, что обычно любит толпа: зрелищ. Но зрелищ немец им не устроил. «Зря вы так... гуманно-то... аль простите, пожертвуете своим спокойным бытьём? – спросил Петера на третий день после случившегося один из мужичков. – Да будь подобное с нами, не раздумывая учинили бы самосуд. Убить не убили бы. Но покалечили бы так, что надолго запомнил бы. И жаловаться не побежал бы. Сейчас не те времена, поймите. Нет в народе милосердия и сострадания, вытравила всё это из них жизня-то проклятущая». – «Если милосердие и сострадание, и как следствие – готовность к самопожертвованию, как физическому, так и моральному ради других – неотъемлемые черты русского национального характера, впитанные с молоком матери и передаваемые генетически из поколение в поколение, то вытравить их из души народной практически невозможно, – на немецком языке, клишерованно, однако предельно искренне подумал Петер, за плечами у которого было неплохое университетское образование. Ещё в студенческие годы он много читал о России и негативного, и положительного. Сначала, естественно, наблюдался полнейший разброд в уме. Но он внимательно прислушивался к тому, что говорили прогрессивные преподаватели и вскоре у него сложился довольно-таки позитивный облик этого гигантского, загадочного, как сама жизнь, государства. Вслух же Петер промолвил следующее: – Прощу. Ведь Борис пока не осознал одну элементарную истину: я не воевать с вами приехал и не эксплуатировать вас. Моя задача – получить наибольшую выгоду от купленной мною земли, чтобы польза от этого распространилась на как можно большее число людей».
     Видя, что от немца нет никакого вреда, а только одни приятности: земли-то как обиходил и работу страждущим дал – люд пришёл к утешительному выводу: «Сын за отца-фашиста не отвечает. Пусть мужичок с божьей помощью фермерствует».
     Вот так и прижился Петер Тельман на земле обетованной. Да так прижился, что и не снилось в самом радужном сне его воинственным предкам. Предкам, одурманенным многолетней пропагандой относительно их якобы необыкновенной исключительности и учинившим, с подачи могущественной в финансовом плане англо-саксонской закулисы, роковой четырнадцатый и кровавый сорок первый.
     Жена Петера, мать Георга, хлопотала в основном по дому. Вернее, работала прислуга, нанятая из местных, мать управляла. Но и в роли управляющей ей требовалось много сил, терпения и старания. Однако женщина она была деятельная, энергичная и с огромным хозяйством, где было наложено ненавязчивое табу на мужское руководство, справлялась играючи. К работникам она относилась с почтением, никогда не повышала на них голос и не ставила ни поступками, ни намёками, ни взглядами себя выше других. Для неё любой труд был свят, так как без него на земле не было бы ни этой фермы, ни селений поблизости, ни города Воронежа, ни России, ни других стран, ни человечества в целом. Такое глобальное космополитическое мышление, которое, впрочем, не мешало женщине терпеливо ладить с малопривлекательной для её пытливого ума рутинной работой, привило ей в своё время высшее образование, тот настоящий кладезь не только знаний, но и глубоких раздумий над многими жизненными вопросами.    
     Итак, Георг сегодня отдыхал. С утра сделал трёхкилометровую пробежку, чтобы привести подуставший организм в тонус, затем принял душ, хорошенько позавтракал вместе со всеми.
     Нужно отметить, что немецкий завтрак «kleine Fruhstuck» – дело достаточно серьёзное. На стол Тельманов выкладывалось несколько сортов хлеба, кому что по душе придётся. Обязательно присутствовали вареные яйца, разные колбасы, причём домашнего приготовления, а также молоко, творог, масло сливочное, овощи, фрукты, варенье…  Ну и, разумеется, ставились чай и кофе. Напитки семья фермера употребляла лишь с неочищенным тростниковым сахаром марки Milford, производимом в Германии. Считали, что тростниковый сахар намного полезнее прочих известных в мире сахаров.
     Что ни говорите, а покушать, особенно утром, Тельманы любили. Это было то  время, когда семья находилась в полном составе: хозяин, хозяйка, два их пятнадцатилетних сына-близнеца, посещающих местную школу, а в свободное время работающих на отцовском коровнике, ещё один двадцатипятилетний сын, который после окончания зооинженерного факультета местного вуза решил остаться в деревне, да теперь вот и Георг.
     В течение же дня фермерская семья ела и пила как бог на душу положит. Могли отобедать и в городской столовой, если дела их заставали в городе, могли перекусить и на кухне, если очень торопились выполнить незаконченное. Редко, очень редко в обеденное время усаживались за общий стол. Вечером же старались опять собраться вместе. На ночь, в целях сохранения здоровья, особо не набивали желудки, помня при этом старинную немецкую поговорку:  «Завтракай как кайзер, обедай как король, ужинай как бедняк».
     После ужина наступало время подведения итогов и обмена впечатлениями от сделанного, увиденного и услышанного за насыщенный трудами, но, тем не менее, предельно размеренный на часы, минуты, а порою и секунды нелёгкий день. В такие моменты отец всё чаще и чаще заговаривал с Георгом о браке. Все основания, считал он, для этого есть: во-первых, ему уже за тридцать; во-вторых, имеется в наличии дом (даже несколько) в Германии, а если захотят жить здесь, то накопленные за это время средства вполне позволят построить для молодой четы приличный особнячок. В гараже к услугам будущей семьи стоят три неплохих авто; к тому же у Георга постоянная работа в университете – на случай, если он не захочет здесь заниматься фермерством; наконец, что очень немаловажно – у всей семьи, в том числе и у него, хорошая репутация в обществе; ну и самое главное, без чего нельзя начинать семейную жизнь – сыновьи приличные счета в нескольких банках, прежде всего зарубежных.
     Георг во время таких, не совсем приятных для него разговоров, сидел как на иголках. Чаще молчал, иногда неловко отшучивался. Связывать себя семейными узами он не спешил, хотя знал, что в Германии такой возраст считается самым оптимальным для женитьбы: к этому  времени мужчина прочно становится на ноги и приобретает всё необходимое для жизни.
     Отец был не против и русской, деревенской, девушки. Выйти замуж за его Георга и по-прежнему жить в нищете – дело практически немыслимое. К тому же отец понимал: жениться важно по любви, а иначе брак, особенно на первых порах, может превратиться в страшную муку. Незаполненное любовью сердце супругов способно будет в любой момент напитаться ею, подвернись где-нибудь поблизости  предмет обожания. А сердце оно такое – ему не прикажешь, кого любить и когда любить.
     Он и сам женился по страстной любви. Правда, потом столь желанная для его деятельной натуры рутина попробовала всё-таки вытравить пылкие чувства. Но, к счастью, не смогла. И в душе к его ненаглядной заботливой Эльзе зародились ещё: привязанность, уважение и благодарность за сыновей и за то, что она рядом и полностью разделяет его жизненные установки. «Не дай бог потерять любовь и снова влюбиться, и теперь уже на стороне», – думал он иногда, мельком бросая взгляды на миловидных работниц. Но, слава богу, дальше этих дум и мимолётных взглядов дело не заходило. Рутина и опять эта, столь притягательная, заполнившая всё его естество, рутина окончательно съедала многие чувства...
     Однако вернёмся к основному сюжету нашего повествования. Итак, сегодня Георг, позавтракав, решил для начала поваляться с книгой на диванчике. Читал он много и увлечённо. В основном русские тексты и на русском языке. Русский он знал почти в совершенстве. Мало того, среди искусно подобранных художественных фраз, которые иному иностранцу ничего не говорили, кроме их прямого смысла, он прекрасно улавливал различные нюансы подтекстов. Неплохо ориентировался и во фразеологии, видя за метафорической сущностью основу высказывания. А ведь самое сложное для иностранца – это освоение метафорической подоплеки чужого языка.
     Он подошёл к полке и взял роман-тетралогию Валентина Иванова «Повести древних лет». Лёг на диван, раскрыл пятую страницу. Начал читать: «Весной разливы неудержимо овладевают низменностями и щедро питают новгородские болота…» «Новгородские… » – Георг закрыл глаза, и мысли калейдоскопом стали высвечивать фрагменты его прошлой жизни.
     Вот он, после окончания университета в Германии, едет к отцу на Дон. Гостит у него немного, чтобы потом отправиться постигать заманчивую романтику в одну из российских областей, Новгородскую. Областной комитет образования направляет молодого специалиста в отдалённое село, где он и встретил свою Настеньку.
     Тогда, на школьной линейке, его словно током ударило, когда их взгляды пронзительно скользнули друг по другу. И с этого момента он постоянно и мучительно начинает думать о ней, безумно скучать в одиночестве, не спать ночами, зная, что она замужем и никогда ради него не оставит мужа. Но сколько безмерного счастья дарили им их встречи, когда её муж бывал в командировках. Влюблённые были настолько поглощены своими чувствами, что не замечали ничего вокруг. Даже пересудов односельчан и неодобрения со стороны педагогов. А потом эта ужасная смерть её супруга, изменившая Настю настолько, что она, кажется, полностью охладела к нему, Георгу. Через неделю, во время педкурсов в областном центре, он встретил другую женщину и, похоже, влюбился. Наверное, влюбился. Ведь ночами не спал, думая только о ней. Но стоило ему снова лицезреть Настю, как он тут же забывал обо всём и опять тянулся смятенной душою к прежней возлюбленной.
     И чем бы всё это закончилось, неизвестно. Может, и свадьбой. Если бы не тот, непонятный даже сейчас для него самого случай.
     Однажды вечером к нему постучалась продавщица Людмила. Пришла за солью. Он удивился: идти в такую даль, с одного конца села на другой. Неужели у продавцов в доме тоже иногда не бывает соли. Он уже поднялся из-за стола и хотел прошествовать на кухню, но дама решительно взяла его за руку и усадила на место. Раздался телефонный звонок. Улыбнувшись, Людмила приложила ухо к мобильному. «Хорошо», – только и произнесла она. Затем произошло что-то непонятное: гостья обхватила его голову руками и впилась в губы. В открытую форточку он услышал чей-то приглушённый вскрик. Людмила же нажала на кнопку выключателя, настольная лампа погасла – и комната погрузилась во мрак. До его ушей донеслись торопливые шаги по направлению к прихожей и скрип открываемой двери…
     Вот и всё. А дальше ужасная размолвка с Настей и её спешный отъезд из села…
     Читать больше не хотелось. Он включил компьютер. На панели браузера высветилось письмо. Зайдя в почту, прочёл его, радостно улыбаясь. Быстро набросал ответ. Вскрыл очередное послание и тут же смертельно побледнел. Несколько секунд сидел словно оглушённый. Затем машинально скинул спортивные брюки, натянул джинсы. Схватив ветровку и походную сумку, в которой лежал бумажник, ринулся к двери, чуть не сбив с ног входившую мать.
     – Что с тобой? – успела крикнуть встревоженная Эльза.
     – Ничего… – судорожно прохрипел Георг.
     Мать кинулась к компьютерному столу, намереваясь с лежащего на нём мобильного позвонить мужу. Пусть выяснит причину столь странного поведения сына.
     – Всё в порядке? – видя изменившееся лицо жены, спросил подошедший Петер. Он был в рабочей куртке – спешил лично осмотреть подготавливаемый к зиме телятник, но сначала решил заглянуть к сыну. Не дождавшись ответа, буркнул: – А Георг куда?
     – К ней… – Так и не использованный телефон жалобно упал к ногам хозяйки. Встретив непонимающий мужнин взгляд, она кивнула на монитор: – К той женщине… ну, помнишь, я тебе говорила.