Место рождения души Интервью с В. Ермолаевым

Римма Казакова вручает В.Ермолаеву премию ВЕНЕЦ. Москва.  2007 год.





                …Мы завтраком траву нарядим,
                Нам, право, есть что осушить,
                И ощущаем –  где-то рядом
                Место рождения души…
                В.Ермолаев




         Наш город богат талантами – об этом знают все.  Но сказать, что Валерий Николаевич Ермолаев, поэт, писатель, художник, краевед – один из многих одарённых тавдинцев,  априори неверно.  Всеобъемлющая любовь к малой родине, недюжиный запас знаний, завидная целеустремленность, работоспособность, жажда  открытий, сложная и одновременно утонченная  и чувстенная структура духовного мира сделали его  неординарной Личностью, человеком  известным, любимым и уважаемым не только в Тавде, но и далеко за её пределами. С этим утверждением можно соглашаться, можно не соглашаться, но вряд ли кто поспорит – не было до настоящего времени (ну, не было!) в тавдинском  крае  человека, который написал бы о нём несколько замечательных краеведческих книг подряд, прославил его в прозе и стихах, признанных столичными авторитетами! Я попросила Валерия Николаевича рассказать о себе, без прикрас, правду, такую, какая есть, и решила ни слова не вычеркивать из этого рассказа. Пусть будет.
-Валерий Николаевич, вы изучали своё генеалогическое древо? Откуда пошёл род Ермолаевых?
- Не очень глубоко, но, насколько возможно, изучал, в основном через родственников: контактами, встречами, записывал даты жизни.  Генеалогическое древо и отца,  и матери составлено, где-то по двести имён в каждом, примерно до четвертого поколения в прошлое: отца, дедов и маленько прадедов знаю. Но так как у меня родители совершенно с разных мест России, поэтому получился целый куст и белорусский,  и сибирский. Отец у меня родом из Новосибирской области: есть такое озеро Чаны, недалеко от него – большое село Земляная Заимка… Много раз бывал  на родине отца, в этих Чанах, знаю, в какой церкви его крестили, знаю, что церковные метрические книги сохранились, хотя от самой церкви только фундамент остался.  По всей Сибири родня раскидана, почти везде побывал. На уровне легенды знаю, что прадеды мои – сибирские казаки. Даже договорился с Новосибирским архивом, что  приеду, метрические книги посмотрю, меня там ждали, но пока не получилось. Так что, по отцу я – сибиряк.  Мать у меня из Белоруссии, родилась в Витебской области. Съездил на её родину один раз, все посмотрел, вплоть до того, что нашёл место, где дом стоял, в котором мать родилась. Во время войны всё там выжгли, так до сих пор пятно от пожарища не зарастает. А встретились они в Тавде во время войны:  отец попал в госпиталь сюда по ранению в 1942 году, а мать к тому времени из Ленинграда эвакуирована была по «дороге жизни», работала в госпитале библиотекарем. В поэмах «Мой Ленинград», «Моя Тавда»  есть об этом строки… В общем,  я интересуюсь родословной, но, к сожалению, пока возможности не было, чтоб поехать, в архивах неделю отсидеть: конечно, много интересного бы там нашлось.
- Ваши детство, отрочество, юность. Когда начали проявляться таланты писателя, поэта, художника, краеведа? Ведь, наверное, это идёт откуда-то оттуда, из глубины, от начала жизненного пути? Какие у вас были в то время приоритеты, интересы?
- Во-первых, я родился в обычной рабочей семье: отец и мать на фанерном комбинате работали. Вырос в рабочем окружении, учился, как все, в обычной школе. Я всю жизнь веду дневники. До сих пор. Правда, сейчас уже так, отрывочно, но пытаюсь ещё записывать что-то. И вот – несколько лет назад поднял записи…  и ужаснулся (в хорошем смысле): то, что, будучи пацаном, в первые несколько дней я записал, – всё стало моей жизнью. Например,  «начал ходить в фотокружок»  – на всю жизнь любовь к фотографии; или «учитель географии Михаил Иванович Григорьев собрал нас  в поход, пошли, изучали историю Большой Пустыни» – потом краеведение стало моим делом  жизни. И так  во многом. Стихи – это  вообще отдельная тема. 
- О стихах. Когда появилась первая строчка, и вы осознали, что это похоже на стихи?
- Мать поздравить надо было с Днём 8-е марта. Примерно, в одиннадцатилетнем возрасте я написал свои первые четыре строчки.
-Не сохранились, конечно?..
-Нет, сохранились. Примитивные рифмы, но могу прочесть, я его хорошо помню. Самое интересное, что у нас в семье принято было обращение на «ты», а когда стихи писал, видимо, посчитал, что к матери надо на «вы» обратиться. Вот такое возвышенное отношение к поэзии у меня как-то на всю жизнь сохранилось. Стихи – это всё-таки не шутки, а что-то такое необъяснимое, серьёзное. Так я в юности понимал, и сейчас практически так же считаю, поэтому очень часто мои критические  стрелы к коллегам по перу, исходя из этой позиции: в меру своего таланта надо развиваться, пытаться что-то своё найти, хоть одно своё Слово сказать, а просто составлять  «я пошёл, мы пришли, мы сели, мы встали» – это могут и не поэты сочинить…
-В какой школе вы учились?
 - Где сейчас восемнадцатая, там вторая школа была раньше, в ней восемь классов я успел  окончить, потом вторая переехала в новое здание,  а школе на механическом посёлке дали восемнадцатый номер. Вся идиллия длилась до начала десятого класса,  потом меня выгнали из школы. Летом целый месяц жили в колхозе, и у нас произошел конфликт – классный протест против организации нашей работы, питания, ещё чего-то. Затеяли мы в общем сопротивление, и меня, как организатора, выгнали домой. Думал, забудется, пройдёт. Нет, первого сентября пришёл в школу, – уже слухи шли, что гроза надо мной собирается. В классе я, видимо, начал как-то выделяться, вырастать, и меня ребята решили старостой класса избрать, но это не помогло.  Получилось, сегодня , 1 сентября, меня старостой класса избрали, а на следующий день я прихожу в школу, меня встречает директор Марк Алексеевич Литвиненко (знаменитый!): «Зайди, Ермолаев, ко мне!» Захожу. Он говорит: «В общем, так, или сам уходи или я тебя выгоню. Учиться ты тут не будешь». Класс «съел это», так же как он «съел» и моё наказание в колхозе. Я пошёл в вечернюю школу, тоже номер два, устроил меня отец работать на фанкомбинат. Ну, и правильно сделал, потому что надо было родителям помочь, семья огромная: шесть детей, я старший. В десятом классе начал учиться, и в том же  году вечернюю школу сделали одиннадцатилеткой, таким образом,  вместо одного отучился два года. Работал в лесном отделе. Молодёжь принимали, воспитывали в рабочей среде. Сразу в бригаду попал, где половина – бывшие заключенные, вторая – комсомольцы. Кончилось тем, что я все-таки доучился, не дурак был, конечно, хорошо шли история, литература. Сдавали экзамены.  Вот остался один экзамен, а я попадаю в милицию. На танцах в доме отдыха всех заарестовали, постригли наголо. Попал на десять суток за хулиганку – дрались из-за девчонок, и  директор дома отдыха вызвал милицию. Мы уже домой пошли, все, кто мог, разбежался, а нас двоих или троих арестовали.  А мне уже направление от завода давали в Лесотехническую академию в Ленинград,  школа за меня начала хлопотать: дайте, мол, человеку школу-то хоть закончить. Я отсидел пять или семь суток,  говорят: «Поедешь экзамен сдавать, сдашь на «пять» – домой пойдёшь, не сдашь – досиживать будешь!». Последний экзамен – история. Я со злости, с особым воодушевлением сдал на «пять». Освободили. Поехал в Ленинград, но не поступил, завалил  математику.  Так как в Ленинграде у меня многое было связано с матерью, стыдно было возвращаться… Помню там мостик деревянный около Петропавловской крепости (кстати, так на нём больше не побывал, сколько потом учился лет), – на нём стоял и себе клятву дал: я всё равно буду учиться в Ленинграде! -  и поехал домой. Обещание своё я выполнил, поступил и учился в Ленинградской академии художеств.
- К моменту поступления у вас уже были какие-то достижения «в искусствах»?
-Никаких особых достижений не было, единственное, что рисовать любил, да стихи всё серьёзней и серьёзней писал. В раннем детстве (лет тринадцать мне было) напечатали в «Тавдинском рабочем» несколько стихотворений. Получилось так, что когда стихи ещё совсем детские были – про Урал, про  школу – печатали. А потом – всё! Пошлю, а  в ответ –  «нам это не подходит». Если про коммунизм – напечатают, а юношеские, про любовь – это в газету не надо. Времена-то какие были, - шестидесятые годы.
Ещё в детстве полгода проходил в музыкальную школу, отец меня записал. Но это было настолько неудобно – с фанерного пешком в город, тогда автобусы ещё не ходили. Мне –двенадцать. Зима. Мороз. Я полгода ходил «на аккордеон», но не случилось  получить музыкальное образование. Хотя потом много лет был  музыкантом – всё самоучкой. В армии играть на гитаре научился, в нотной грамоте  стал разбираться. Вернусь к школе: запойное чтение книг и учитель географии Михаил Иванович Григорьев  в моей жизни сыграли очень большую роль. Позже он директором школы на Фабрике работал. До конца его жизни мы с ним были друзья, он был фронтовик, рано умер, я его и хоронил. Всю жизнь ему благодарен, на кладбище хожу. Даже умение рисовать масляными красками от него  я перенял, от него и любовь к картографии: чертили карты, создавали школьный музей.
Самое интересное, после армии я в школе работал преподавателем при том же самом  директоре, который меня выгнал(Литвиненко М.А.),  сам он меня же и позвал преподавать рисование и черчение. Ну, конечно, пришёл уже из  Армии, повзрослел, стал другим человеком.
-Где служили?
- В армию пошёл в 1966, служил в ракетных войсках ПВО. Сначала в Крыму, в Евпатории, в сержантской школе, потом попал  в Западную Украину, оттуда ещё в одну школу в Гатчину, под Ленинградом  – переучивали на другую более современную ракету. Первый год весь проучился – две сержантские школы пришлось пройти, в Западной Украине служил уже сержантом, командиром отделения.
-Это в городе Борщёве, в стихах о котором пишете?
Да. Вернулся в 1969 году. Два раза ездил туда на своей машине, в Тернопольскую область, был в своей части…
-Там, наверное, изменения колоссальные?
- Я ещё захватил – украинская армия в ней была, теперь и части совсем нет.  А тогда их полковник лично познакомился, удивлялся, что с такой дали приехал, приказал: меня везде пустили. Вспоминалось – юность, армейские друзья – сразу всё перед глазами встало.
В 1969 вернулся домой, начал в ансамбле играть. Стихи, само собой, – параллельно шло, хотя годами практически ничего не печатал. Так, для себя писал. В 1970-м году я женился, в 71-м поступил в Ленинградскую Академию художеств, заочно. Поехал попробовать и с первого раза поступил. Конкурс был приличный  - около 9 человек на место. Брал с собой рисунки. Искусствоведческий факультет – рисунки не главное, нужны были знания истории, истории искусств, умение разбираться в художниках.  Сдал экзамены, но как потом сказали, не хватало одного проходного балла. На последнем экзамене по истории СССР, который  принимала декан факультета, профессор Чубова,  я вообще блестяще ответил. «Вы откуда?». Рассказал: «С Урала, из города Тавда», она: «Вы нам подходите, будете учиться». Как, думаю,  учиться, мне балла не хватает? (Первые три экзамена на четвёрки сдал, последний на пятёрку, а проходной балл - 18). Ну,  домой не поехал, жду, когда всё разъяснится. Прихожу в тот день, когда списки вывесили, смотрю – я под тринадцатым номером.Учёба в академии - шикарная страница жизни. С тех пор у меня лучший друг, с которым вместе учились, до сих пор дружим, на Украине у него бываю. Он из Винницы. Сейчас Заслуженный деятель искусств Украины. Он ко мне приезжал, я – к нему. Титаренко Владимир. В книге (Ермолаев Валерий.«Лирика, поэмы». 2013г. – прим. авт.)есть стихотворение, ему посвященное. Прекраснейший человек. Умница. Он заместитель председателя  всеукраинского Союза народных художников, сейчас уже на пенсии. Самое интересное, что у меня ещё друг в селе Городище живёт, Саша Слободенюк, и тоже украинец! Как тут с Украиной «воевать» - шучу, конечно ?! Учился шесть лет. В Ленинград приходилось ездить то один, то два раза в год, когда заканчивал Академию, практически полгода там жил безвыездно. В 1978 году окончил.  Параллельно тут, в Тавде, жизнь шла. Музыка… На фанерном три года руководил ВИА – вокально-инструментальным ансамблем,  одновременно работая в ДК им.Ленина художником-оформителем  и преподавая в школе №2 – я всю жизнь на двух-трёх работах. Потом перешёл в городской парк играть, потом меня Фомин Геннадий Павлович, заведующий отделом культуры, поставил директором парка.
- Валерий Николаевич, вернёмся к времени окончания Академии художеств: можно узнать тему вашей дипломной работы?
-Дипломная работа тоже на всю жизнь «осталась» со мной.  Долго не мог решить, какую тему взять. Поехали с другом (у меня мотороллер был) на природу. Шёл июнь. Жаворонки поют, погода чудесная. Зашли в деревню Чандыри. Жителей мало уже оставалось, высокая трава по улицам растёт, идёшь как по зелёному коридору.  Подошли к одним воротам, смотрим (я уже изучал деревянное зодчество) –  дом брошенный, а на воротах такая(!) резьба. Я думал, что подобное есть там где-то, но не у нас, на Урале. И всё как перевернулось во мне: тему для дипломной работы взял «Деревянное зодчество Зауралья». Так эта тема со мной и живёт с 1978 года. Диплом защитил на «отлично». Мне сказал преподаватель: «У вас Урал, Сибирь малоизучены, занимайся, не бросай деревянное зодчество. Подумай об аспирантуре, приезжай на будущий год в аспирантуру поступать. Я тебе во всём помогу». А  в Тавде – семья, музыка, танцы, молодость, друзья. Через год я всё-таки написал ему письмо,  а мне жена его отвечает, что он погиб,  разбился на машине… Значит, не судьба. Но вот уже тридцать с лишним лет собираю материалы, статьи пишу,  над книгой работаю.  Сейчас у меня огромная коллекция фотографий, рисунков, чертежей, на сегодняшний день более тринадцати тысяч фотографий, за все эти годы обследовал в трёх областях более полутора тысяч деревень. В некоторых местах по два, три раза бывал. Всё собранное систематизировано. Пишу, статьи выходили в журнале «Веси» - и о домах, и о резьбе народной, украшающей наличники, ворота… деревянные церкви, мечети – всё это изучаю, до сих пор езжу в экспедиции, весь юг Тюменской области до самого Ишима – все прошёл, весь север Курганской области по реке Исеть – Шадринск, Катайск, Долматово,  практически всю восточную часть Свердловской области. Помаленьку работаю над книгой. Даже если ничего вообще больше не напишу – это всё сдам в архив, останутся документы, потому что всё это исчезает. Первые снимки делал где-то  в 1978-1980 годах, сейчас еду переснять для книги на «цифру» куда-то,  где интересные памятники, приезжаю, а там практически ничего уже нет. Например, деревня Чандыри – сейчас нет этих ворот, с которых  всё началось, самой деревни нет и следа!
-Как вам работалось заведующим городским отделом культуры?
- Первый рабочий день на всю жизнь мне запомнился – 10 января 1978 года – я ещё Академию не окончил. Перед этим я четыре года являлся директором парка. Парк у нас работал прекрасно, смело могу сказать, мы занимали второе, третье место в области, я ездил на всероссийские совещания, получал дипломы. Работали по-человечески, только ансамбли три – четыре всегда играли, танцы круглую неделю, кроме понедельника. Подремонтировали «Октябрь», танцы зимние стали проводить, театрализованные праздники большие проводили. «Октябрь» потом горел, мы его восстановили. .. 10 января 1978 г. до обеда я – директор парка, с обеда звонят из исполкома: «Валерий Николаевич, иди, принимай дела исполняющим обязанности заведующего отделом культуры». Ночью просыпаюсь от стука в окно  (Наталья Устюжанина пела у меня в ансамбле) – прибежала, стучит: «Валера! «Октябрь» горит! Беги, давай!» Я пешком, в ночь. Ещё до площади не добежал – вода, ручьи текут – тушили… Вот так вот, в первую же ночь,  вся власть городская собралась ко мне туда, в музыкальную школу –  Ермаков, Резинских… Представляете ситуацию: только начал работать, и «Октябрь» сгорел! В общем, было много чего. И только где-то уже в марте меня утвердили, правда, без меня, я в это время диплом писал.
-Шесть лет вы проработали в отделе. Чем культура занималась?
- Сельских клубов было больше, наверное, в два-три раза, чем сейчас. Открыли художественную школу, хореографическую. Хореографическая при Фомине начиналась, а художественную мы с тавдинскими художниками создавали. Задумался, что это у нас даже нигде художников не учат? А при парке была художественная мастерская. И решили, - давайте, школу откроем. Сами преподавали первое время. Примерно  через год  нам сразу дали государственную аккредитацию (тогда «аккредитация» слова не было – утвердили штатное расписание).  Позднее обе школы объединили, уже без моего участия. Тогда впервые начали проводить фестиваль «Тавдинские самоцветы» -  он до сих пор живёт. Фестиваль шёл по два дня, эстрадных ансамблей выступало только до десяти.  Народное отделение по два, по три, по четыре часа. А коллективы какие – хоры, ансамбли!!! Ещё и план по заготовке сена выполняли! Дружно работали. Сегодня бывшего размаха, к сожалению, нет.  Работал, пока не произошло грустное событие, и мне пришлось уйти из отдела культуры.
- Опять грустное событие!
- Опять грустное событие. Был суд, но я даже на скамье подсудимых не сидел, весь отдел культуры пришел за меня свидетельствовать. Получился не суд, а будто бы выборы куда-то, все за меня стеной. Года за два до этого меня в партию приняли, по-другому тогда никак.  И было как – членов партии не судили. Если к суду дело шло у члена партии, то его или исключали, или сам уходил.
- Вас исключили из членов КПСС?
- Нет,  со мной ничего не могли сделать. Вызывают в горком, решают  – скоро суд, надо исключать Ермолаева, а моя первичная партийная организация – против! И сам заявление не подаю! Меня так и не исключили!
- За что судили?
-За хищение социалистической собственности.
- ?...
- …которое, в общем, свелось к тому, что я не по назначению использовал технический спирт, выделяемый отделу культуры, да взял полулитровую бутылку для своей умирающей матери. В итоге дали два года «условно».А пост заведующего пришлось сдать.  Начальник электроцеха  гидролизного  завода Юрий Зингер устроил меня художником. В то время директором гидролизного служил прекрасный человек Колик Игорь Леонидович. Я года два там трудился. Через год с меня судимость сняли,  начал работать в школе  №2 учителем, работал в школе №16, вел черчение и рисование. Спасибо замечательным директорам тех школ Галине Никифоровне Шулининой и Надежде Константиновне Крына! Именно в это время я начал по серьёзному заниматься поэзией…
    Здесь мы на некоторое время  прервем наше повествование, чтобы ответить недоумевающему читателю на вопрос: зачем? Надо ли, рассказывая о заслуженном, достойном человеке, Почётном гражданине  Тавды,  говорить о каких-то там судах и прочее? Отвечаю: любая история должна быть правдивой – лишь в таком случае она является повествованием о  реальной человеческой судьбе, а не выдуманной красивой сказкой.
- Итак, разговор пойдёт о поэзии…
- Появился у нас в городе журналист и поэт Дмитрий Алексеевич Плашинов, собрал литературное объединение, называлось «Логос». Тогда после большого перерыва я вернулся к поэтическому творчеству, несколько лет  посещал заседания объединения, начал более тщательно работать над стихами. Это были где-то 1986-1988 годы.
-Знаю, что позже вы стали руководителем литобъединения?
- Да, наступил момент, когда Дмитрий Алексеевич из редакции газеты ушёл на пенсию, объединение начало разваливаться потихоньку, и в 1991 году я стал руководителем, но уже объединения «Слово», к первому составу - Г.Борзову, Р.Соловьёву, Н.Дмитриевой, В.Шанаурову, Л.Бадиной, Г.Жмаеву,Л.Михайловой примкнули новые участники П.Чазов, С.Иванькова, Л.Сергеева, В.Платонова, Е.Шигин, Н.Давыдов и другие.
В 1991 году меня пригласили работать в администрацию, предложили создать новый отдел – по делам молодёжи, дал согласие и отработал там шесть лет, из них  года полтора –  заместителем главы города. Литературным объединением руководил несколько лет, собирались прямо в администрации, у меня в кабинете, в редакции почти не собирались. Потом я ушёл в бизнес, как-то так сложилось, что литературное объединение у нас опять расползлось, и уже в 2002  году Г.И.Жмаев его опять собрал. Кратко, конечно, получается, но, в общем, жизнь изобиловала всякими резкими поворотами. В 1996 году пост мэра оставил Владимир Николаевич Щербаков, с которым мы прекрасно ладили, который меня понимал. Например, задумал я провести поэтический фестиваль «Тавдинская ветка», он меня полностью поддержал, в том числе и финансово: «Ты – мозг, всё делай сам, моё дело тебе помочь!» Это – глава города! Мне полностью карт-бланш был открыт. Тогда перед тавдинцами выступали  московские знаменитости Сергей Никитин, Дмитрий Сухарев, Римма Казакова, свердловчане Любовь Ладейщикова, Юрий Конецкий, Анатолий Азовский и многие молодые поэты. Щербаков в самое тяжелое время главой района работал, клевали его: забастовки, учителям зарплату не давали – во всех бедах его обвиняли… Первым из его заместителей Михаил Иванович Мартьянов  ушёл, я отпуск ещё отгулял, всё надеялся, что фестиваль третий раз проведём, но потом  понял, что напрасно надеюсь. Никто меня не гнал, но я почувствовал, что времена переменились – другие люди будут у власти… Ушёл: сегодня был замглавы, а завтра – сел в подвале и принимал  заказы на фотографии.  Одиннадцать лет занимался бизнесом («Фото-маркет» ещё помнят). Но достал этот бизнес, не моё это!
-А литературная жизнь как развивалась?
- Краеведением всю жизнь занимался, постепенно собирались материалы, даже с известным краеведом В.А.Кучиным вместе печатали. Кончилось тем, что однажды мы с Щербаковым подумали, что доброй книги о Тавде нет. Тридцать лет до того книжка профессора Шувалова «Тавда – город леса» выходила, устарела, да и где её найти? «А давай, книгу организуем?!» - предложил Щербаков. «Напишу, года два – и напишу,» - пообещал я Щербакову. Если бы он не ушёл, книга вышла раньше, а то получилось так, что я уже её писать заканчивал, – всё развалилось, и издание подвисло. Но тут Виктор Лачимов на меня вышел, он  уже предпринимательской деятельностью занимался: «Мне Щербаков рассказывал, что ты книгу пишешь. Она у тебя в каком состоянии? Давай, я помогу издать». Договорились с типографией в Реже, денег нет, ему по взаимозачётам бумагу дали в Туринске, туринскую бумагу погрузили в «КАМАЗ», отвезли эти рулоны огромные, несколько штук, в типографию, вместо денег, бартер, так сказать. И вот в 1999 году вышла первая моя краеведческая книга «Тавдинское местописание». Впервые пришлось строить историю Тавды, как  она шла: я сам, работая над книгой, постепенно постигал историю нашего края: что происходило здесь в семнадцатом  веке, что в восемнадцатом., что в девятнадцатом, – данные отрывочные, сотни источников, архивы… При этом ещё стихотворная первая книжка вышла в 1992 году «Журавлиный язык». Спасибо друзьям – директору тавдинской типографии Александру Орлову, Вове Комаровских, что помог бумагу добыть. Так же, самиздатом, в 1994 году издали  первую маленькую книжечку тавдинских поэтов «Вместе». Книга «Тавдинское местописание» трёхтысячным тиражом разошлась, до сих пор люди пользуются. Пошли у меня из-за этой книги  налаживаться контакты в области, потом родился союз наш с Алексеем Ерёминым, кандидатом исторических наук –задумали мы журнал «Веси» издавать: начинался он на коленке у меня дома по Лазо, а путь какой прошёл! И разные награды-премии получили, и я лауреатом московской премии «Венец» стал, и медаль Чупина в 2006 году получили! Это единственный журнал на Урале, который такую медаль имеет, её нет даже у «Уральского следопыта»!

 Первый номер провинциального литературно-художественного, историко-краеведческого журнала «Веси» вышел в 2002 году в июле. Его, мне кажется, мы в Алапаевске печатали, потом в Ирбите номера шли, а с апреля 2005 года издателем и соучредителем журнала стало издательство «Банк культурной информации» в Екатеринбурге, где заправляют «уральские Сытины» Юрий Яценко и Татьяна Богина. В  нашем журнале публикуют свои произведения академики, писатели, поэты и  многие-многие известные и талантливые люди, он заметно вырос. В мае этого года выйдет сотый – юбилейный номер! Но лет через пять я стал отказался от главного редакторства, теперь – заместитель главного…
-Почему?
-Тяжело стало.Работы – море, и на общественных началах вся, на энтузиазме. Некоторые номера вообще за свой счет выпускал: двадцать тысяч за номер, по тем временам – большие деньги. Тираж различный, но менее тысячи экземпляров не издавали. Ездил на встречи по области – тоже за свой счет. Таскал за собой наших бардов и поэтов – в Артёмовский, в Алапаевск, в Камышлов, Верхнюю Салду...Вместе со мной мотались Е.Матросов, А.Токарев, А.Бергулёв, С.Богданов, С.Савин…  Везде пропагандировал наш фестиваль памяти Евгения Шигина, и люди к нам ехали и едут до сих пор, тут большая заслуга и Татьяны Жигалкиной, «лучшей ведущей за Уралом», как назвал её когда-то Сергей Никитин. Я ездил на встречи с читателями по всей области на своей машине, за свои деньги, был предприниматель, мог себе маленько позволить. Съездили, выступили, оттуда материалы идут в журнал, обратная связь –  вот так развивалось наше журнально-фестивальное движение. Пошли контакты с журналистской средой, со многими известными уральскими писателями я познакомился лично. Стали мои книжки одна за одной в Екатеринбурге издаваться, поэтические - «И вызреет янтарь», «Невольно», в прошлом году  вышел томик избранных стихов и поэм «Межа», в серии «История в ликах городов» - краеведческая книга «На тавдинских пристанях»; в 2007 году, благодаря поддержке главы города А.Соловьёва – надо ему отдать должное, –  увидела свет книга     « Есть город в России Тавда», одновременно участвовал в различных сборниках.  В 2007 году был принят в Москве в Союз писателей, когда ездил получить премию «Венец» …
- Где проходила церемония награждения?
-Мне месяца за два до того позвонил  Дмитрий Сухарев, сказал: «Тебя выдвинули на премию «Венец» за журнал «Веси», за мою «подвижническую  работу по развитию культуры Урала» и т.д  Потом пригласили приехать, «Венец» в Москве получал в Центральном Доме Литераторов. Я приехал уже непосредственно  на награждение 25 апреля 2007 года. В зале - море всяких знаменитых писателей… Нас  пять человек было награждено: Виталий Коротич – бывший редактор журнала «Огонёк», поэт; Виктория Токарева – знаменитая писательница и сценарист известных фильмов; Александр Ревич – поэт-фронтовик; писатель-фантаст Войскунский. После церемонии, будучи  на фуршете в ресторане, с Константином Ваншенкиным познакомился, с Токаревой беседовал. Председателем Союза писателей Москвы была Римма Казакова (московские писатели вышли из Союза писателей России, стали обособленными). В день вручения премии мы с ней увидались. А до этого она по телефону спросила: «Надо в документы записать, ты член какого Союза? Как, ты не член Союза писателей?». «Нет». «Ты что, там, на Урале, даже не вступил?». «Я даже и не собирался». «Шли срочно фото, автобиографию, приедешь, разберёмся». Я приезжаю – меня уже приняли, документ выписали, 500 рублей заплатил первый взнос… Это была последняя встреча с Риммой Фёдоровной, после она и года не прожила. Последний раз я с ней общался в январе 2008 года по телефону, в день её рождения. Мы поговорили, а в мае 2008 её не стало. Больше не встретились. О ней я статью написал, в «Весях» публиковалась, и в двухтомник воспоминаний о ней, изданный в Москве, статья моя вошла, говорят. Она очень Тавду полюбила,  тепло вспоминала всегда «Тавдинскую ветку»…
-Как вы с Дмитрием Сухаревым познакомились?
- Дмитрий Антонович приезжал к нам на второй фестиваль «Тавдинская ветка» вместе с Сергеем Никитиным в 1995 году. Мы с тех пор дружим, переписываемся, шлём друг другу книжки, сын мой Руслан на юбилейном бенефисе его поздравлял от меня, мне не удалось поехать самому. А когда я приезжал в Москву на награждение, он меня пригласил в гости к себе домой.  На второй день после вручения я к нему поехал, мы с ним целый день просидели, поговорили обо всём под коньяк, сфотографировались. Прекрасный человек, биолог, член Российской  Академии естественных наук, поэт, бард. Горжусь дружбой с ним.
-Ещё о ком-нибудь из известных людей расскажите: кого вы знаете, с кем общаетесь?
-Ну вот, когда премию мне вручали, я, например, познакомился с молодым писателем Снегирёвым, сейчас его слава растёт. С многими уральскими, с тюменскими знаком. Недавно в Тюмени познакомился с Рафаэлем  Гольдбергом, редактором газеты, писателем  и краеведом  – шикарный человек; с писателем Александром  Мищенко в дружбе, много лет дружу с поэтической семьёй – Любовью Ладейщиковой и Юрием Конецким (увы, Юрий этим мартом ушёл из жизни), хорошо знаком с Германом Дробизом…Этим летом обещает приехать Сергей Никитин. Я приглашаю его в июле или, в крайнем случае, в августе – он рыбалку любит, после концертов обязательно постараюсь организовать  речку, катер… Пока подвисла эта тема, но желание приехать в наш город у него есть.. Всё время говорит: «Бог троицу любит, я всё равно в Тавде ещё побываю».
-Валерий Николаевич, поделитесь: картины сейчас пишете, если да, то когда выставку вашу ждать?
-  Катастрофически не хватает времени. Я очень люблю даже запах краски, одно время, пока учился в Академии художеств, сильно увлекался, много писал. В Тавде в своё время хорошие художники-единомышленники были, мы вместе ходили на этюды, создали городской клуб художников, он работал несколько лет: грандиозные выставки делали в залах «Октября», кинотеатра «Россия», дважды выставки наши проходили в Свердловске, даже по сёлам нашим её возили и в Нижнюю Тавду.
-Сейчас можно нечто подобное  организовать?
-Можно, конечно. У нас много чего можно, в музее последние годы хорошие выставки стали организовывать. А я картины все свои раздал, раздарил, знаю только судьбу трёх, в том числе две у меня дома, и с десяток этюдов – по родне. Сам хожу, прошу у них свои же работы: дайте переснять на цифровой фотоаппарат - в компьютере есть небольшая подборка – этюдов штук пятнадцать, две-три картины: одна пастель «Созвездие» дома висит, и вторая,маслом написанная, – «Март». Мы  разговаривали с Ириной Владимировной Евдокимовой, директором Музея леса, я предлагал: давайте сделаем ретроспективную выставку всего, что есть в музее, да по домам собрать можно. А интересные художники в Тавде были и есть: Юрий Новиков, Рудольф Штейнбрехт, Наталья Новикова, Пётр Ковтун, Пётр Кирилов, Евгений Матросов, целая группа преподавателей и выпускников нашей художественной школы только что значит! Думаю, выставка в музее появится. Я же пытаюсь иногда этюды писать, достаю краски…Но особо некогда, сейчас пишу заказную книгу.
-Расскажите,  пожалуйста, о новой книге.
- Однажды я приехал в Нижнюю Тавду, тогда отдел культуры там возглавляла Светлана Сидорова, кстати, уроженка нашей Тавды, она сейчас командует гигантским музеем-заповедником в Тобольске. Недавно я ездил туда на международные Ремезовские чтения, на которые собрались учёные со всей Сибири, из Москвы, США, Германии, выступал там со своим докладом. Так вот Светлана приглашала меня работать в Нижнюю Тавду, зная, что я много писал статей по истории архитектуре  Нижней Тавды, участвовал в  фотовыставке в честь юбилея района. Но не получалось тогда. А в прошлом году Наталья Анатольевна Буракова, нынешняя заведующая отделом культуры, загорелась желанием выпустить книгу о нижнетавдинском районе, подобную  моему «Тавдинскому краеведческому словарю» - «нам бы такую»… Это было в июне, а в июле, как только закончил работу главы сельской администрации Мостовки (почти три года – целая эпопея! – до сих пор сельчане мне звонят, рассказывают о своих проблемах, «плачутся»), поехал договариваться.Там мне говорят: «Хоть завтра на работу». Сейчас развил в Нижней Тавде некоторую бурную деятельность – создал краеведческое общество, шикарные люди в него входят: священник отец Владимир – сам краевед, автор многих статей, два Заслуженных учителя Российской Федерации, Почётный гражданин района, директор Центральной районной библиотеки, да все члены – замечательные!  Приняли  устав, составили план, провели выездное заседание в музее школы-интерната, глава районной Думы присутствовал. Совершенно другое отношение, чем в родном моём городе! Несколько лет назад в нашем музее тоже создавалось краеведческое общество, но у нас же всё классики пришли туда, великие классики краеведения, все какие-то разобщенные! Ну, видимо, поэтому тавдинское общество и в спячке на сегодня. Езжу вот в Нижнюю Тавду, мне любые двери открыты: все уже знают, что есть такой человек, который  работает над книгой. Прихожу в архив, заказываю, - все на столе, пожалуйста, фотокамерой переснять - пожалуйста… В центральной библиотеке у них все перевернул, весь краеведческий материал в музее, внимательно папку за папкой просматриваю, коробку за коробкой – всё, что пригодится для новой книги. Встречаюсь с людьми. И пишу.
-Когда ожидается выпуск книги?
-Ещё года два-три работать. Она будет раза в два, наверное, объёмнее «Тавдинского краеведческого словаря», потому что нет такой спешки, я нашу-то книгу вообще за год создал. Мы с Виктором Владимировичем Лачимовым «на берегу» договаривались, что  словарь выйдет к юбилею города, а оставался ровно год до него, поэтому многие статьи  не вошли, не успел подготовить: то есть я знал, что ещё многое надо добавить, но ни сил, ни времени не хватило.
-Как будет называться книга?
- «Нижнетавдинский краеведческий словарь». Думаю, что в той же серии издадим, в том же издательстве, только, может, подороже, побогаче, потому что очень много иллюстраций и заказчики солидные. В Нижней Тавде являюсь старшим методистом историко-краеведческого центра. В общем, сейчас там тружусь и очень рад тому, что пока всё хорошо.
-У нас в Тавде тоже хорошие люди есть, надо бы и их каким-то образом объединять…
- У нас в Тавде море хороших талантливых людей, хватает и «объединителей», но я здесь уже никого объединять не смогу. Когда  уже знал что уйду по возрасту из глав сельской администрации, пришёл в музей (ещё кое-куда заходил), сказал: «Я хочу ещё поработать», - не нашлось мне работы в родном городе. Этим всё сказано.
- Какие, по-вашему, черты характера вам помогают идти по жизни, какие, наоборот, мешают?
-Помогает мне целеустремленность. Если я что-то задумал – годами, может, через пень-колоду, всё равно упорно буду добиваться: если я захотел в детстве стать литератором – каким бы ни было, – но стал. Это не за один день получилось, шло с перерывами огромными, но всё равно к этому пришёл. Ещё пример – краеведение: если захотел историю города написать – я её написал. И так во всех вопросах. А что мешает? – разбросанность, слишком много интересов, не хватает жизни, не хватает времени, тут же семья, дочь ещё растить надо… И конечно,  мешает  лень:я считаю, что я лентяй, иначе мог бы достичь большего.
-Краеведение – образ жизни или работа?
-Я много чем занимаюсь, и краеведение во главу угла не ставлю. Если честно сказать – самое главное из всего, что я создал, может, смешно звучит – это стихи. Я в них выразил – уж не мне судить как – то, кто я есть. Больше всего духовного труда вложено в стихи. Конечно, краеведение и все остальные дела – они тоже творческие, но все равно такого накала, как  поэзия, не требуют… И тут неважно, чего достиг, а вот сам процесс – создание стихов – это, наверное,  самое прекрасное, что есть. А о результатах судить не мне.
- Вы участвуете во многих городских мероприятиях, в том числе организуемых отделом культуры, – год 2014 объявлен годом культуры, – в связи с этим вопрос: что бы вы хотели посоветовать или пожелать работникам управления культуры Тавды?
- Я культуре пожелаю культуры.
- Какое место в вашей жизни занимает любовь?
- Как бы хитрей-то ответить? Любовь в широком смысле – без неё жизни нет. Если ты не любишь чего-то, ты уже это не делаешь или делаешь плохо. Если ты любишь дело – ты обязательно достигаешь чего-то. Любовь – одно из величайших чувств, данное человеку: любовь к женщине, к жене, к своему ребёнку, к другу, к родине … Как без этого жить?
- Родной город – каким бы вы хотели  его видеть?
- Я так скажу: были годы, когда я имел возможность из города уехать, но я этого не сделал. Мне здесь было комфортно: всё работало, гудело,  жизнь шевелилась, молодёжи было море. Я не думал, что он так сильно изменится, я бы очень хотел, чтобы город вернулся к прежнему развитию.
-В каком плане?
-Во всех! И тогда уезжали из города, но сейчас – повально, потому что приложиться не к чему! Я вот недавно посмотрел талантливый танцевальный спектакль молодого хореографа Юлии Новоселовой. Даже удивляюсь – при таких способностях она начала работать здесь, в неперспективной провинции! –  и таких людей у нас… много ещё, слава Богу! Я думаю, что вряд ли она здесь много лет проработает, потому что её заметят, пригласят в другую территорию…. И она уедет. А что такое город 1970-х, 1980-х? Промышленность работала, тысячи людей были заняты.  Дай сейчас возможность малым городам жить как раньше, в них  вернутся многие, уехавшие в большие города.  Лично мне нравится спокойная, провинциальная, размеренная жизнь. Я не столичный человек. Мой сын захотел в столицу,  сейчас живёт в Москве, и зарабатывает, и всё хорошо у него, и внук уже учится в престижной Высшей Школе Экономики. И я мог себе такую задачу поставить, но  не хотел. Получается вывернутый мир: все залезли в Москву и как блохи по всей округе Москвы дома строят, всё равно от этого не уйдёшь – от природы, из коробок тянет поковыряться в земельке, прогуляться по лесочку…А где прогуляться-то в Москве, в Екатеринбурге? Непонятно, почему так цивилизация  развивается. А мы здесь – счастливые люди! А чего не хватает? – чтоб была работа … ну, это уже политика…Я хотел бы, чтобы  наш город  снова стал  рабочим городом: всё остальное будет! Город наш особенный – в Тавде постоянно появляется невероятное количество талантов, растут и… все уходят.  Я представил, если бы лет тридцать не покидали город те, кто тут родился, – не город был бы, а сказка!
-Валерий Николаевич, поделитесь вашими  планами на будущее.
- Все планы  – осуществимы: само собой – вырастить младшую дочь Варю, поглядеть, как внуки на ноги встают. Мечтаю, чтоб Бог дал мне лет десять ещё, чтобы это успеть; остальные планы только творческие: привести в порядок свой архив, устроить его в надёжное место – в городской  архив или  музей, чтоб ничего не пропало. То же с деревянным зодчеством – четырнадцать тысяч фотографий – тысячи и тысячи наличников, ворот, образцов резьбы карнизов домов и т.д. и т.п. – тридцать пять лет собираю! Я понял, что всё мне даже не освоить, хотя бы одну ещё книгу на эту тему успеть написать! И по родимым весям ещё вдоволь нагуляться успеть…
- Это строки из вашей поэмы «Моя Тавда»:
                …Вырос город – родимое пятнышко
                на дублёном загривке страны,
                рос и я вместе с ним, а не рядышком,
                после страшной народной войны…
Пожелайте что-нибудь тавдинцам.
- Я не жалею, что в Тавде моя жизнь проходит. Нисколько не жалею. Есть поговорка: лучше быть большим человеком в маленьком городе, чем маленьким человеком в большом. Я желаю каждому тавдинцу, чтобы он жил так, как ему хочется. Ведь что такое счастье? – по большому счету – исполнение желаний. Но само собой ничто не исполняется. Некоторым может показаться – Ермолаеву так, шутя, всё достаётся, а ведь шутя ничего не происходит… Кто знает, сколько бесконечных часов, ночей в работе прошло у человека! Я про себя хочу сказать – каждую ночь сижу, понимаю, что для здоровья нельзя – ничего не могу с собой поделать.
О тавдинце Геннадие Жмаеве вот вспоминаю.  Не все мне в нём нравилось – но к поэзии он относился серьёзно, примерно так считал, и я так считаю: поэзия – это то, что твою жизнь составляет.  У меня было – по десять лет молчал. Иногда перечитываю  свои поэтические книги, потому что это моя жизнь.  Сейчас взялся свои дневники перечитывать (четырнадцать общих тетрадей), тоже – будто жизнь переживаю сначала.
У нас была большая семья. Мы выросли очень дружными. Один брат старший умер (в городе Томске жил), другой Михаил в Салехарде живёт, приезжает летом. Характеры у всех изменились. Сестра Света, брат Слава…Вроде большая семья – раз – и поговорить не с кем, рядом никого нет.Только Юра рядом, младший брат, на которого всегда можно положиться, – помогаем друг другу в житейских проблемах. Себя чувствуешь вроде молодым, а уже…
Ещё спасает то, что у нас природа удивительная: лес, речки – всё это такое русское,  сибирское. Посидишь на обрывчике, пофотаешь, может, строчка какая родится – больше ничего не надо, домой приедешь –  всё равно как в храме побывал. Есть ещё у меня задумка: книжку хочу написать,  не совсем краеведческую, а о Тавде, о её  местах, уголках, легендах, чтобы человек прочитал, своё что-то вспомнил, с этим же местом связанное. Люблю один по лесу бродить. Забредёшь в какое-то  необыкновенное место – гривка песчаная, сосны, тишина, красотища – таких мест сотни, даже рядом с городом.  Вся  Россия красивая. Я немало попутешествовал. Бывало, чудное место проезжаем, остановлюсь, жене говорю: «Вот тут бы дом поставить и жить. Рай».
Никогда не забуду: за Шабалино была деревня Черёмушки, однажды поехали туда с Ларисой. Сколько смог, проехал, потом смотрю – дорога плохая, жену оставил в машине, чтобы не застрять, сориентировался по карте, побежал пешком. Походил по урочищу бывшей деревеньки, заглянул на заросшее кладбище, а назад иду, – взгляд на берёзе задержался. Знаете, традиция  существует ветки деревьев ленточками, платочками повязывать?  Уже деревни нет лет тридцать, а  они сохранились – эти тряпочки – трепещут на ветерке, белые, выцвели от времени и непогоды, поэтому я их и не заметил сразу. И такая грусть пронзила – вот когда-то жила деревня: пришли сюда люди, разбуравили леса, поля разработали, дома построили, любили, провожали в армию, женились, плакали, пели, хоронили, ленточки привязывали – ничего нет! – одна берёза эти ленточки сохранила…Вот такое краеведение…
     Наша с Валерием Николаевичем беседа длилась более двух часов, и я отдавала себе отчёт, что невозможно «вычерпать всю воду из родника»,  «объять необъятное», что  этот непростого характера и судьбы человек сам достоин стать главным героем  если не научного трактата, то захватывающего художественного произведения точно. Он живет в согласии с собой,  миром, природой, занимается любимым делом, при этом не покидая храм Поэзии.
                …Пусть твой день наполняется токами
                животворных  лесов и озёр.
                И дай Бог, чтобы этими строками
                не закончился наш разговор…
Надеюсь, что это  четверостишие из поэмы Валерия Ермолаева «Моя Тавда» послужит предлогом  к новой встрече с ним, допустим, лет этак через пять, потому что когда талантливый человек торопится жить, ему много есть что сказать людям.