Камчатский приработок!

Камчатский приработок!

На Камчатке далёкой,
В печали глубокой,
Берёза встречает снега.
В даль смотрит она.
И грезится южный ей берег,
Где радостно плещется жерех.
И солнце нещадно палит,
И пальма листвой шелестит.

В последнюю пятницу мая Николай свободным вышел за заводскую проходную, сдав пропуск в отдел кадров и получив на руки свою трудовую книжку. Ни теплый вечерний ветерок, ни цветущие и благоухающие вокруг сады, не радовали его сегодня. Внутри его всё кипело, хотелось выть от безысходности.
«Надо же, не дали доработать два года, чтоб уйти «по горячей сетке», как сейчас её называют – особые условия оплаты труда. Где теперь искать работу? Новые работодатели в первую очередь смотрят на возраст, и мало интересуются опытом и мастерством соискателя, все кругом об этом только и говорят. Да о чём речь, профсоюзов и тех нет! Что за время настало…»

Жена, накрывая на стол и видя его удручающее состояние, налила ему стопочку к ужину.
– Маша, а ты со мной присядешь?
– Никола, не хочу. Сегодня на работе проводили на пенсию Аллу Ивановну. Она принесла выпечку и свойской наливочки.
– Это которая Алла? Не та ли, что со мной вальсировала под елкой на вашем новогоднем корпоративе? Так она вообще молодо выглядит.
– Она и есть. Они с мужем работали в Сибири. А там люди стареют медленней. Вот ей исполнилось пятьдесят, и всё – пенсия по «вредности». Может и нам пару годков поработать там? Ты приплюсуешь «северные» к тем, что наработал у доменной печи, и выйдешь в пятьдесят пять. И я к своим, «особым условиям», доберу.

Самолёт приземлился в аэропорту “Eлизово”, у подножья величественной сопки.
Выйдя из здания аэропорта, прилетевшая семейная пара любовалась заснеженными вершинами, что вознеслись к небесам на северо-востоке. Жена прижалась к мужу, её бил мелкий озноб, чувствовалось холодное дыхание Камчатки. После многочасового комфортного полёта, ей показалось, что их привезли на Северный полюс. Мимо проходили прилетевшие вместе с ними пассажиры, и как правило, из-под верхних их одежд выглядывали шерстенные джемпера и свитера.
К ним подошёл человек в сером костюме и, сняв шляпу, низко поклонился: в руке у него был зажат листок с единственным словом – Маячник.
– Здравствуйте! – протягивая руку, сказал Николай. – Мы из Дебрянска. Я Дубравин Николай Викторович, а это моя супруга Мария Васильевна.
– Смотритель маяка на мысе «Африка», Распонов Евгений Петрович, – улыбаясь и пожимая протянутую руку, представился встречающий мужчина: по возрасту намного старше приезжих. – Рад, что вы так быстро откликнулись на моё предложение. Я сам прибыл сюда уладить в управлении свои дела и встретить Вас. Вот эти три вулкана, Авачинский, Козельский и Корякский, считаются в Петропавловске-Камчатском – домашними. Камчатка сплошь покрыта действующими и «уснувшими» вулканами. Тут тысячи рек, в которые заходят на нерест осетровые из Тихого Океана. А сколько зверей и птиц на полуострове – не счесть! Земля наша красивая и суровая, сами увидите.
– Спасибо вам огромное, что заказали и оплатили нам билеты. Для нас это была неподъемная сумма. Полагаю, мы поймём здешние красоты, как и те люди, что живут здесь, – поблагодарил Николай своего работодателя.
– Вот и хорошо, – радостно продолжил Евгений. – Сегодня день солнечный. Гуляем по городу, осмотрим его достопримечательности. Петропавловск-Камчатский имеет большую историю, и его жители установили многим видным мореплавателям и защитникам города от Англо-Французского нашествия памятники. Я сам тут лет десять как не был. А вечером пойдём морем к месту работы.
На автобусе приехали в цент города и день гуляли по приморским улицам. Евгений Петрович, как гид, рассказывал чете Дубравиных историю освоения Камчатки и о неё первой столице Усть-Камчатск. О штурмане мичманского ранга Елагине Иване Фомиче, прибывшем на боте «Святой архангел Гавриил» и заложившем, здесь10 июня 1740 года, возле камчадальского поселения Аушин, острог.
6 октября 1740 года в Авачинскую губу прибыли пакетботы «Святой апостол Павел», ведомый Алексеем Чириковым, и «Святой апостол Петр» с командором Витусом Берингом. Этот день принято считать днем рождения Петропавловска.
Петрович поведал гостям о мореплавателе Семёне Дежнёве. Не забыл о трудах Г.В. Стеллера, В. Атласова, С.П. Крашенинникова. Много говорил и об современных исследователях, и как открыла «Долину гейзеров» Татьяна Устинова, и что учёные разведали потом…

За обедом в кафе, Николай спросил: «Откуда у Вас, Евгений, такие глубокие исторические познания?» – «Зимние дни на мысе тянутся неимоверно долго. А когда читаешь увлекательную литературу, как люди открывали новые земли, то не замечаешь время», – ответил Петрович и, оплатив официанту счёт, покинул их, сказав, что ненадолго. Затем, семья Дубравиных сидела у памятника Витусу Беренгу, ждали возвращения «работодателя».
– Смотри, Коль, какой красивый теплоход! – воскликнула Мария, любуясь океанским лайнером, стоявшим у пристани. – На нем мы и поплывём?
– Не знаю, дорогая. Евгений же ничего не сказал. А почему он при встрече очень внимательно нас рассматривал, и потом, – муж посмотрел на жену. – Может, у него какие-то свои планы, в отношении тебя. Чуть чего, посшибаю ему «рога». Начнет «лапать» иль приставать, ты лишь намекни мне.
– Успокойся, ревнивец, кому я нужна, кроме тебя.
За беседой о жизни и о взрослых детях, что остались дома, прошло время. Прибыл Евгений Петрович, неся огромный баул.
– Вот, купил Вам обновки. Там у нас ветра и туманы, а Ваша одежонка не подойдёт.
«Так вот почему он так внимательно смотрел на меня, – догадалась Мария. – Измерял взглядом все мои части тела! Посмотрим, как у него работает глазомер? Я и то могу ошибиться в подборе штанов мужу».

Солнце садилось в туманной дымке, отражаясь дорожкой на водах Авачинской губы, когда завершили погрузку на буксир “Циклон“. Мария и Николай стояли на палубе и смотрели на отдаляющиеся огни города. «Вы бы спустились в каюту, – открыв дверь в рубку, и перекрывая шум двигателя из машинного отделения, крикнул капитан. – Сейчас выйдем в море, а там ветра пошаливают».
Евгений уже спал на кровати, сжавшись в комочек, видимо прощальные «сто грамм» с грузчиками, были ну очень уж увесистые. Муж обнял жену и привлёк её к себе. Она закрыла ему рот своей ладошкой, и указывая взглядом на спящего, отрицательно покачала головой. Николай обиженно сел на кровать, она тихонько рядышком.
Пол каюты вдруг ушёл из-под ног: супруги ухватились за спинки кровати. Затем, буксир, натужно работая двигателями, полез в гору. Оказавшись на гребне волны, вновь скатился по наклонной.
Так и прошла ночь, как на аттракционе «Русские горки». Они цеплялись, то за одну спинку, то за вторую, умудряясь в перерывах на секунду забыться тяжелым сном. Евгений так ни разу не проснулся, покачиваясь и упираясь то головой, а то ногами, в железную стенку кровати.

Мотор заглох и стало так тихо, что было слышно, как волны бьются о корпус судна. Капитан отдал якорь. Евгений вскочил бодро, словно только того и ждал. Утро было туманное, недалёкий берег едва виднелся. Накачали большой катамаран и спустили на воду. Затем, стали передавать на него ящики с палубы, плюс две бочки с соляркой. Когда всё увязали и укрепили, трое маячников уселись на ящики. «С богом!» – сказал Евгений Петрович и оттолкнулся от борта буксира.

Волны подхватили перегруженный плотик и понесли к берегу. «Ну гости дорогие – держитесь!» – крикнул Распонов. Маша посмотрела на стремительно приближающий скалистый берег и поняла значение сказанного: С богом. Вдоль всей линии прилива, торчали омываемые пенящимися волнами острые скалы. На высоком уступе материка возвышался маяк, а у его подножия стояли две крохотные фигуры.
«То ли тут такие низкорослые тунгусы живут, толи дети встречают нас», – успела подумать она, прежде чем их резиновое плавсредство уткнулось в выступающую из воды скалу.
Евгений как нерадивый пловец прыгнул вперёд, таща за собою верёвку, и загребая руками и ногами, оказался на скользких камнях утёса. Вскарабкавшись выше прилива, он закрепил верёвку в огромном стальном кольце, что было вмонтировано в плоский камень.
В это время, на плот налетела огромная волна, поставив его на ребро. Мария Васильевна схватилась за верёвку, что перевязывала груз, и перенесла своё тело навстречу поднимающемуся борту, свесив ноги. Её муж прыгнул за борт, повиснув на веревках, стараясь своим весом вернуть катамарану прежнее положение.
Новая волна с силой ударила в стоящий торчком плот. Прокатившись по ящикам и по прижавшейся к ним женщине, многотонная масса воды, вернула катамаран в горизонтальное положение.
«Коля, Коля!» – закричала Мария, готовая сама броситься в пенящиеся волны, под которыми скрылся муж. «Чего орёшь, дура?! – Прыгай на берег, вон он рядом», – выплёвывая воду и с хрипом дыша, еле слышно сказал вынырнувший супруг.
Грузное тело Марии дважды удержал Евгений, не стесняясь подталкивать её за ляжки в промокших джинсах, выше себя. Затем, он запустил конец верёвки Николаю: тот ловко и вовремя поймал её. Новая волна омыла лишь им ноги, обутые в унты, что накануне принёс Евгений. Все трое уж находились выше уреза прилива.
С буксира прозвучал звук «ревуна». Евгений поднял над головой руку со сложенными пальцами в значении – «о-кей», и воскликнул: «Мы это сделали! Мы высадились на мыс Африка!» На «Циклоне» ещё раз сработал ревун, и тарахтя двигателем, буксир стол удаляться: то проваливаясь меж волн, то взлетая на их гребни.

До полудня поднимали наверх на верёвках ящики, и таскали их к одноэтажному барачному зданию. Немало сил пришлось приложить, чтобы бочки оказались у бетонного маяка, возвышающегося над каменистой поверхностью метров на пятнадцать. Как объяснил Евгений: солярка – это живительная кровь дизеля, что снабжает маяк электроэнергией, а тот в свою очередь, является его сердцем. Дети – мальчик лет девяти и смуглая девчушка – семи, помогали взрослым по мере сил.
Покончив с переноской, Евгений, вскрыв один ящик, и протянув два прорезиновых мешка, сказал: «Это ваши вещи. Наденете их вон в том сарае. Примете горячую ванну, там источник, и приходите обедать».
Плескаясь в каменной чаше, пополняемой тёплыми подземными водами, Мария подумала: «Не сработай сегодня мы все дружно и расторопно, то наверняка кто-нибудь бы погиб, разбившись о камни, или захлебнувшись в холодных океанских волнах».
Посвежевшими и одетыми в сухие одежды, супруги Дубравины вошли в барачное здание: стены его были черны от осевшей на них сажи. На потолках, некогда покрашенных в белый цвет, можно было писать пальцем, такой слой копоти нависал с них. По отметинам на прогнивших полах, было видно, что на них жгли костры, подложив разрезанные куски бочек, что и сейчас стояли у стены.
«Вот в этих условиях мне придётся жить? – мысленно воскликнула Маша. – Нет, дорогие мои, так дело не пойдёт. Я всё тут приведу в божеский вид. Пусть не буду спать ночами, но эту берлогу вычищу!»

– Присаживайтесь за стол, гости дорогие! – пригласил Евгений, разливая спирт по стаканам. – Сегодня у нас у всех день рождения. Не сработай мы единой командой, были бы жертвы, и вот эти детки умерли бы тут с голоду. А так, унесло лишь ящик с гостинцами. Жаль, детки никогда ещё не пробовали сладости, что есть в любом магазине. Тут же как, на плоту привезут всё, вплоть до свечей и маркера, а конфеты – нет. Никто же не знает, что они тут есть, или не хотят знать. У них даже свидетельств о рождении нет. Одним словом мыс Африка, далёкий и забытый.
Слово «детки», так резануло слух Марии, что она не знала, что и думать. Не дети, тогда бы все было понятно, не родственники, а именно – детки, как что-то абстрактное и непонятное. «Дайте Вашу руку, – попросила подошедшая к ней девчоночка. – Я её помажу медвежьим жиром. Вон, какие у Вас волдыри вздулись». – «А как тебя зовут?» – «Я Снежана, а это мой брат Кольша. А как Вас звать?» – «Зови меня Маша», – ответила она, а на языке так и вертелся вопрос: «А где ваша мама, и кто этот дядька, что обращается к вам, не по имени, а просто – Детки».
Пока девочка смазывала полученные ею сегодня ссадины и порезы, Мария рассмотрела стол. На новой клеенке стояли алюминиевые тарелки с варёной картошкой, макаронами, мясом животных и птицы. Тонюсенькие, с пальчик высотой, пучки лука, и с широкими листьями черемша, в кружках – напитки.
Затем, поблагодарив девочку, она встала и достала из кармашка своего рюкзака початую плитку шоколада «Алёнка» и положила перед детишками: Снежана уже успела помазать руки и мужчинам, в том числе и брату. Видя с каким изумлением малыши рассматривают красочную картинку на шоколаде, Мария подняла гранёный стакан, наполненный как слеза, прозрачной жидкостью, и не задумываясь, вылила его содержимое себе в рот – дыхание перехватило, глаза вылезали из глазниц.
Евгений вскочил, и ухватив Васильевну за волосы, потянул на себя, запрокинув её голову. Второй рукой, схватил со стола алюминиевую кружку и вылил брусничный сок Марии в рот. И резко поставив кружку на место, ударил гостью ребром ладони промеж грудей.
Произошёл непроизвольный выдох, и сок, вылетев фонтаном, обрызгал весь стол – Мария учащённо задышала.
– Вот и славненько, – сказал Евгений, чокаясь своим стаканом с Николаем. – Окропили семейный обед.
Затем все дружно принялись за еду. Маша тоже ела, чувствуя неловкость за свой поступок. Но никто из присутствующих, даже взглядом, не укорил её. Затем Петрович разговорился.

– Когда меня призвали в армию, все в моей жизни пошло не так, как у людей. В 1986 году я получил своё увечье: С виду я нормальный человек, но внутри – робот. Врачи многое сделали для восстановления моего здоровья, плюс молодой организм и здешний климат, но радиация оставила свой след, как меч самурая. Валяясь по госпиталям, хотел наложить на себя руки, но один старикашка – знатный хирург, разубедил. Он так сказал: «Эту болезнь, человечество пока не изучило, со временем всё может восстановиться».
Благодаря ему, я оказался здесь. Он нашёл для меня эту работу. Он военный хирург, с известным именем, многих великих людей поставил на ноги. Я много лет писал ему отчёт о своём самочувствии. А в том году, и это медицинское светило «закатилось». Последняя надежда и смысл моей жизни превратились в прах. Никто теперь не интересуется ни мною, ни последствиями радиации. Поеду на родину. Закажу себе приличный памятник и уйду из жизни достойно.
Повисла пауза. Маша находились в шоке от услышанной исповеди. «Значит, нам одним придётся поддерживать этот маяк?» – ужаснулась она, и у неё невольно вырвался вопрос.
– А как же дети? Снежана, где ваша мама?
Девочка встала из-за стола, и глядя ей в лицо, сказала:
– Когда я выросту, то буду жить здесь, и помогать брату, смотреть за маяком. Чтобы корабли не налетели в темноте на скалы. А замуж не выйду.
Затем вышла на улицу, за ней следом и брат.
– Сегодня у нас всё получилось. Но не каждая высадка на мыс Африка, обходится без потерь. То плот разобьёт о скалы, и приходиться ждать нового транспорта. А в перестроечное время, о нас вообще забыли, и многие специалисты уехали на «Большую землю». Раньше сюда прилетал вертолёт аэрофлота и привозил людей. Потом лишь на плотах или на шлюпках доставляли провиант. Как-то высаживалась на катамаране группа из четырёх человек, но на берег не поднялся никто. У нас тут, увидите сами, есть даже свой памятник, тем, кого забрало море. И шуточный столб, вкопанный «погранцами». Смотришь на него и видишь: справа океан, слева Берингово море – ни больше, ни меньше.
– Петрович, – обратился Николай, – а дети! Где их мать?
– А что дети! – глядя в сторону, ответил Евгений. – Парню девять лет, растёт, и в технике разбирается. Пока я был в городе, он зажигал на маяке огни. Снежана трудолюбива и заботлива, из всех продуктов, что на столе, кроме картошки и маскаронов, что сегодня привезли, она сама собрала. Будет день сидеть на ягоднике, пока не заполнит посуду. Я их учил, обувал и одевал. Это там, на «Большой земле», всё намного проще, пошёл в магазин и купил что нужно. Здесь же, надо самому запасти продукты на долгую зиму. А одеть ребёнка и себя – целая наука. Знаете, сколько приходится потратить времени, чтобы добыть шкуру морского животного, потом из неё шить зимние и летние наряды? Кольша, когда подрос, стал помогать мне во всём: смотреть за маяком, мять и вымачивать шкуры. И иглы из кости рыб, тоже нужно уметь сделать.
Авантюрные рыбаки, набранные из таверн со всего мира, иногда на яликах высаживаются на берег южнее мыса. У них на борту ничего лишнего нет, но бобину ниток, либо несколько банок консервов в оплату за прокат мамаши этих деток – «отстегнут» – и всё. Тряпку поношенную могут бросить на берегу, или «жмура». Приходиться долбить камни, чтоб упокоить нехристя: никто во всём мире его и не хватится.
– Если мать не заботится о детях, то надо было отдать их на воспитание в бездетную семью в какое-нибудь селение! – воскликнула Мария.
– Эх, голубушка, до ближайшего поселения Усть-Камчатск, сотни вёрст, а кому там нужны детки! На мысе отродясь женщины не зимовали. Когда здесь процветала жизнь, жёны офицеров прилетали сюда на вертолёте аэрофлота. Но пожив тут до холодов, говорили до свидания мужьям, и к «двору». Тут как, – либо туман изнутри съест, либо скука одолеет.
Думаете, я не пробовал зафрахтовать вертолёт? Ошибаетесь! Все винтокрылые машины загружены – «выше крыши», ну и погода вносит свои коррективы. Когда с Камчатки сняли завесу секретности, сюда устремились туристы со всего мира. На полуострове есть на что посмотреть: вулканы, горячи лечебные источники, одна «Долина гейзеров» чего стоит! Кальдера «Узон», как магнитом тянет иностранцев, а это «звонкая» монета.
Однажды прибыла сюда строгая такая, молодая женщина. Всю геологическую партию держала в «ежовых рукавицах». А на меня глаз положила. А я что, по мужской части с меня толку никакого. Молод был, стеснялся сказать ей о своей беде. Так она, уезжая, плакала у меня на груди, звала с собой. После её отлёта, я чуть не бросился в море, но служение науке меня удержало. Будь проклят, «Чернобыль»!
Петрович отвернулся и украдкой смахнул слезу, а потом выпил соку и продолжил:
– Мамаша этих деток прибыла сюда брюхатой. Её за какие-то там делишки, на наш мыс определили, типа на перевоспитание. Ох, и любвеобильная «стерва» – ни одного мужика не пропустит, распахнёт «гавань» – заплывай! Прогуляет летние месяцы, затем заявляется сюда. Закроется в своей комнате и сидит всю зиму бирюком, спиртное, что оставляют её «ухажеры», хлещет – видеть никого не хочет. А как «выползет» из своей конуры поесть, смрад от неё идёт, будто адовы ворота открылись. Вытолкнешь её взашей на мороз, чтоб хоть немного проветрилась. Наестся и опять в свою келью.
– Да, я заметила, – горестно вдохнув, сказала Васильевна. – Вон из той комнаты вонью несёт.
– Это, что! Сколько мы те стены «драили». Вот когда появляется весеннее солнышко, то новоявленная «красавица» покидает свою нору, постирается в горячих источниках, прихорошится, и идёт на бережок встречать кавалеров. Те тут как тут: рыба или зверь морской – это само собой дело, а природу то не обманешь. Мужик, он и в Африке мужик, ему «бабу» подавай. Эх, забрала у меня армия самоё ценное! Лучше убило бы, каким-нибудь осколком.
– Какие кавалеры! Откуда?
– Сразу понятно, с «Больной земли» прибыли, и не знаете здешнего уклада жизни. О-хо-хо, пропадёте вы здесь, пропадёте. Что же это я натворил? Хотел вас тут оставить, а сам… – не договорив, Евгений ушёл на маяк и до утра не появился.

Июнь и июль для обитателей маяка пролетели незаметно. Евгений провёл экскурсию по близь лежащей территории. Все впятером походили по нагорью, возвышающемуся вдоль побережья: любовались водопадом, что струился с огромной высоты по камням, так река вливалась в океан. Когда Мария предложила Снежане помощь, то та сказала, что не маленькая, и сама донесёт свои вещи.

Мужчины вечно ремонтировали генератор, который уж раз десять отработал положенный ему срок эксплуатации. Мария со Снежаной уходили в тундровые долины нагорья и собирали там съедобные травы, корешки и поспевавшую ягоду и грибы. Девочка привыкла к ней, и они подолгу сортируя и перебирая собранный урожай, много беседовали. Снежана много расспрашивала о городах и людях живущих в них, особенно её интересовало, как и чем занимаются там дети.
Объясняя малышке, многие мелочи быта и жизни людей на «Большой земле», Мария стала замечать, что взгляд ребенка затухает, глаза не блестят живой мыслю, как раньше. Однажды, Снежана сказала: «Жаль, что так сложилась моя жизнь, но видимо ничего не изменить в ней». Поразившись таким не детским высказыванием, женщина воскликнула: «Тебе ли задумываться о жизни, в столь юном возрасте. Порою, судьба делает такие повороты, о которых человек и не подозревал!»

Наступил август. Тут это самое благодатное время, дни в основном солнечные и ясные, воздух прогревался больше десяти градусов – хоть загорай. Но вот с принятием солнечных ванн, на мысе Африка было проблематично: комары, мошки и оводы – тучами, даже океанский ветер и тот против кровососов бессилен. Ягода созрела по тундровым долинам, княженика, шикша, голубика, брусника. Горбуша вошла в далёкую реку, ходили всем скопом, едва притащили улов домой. Птица встала на крыло, Мария овладела навыками охотника, и могла из карабина сбить пролетавшего гуся.
Вечерами часто просто сидели на камнях, выше кромке прибоя, озирая безбрежные океанские просторы. Рыболовецкие суда проходили, но редко, держась подальше от берега. Бывали туманные и дождливые деньки. Чувствовалось – вот-вот океан начнёт показывать свою мощь и силу.
Этот вечер выдался на редкость тихим и тёплым. После захода солнца, на небосклоне ярко засияли миллиарды звёзд, нескончаемым потоком пролетали метеоры, с огненными шлейфами, а вдалеке полыхали зарницы. Картину этой незабываемой ночи дополнял хор цикад, что несся из близкого нагорья. Впятером сидели и слушали природный концерт, увенчанный с шумом разбивающихся о камни волн.
Вдруг, в эту ночную «рапсодию» ворвались посторонние звуки, словно кто-то методично и настойчиво заколачивает гвозди во влажную доску. «От водопада сюда идёт судно, – уверенно высказался Евгений Петрович. – Но что-то они как-то бесшабашно движутся! Судя по возрастающим волнам, завтра будет ураган. Здравомыслящий капитан всегда стараются отойти подальше от нашего мыса. «Африка» – так назывался исследовательский корабль, что подошёл близко к берегу и теперь покоится на дне морском, и дал название мысу. Не приветлив наш каменистый берег, не приветлив!»
Мимо находящихся на берегу людей, в недопустимой близости от линии прибоя, проследовала рыболовецкая шхуна. Под ярко светящими на корму прожекторами, бородатый мужчина, ловко обходя беспечно лежавших людей, и сваленные в беспорядке сети с пойманной рыбой, водил по палубе женщину: та, повиснув у него на шее – задорно смеялась.
Мария прочла надпись на шхуне – «Montblansh». «Вон, наша мамка! – сказала Снежана, вслед удаляющейся рыбацкой посудине. – Когда выросту, ни одного парня не обниму».
Ярко светящаяся шхуна удалялась всё дальше и дальше, музыка уже перестала быть слышной, а жители маяка сидели и смотрели, каждый осмысливал увиденное. Вдруг, высокая океанская волна, разбившись о берег, оросила притихших людей солёными брызгами. «Вот и началось! – выдохнул Евгений. – Пошли в дом. Теперь будет штормить пару деньков».

Два прошедших дня Океан неистово бушевал, накатывая на берег гигантские волны. Жители маяка прислушивались к вою ветра и шуму ливня за стенами жилища, фактически не разговаривали, так, общались лишь короткими фразами. Евгений, ушедший на маяк, так и не показывался в домике, Марии пришлось всю работу по хозяйству вести одной. Снежана сидела в дальней комнате и по слогам читала сказку «Колобок», не реагируя на просьбы и обращения к ней. Муж и Кольша, что-то паяли, и похоже, нашли общий язык меж собой.

Утро третьего дня было туманным, но все поняли: ураган ушёл и скоро выглянет солнце. Вернувшийся хозяин маяка, был чисто выбрит и в приподнятом настроении. Видя сияющего Евгения, все присутствующие взбодрились и с аппетитом завтракали. В конце застолья, Петрович встал и окинув всех взглядом, сказал:
– Вот такие у меня к Вам деловые предложения: Первое. Вы, Мария Васильевна, и вы Николай Викторович, могли бы взять на себя некую обязанность и вывезти детишек на «Большую землю»? И к вам «детки» у меня встречное предложение. Хотите ли Вы покинуть мыс Африка и жить среди сверстников? – сказав это, Евгений сел, и внимательно стал смотреть на окружавших его, ставших близкими, людей.
– Я не знаю, что скажет жена, но я согласен забрать с собой детей, «выправить» им свидетельства о рождении и устроить их в школу.
– Что касается меня, – встала рядом с мужем Мария, – то, для себя я уж всё решила в первый день нашего появления здесь. Если останемся тут, то буду воспитывать Колю и Снежану так, словно это мои дети. Повторяю не внуки – а дети. Ну а если мы все вернёмся в наш родной посёлок, то обойду все учреждения и рождённые здесь ребята, получат все документы, и заживут свободной жизнью. Это моё решение, но как думают они?
– Я согласен ехать в далёкий город, и там учится как все. А когда выросту, то вернусь сюда, и продолжу дело, что ты Евгений тут ведёшь, – парень вновь сел, глаза его слезились, и он с любовью смотрел на Николая.
– Пока, – тихо сказала с места Снежана, – я не могу ничего утверждать. Но я последую за братом, туда, куда надо.
После слов девочки, повисла томительная пауза. Евгений встал и вынес из своей комнаты огромный кожаный чемодан. Водрузив его на стол, открыл: все увидели аккуратные пачки денег.
– Это всё, что за столькие годы мне и их мамке выдали на «базе». Забирайте их, и сегодня же уходите. Несколько дней будет ясная погода. Вдоль побережья дойдёте до Усть-Камчатска, а оттуда, улетите в Петропавловск-Камчатский. Дай бог, доберётесь все вместе до родного порога. Кольша, я буду тебя ждать, столько, сколько мне отмеряно на этом, богом забытом, мысе.

Полуденное солнце ярко светило, четверо путников вдоль кромки прибоя шли по желтеющим травам прибрежной зоны. За спиной остался далёкий и загадочный мыс Африка. Скальный выступ преграждал им путь. Было принято решение идти по нагорью. Пробираясь по распадкам, путники нос к носу столкнулись с медведем чёрного окраса, пасшимся на ягоднике шикше. Николай распростёр руки, как бы загораживая остальных, от вставшего на задние лапы зверя. Снежана прыгнула вперед и завизжала так, что у взрослых заложило уши. Мишка опустился на все четыре лапы и бросился бежать вверх по распадку, оставляя за собой вонючий и жидкий след. «Опорожнился, бедняга! – весело крикнул ему в след парнишка. – Сестрёнка всегда так встречает лохматого хозяина, когда мы уходим далеко от маяка. И это у неё всегда хорошо получается!»
В неширокой долине, на берегу небольшого озера, путники сделали ночной привал. Поставили палатку, которую им в дорогу дал Евгений. Поели тех продуктов, что несла в своём рюкзаке Мария. Николай имел при себе топорик и объёмистый рюкзак, в котором находились все их документы и справка, подписанная Петровичем, о том, как и когда на свет появились дети. Хотя эта справка, не имела ни какого юридического значения, но Васильевна настояла на том, чтоб он её написал, – хоть какое-то объяснение, появления на свет Николая и Снежаны. Кроме того, муж нёс увесистые, заплавленные в целлофан пачки денег. У детей за спинами находились солдатские вещмешки, со сменной одеждой и обувью. Уставшие путники, прижавшись друг к дружке, уснули. Ночами температура в этих широтах уже опускалась до нуля.
Утром Николай поднялся на скалу, чтобы осмотреть дальнейший путь. С пасмурным выражением лица, он спустился к завтракавшим, и неуверенно высказал: «Мне нужно осмотреть шхуну, что лежит у самого берега. Кольша, пойдёшь со мной?» – «Да», – коротко ответил парнишка.

Когда «мужчины» вернулись, Мария, увидев принесённый ими улов, всплеснула руками и крикнула: «Ну, объясни мне, на кой ляд нам нужны эти японские деньги и доллары, своих, что тащишь полный рюкзак не хватает?» – «На той шхуне, что сейчас вылизывают волны, была их мамка, – оправдываясь, ответил Николай. – Но всех, кто находился на посудине, забрало море. По-пьяни налетели на прибрежные скалы. А эта валюта поможет нам в аэропортах. Или ты полагаешь, так запросто, без документов, нас посадят в самолёт?»
Лишь к ночи, пробираясь вдоль побережья, где посуху, а где и по бьющей в скалы волне, вышли к маяку на мысе Камчатском.
Обитатели маяка были несказанно удивлены появлению их семейства. О том, что на мысе Африка живут дети, многие были наслышаны, но вот так, увидеть воочию…
Путников умыли и накормили, а затем уложили спать. У Николая Викторовича со смотрителем маяка Петром Афанасьевичем, состоялся длинный разговор.
«Как ты думаешь доставить на «Большую землю» детей?» – «Пока не знаю!» – «Вот держи, – Афанасьевич отстегнул с ремня свой нож в ножнах. – Эту заморскую вещичку отдашь механику, что работает в аэропорту Усть-Камчатска. Его зовут Васильевич, всякий укажет. Я знаю проблему Евгения Петровича, не раз встречались. Ну, удачи, вам и детям в жизни!»

Новое утро выдалось пасмурным и туманным. Четверо путников продвигались вдоль побережья, минуя горы, чьи вершины были покрыты снегами. Им бы пришлось ещё раз ночевать в пути, но старый рыбак, что снял свои сети, подвёл лодку к берегу, на призывные их крики и жесты. В вечерних сумерках семейство, оказалось в рыбацком посёлке. Старик представил путников свой старухе, и разрешил им расположиться у него в доме, не задавая лишних вопросов. Камчадалы, что прожили многие годы среди суровых красот Камчатки, редко задают вопросы: гость сам поведает о себе и том мире, откуда пришёл.
У Николая состоялась Встреча с механиком Васильевичем. Услышав просьбу о помощи, этот работник местного аэропорта, засыпал вопросами: откуда? почему не официально? у нас начальство строго и обязано всё знать. Но увидев в руках просителя свёрнутые в трубочку дензнаки Соединенных Штатов Америки и нож маячника Петра Афанасьевича – замолк, словно погрузился в пучину морскую. Узнав, где остановились желавшие улететь гости, коротко выдохнул: «Всё это оставь тут. Появится возможность, сразу сообщу».
Уже после обеда, обитатели с мыса Африка, летели на «кукурузнике», любуясь в иллюминатор на простирающиеся под ними красоты Камчатки, с её действующими и «уснувшими» вулканами.
В аэропорту Елизово, как и настаивал механик из Усть-Камчатска, Мария пошла на встречу с нужным человеком. Тот выслушал её просьбу, предложил вначале «переспать» с ним. В нутрии у неё всё закипело, так захотелось вырвать эти блудливые глаза прохиндея, но мысль о том, что её семейство прячется в парковой зоне, где любой милиционер может их найти, тогда уж никакие деньги не помогут свободно покинуть столь отдалённый край – остановила. Васильевна стала выкладывать увесистые пачки японских денег и «состряпав» на лице старческую улыбку, сказала: «Слушай, милок, да за эти «бабки», ты найдёшь себе такую гейшу, которая выполнит все твои прихоти и не раз. А что я могу тебе дать – старая колода?» – «Но ты б хоть ляжку оголила!» – «На, любуйся!»
Мария задрала штанину и показала свою ногу до колена, всю сплошь синюю в венозных узлах. Этот поход вдоль побережья, доконал её окончательно: ноги и руки ломило, поясница трещала, словно она проработала грузчиком в порту не один месяц. Не состоявшийся ловелас, смахнул рукой со стола пачки иностранной валюты, забрал у неё паспорта и деньги Российские, то же немало, ушёл.

Домодедовское утреннее солнце ласково встречало прибывших в столицу гостей. «Что дальше, Коль?» – задала она вопрос мужу. – «Счас, всё решим», – ответил он, крепко держа за руки детей, пробиваясь сквозь плотный поток пассажиров заполнявших аэровокзал.
«Слушай, дорогой, быстро и дешево в любую точку» – раздался у них над ухом, голос человека, видимо с детства любовавшегося Кавказскими горами. – «Хорошо, уважаемый, твоя машина сдюжит помчать нас до Дебрянска?» – «Да хоть на край света! Туда тыща и столько же обратно!» – «В рублях?» – «Зеленью, дорогой, зеленью!»

Когда машина остановилась, вышедшая из дома напротив соседка спросила: «Васильевна, аль в отпуске были с детишками?» – «Да, Марфа Викентьевна, – ответила Мария, пока муж расплачивался с таксистом, держа за руки одетых в кухлянки Николку и Снежану. – Мы из Африки прибыли». – «Оно и видно, смуглые все какие-то. Видимо не зря показывают по телевизору. Под тамошнем солнцем, и сам станешь негром!» – «Верить надо, всему что показывают. Тогда и не нужно будет всё испробовать на собственной шкуре!» – весело ответила Мария Васильевна, заводя детей в родимый дом: муж шёл следом, неся вещи.