А это было -2

 Начало: http://www.proza.ru/2014/06/10/951

Приехали  родители. Загоревшие, веселые, шустрые.
- Ой! - глянув на меня, мама, - Ты заболел? Что с тобой?  Весь зеленый... Голодал небось.Худой какой-то,... синяки под глазами...
И отцу  (он - врач):  " Посмотри не него, может сходишь с ним в поликлинику?"
Подошел отец, обнялись:
- Привет, пап!
- Привет! - и отстраняясь,- Не выспался? И жрать хочется?
Я машинально кивнул головой... Он еще раз внимательно глянул на меня:
- А ты, брат, пожалуй, уже вырос... Пошли на кухню, мужиков кормить надо.

Трое суток я спал, кушал, спал и кушал... На четвертый день, когда родители ушли на работу, в дверь постучали. На пороге стояла, кусая губы, Маруся:
- Ушли?...
- Да... Заходи.
Поставила на пол  молоко и бросилась с плачем  мне на шею.
- Ты что,... ты что... Что случилось? Чего ревешь?

Обняв ее стал целовать заплаканное лицо, губы, нос... Перестала плакать, сильнее прижалась ко мне и только жалобно, как ребенок, всхлипивала. Взял за руку и повел в свою спальню.
- Подожди... пойду умоюсь...

Пришла и, тихо вздыхая, стала раздеваться... Легла рядом, и, положив голову, пахнущую чабрецом и медом, мне на грудь, затихла...  Что-то такое незнакомое возникло в  моей груди- нежное, трепетное, волнующе-прекрасное. Я  прижал ее к себе и стал   бережно целовать ее губы, груди, белый мягкий живот...

 Случай   свел   нас, пересеклись наши дороги,  которые навсегда останутся в тайниках души ...  Некоторые не поверят в бесконечность этих чувств, а другие вообще не назовут это чувство любовью и возможно, все  покажется  нереальным и временным, но  оно вечно. Так как нет в мире ничего более постоянного чем временное. И эту любовь, такую короткую и нереально призрачную, но  где-то необыденную, неиспорченную чем-то грязным (а люди иногда имеют привычку все портить),  человек будет носить в душе всю жизнь...
 
Провела, легонько лаская рукой, по моей спине, бедру и, скользнув к низу моего живота, задержала руку и... взорвалась жадным неистовством одурманивающей любви....

Солнце заглянуло осторожненько в окно с другой стороны дома - пришел полдень. Мы, слегка уставшие, лежали молча. Пахло чабрецом и медом. Вздохнув горестно, вдруг сказала:
- Я выхожу замуж...
Нечаянно вздрогнул. Стала меня целовать, орошая слезами.

- Уходи... - почему-то сказал ей, и отвернулся к стене. 
Наклонилась надо мной... Теплая слеза упала  на мое  плечо.  Медленно поднялась и тихо ушла.

Солнце перекочевало на другую сторону дома.  Поднялся, неспеша оделся, и вышел в коридор.  Там стоял  запах чабреца и меда... Открыл дверь во двор. Жарко присутствовало в зените солнце. В песочнице, как воробьи, копошилась ребятня. Где-то в запределье разразился гром.

Под его раскаты, медленно побрел к конюшням кавалерийского  полка...  У шлагбаума, с шашкой на боку нес службу  красноармеец:
- Виктор!  Ты чого зажурывся? Що молодым оженывся?
- Мыколо! Дай закурыты...
- Ого! Ты и в самом деле,- перешел на русский, -  в полном расстройстве,- Аль в любви невезуха? - протягивая кисет.

Я присел на лежащее рядом бревно, закурил и закашлялся.
- Ну и самосад у тебя...
- А ты, пацан, шо думал... Буденовский.... Кавалерийский. Другой не курим.
- Давай, давай,...- сказал я, -  рассказывай... Пойду с Бураном пообщаюсь лучше.
- Добрый конь у командира!  И тебя слушает..
- А он умных любит, потому слушается только командира и меня.
- Давай, умный, вали к коню, а то, когда командира нет, Петро не очень старается. А конь хорош...  - с завистью в голосе.
- Ладно... я пошел, а ты неси службу, как надо...
- Да пошел ты, пацан, отсюда...

Буран стоял у коновязи, а  вестовой  командира полка Петро  Нестеренко в курилке что-то весело рассказывал кавалеристам.  Погладив  коня по шее и крупу, угостив его  краюхой хлеба с солью, я крикнул:
- Петро! Я вижу ты не выгуливал коня... хочу оседлать...
- А зачем тебе седлать его? Ты ж уже кавалерист... Давай погуляй  в поводу... Заодно и сам выгуляешься, а то  и ты, вишь, застоялся...
Все в курилке весело заржали.

Какая-то злость, почти неуемная ярость от его слов  охватила меня. Может, этот смех, или   издевательский тон вестового, но скорее всего  сегодняшнее расставание с Марусей стали причиной этого.
- Да?  В поводу?... А может верхом?

Кавалеристы переглянулись.Они, конечно, не знали,  что я - городской пацан, вырос в колхозном селе и, как все  мои сверстники,  умел обращаться с лошадьми. И пусть это были простые рабочие лошадки, а не боевые кони кавалерии,но все же ... Конь - он и в Африке конь.  А мы могли сесть на неоседланную  лошадь, перекинув сложенную вдвое веревку и вставив босые ноги в ее петли, как в стремена,   держаться на ней.  А потом с  гиком и криком промчаться по селу предельным бешеным галопом распугивая кур и девчат с ведрами .  Там в селе взрослели рано, в отличие от городской молодежи.
- Ну если сможешь сесть на коня - давай, валяй...

Конечно, если конь не оседлан, то взобраться на  него мальчишке несколько
затруднительно. А Буран был не под седлом, соответственно, вместо  уздечки -
недоуздок с поводом. Но для меня это уже не составляло труда - есть у пацанов прием с недоуздком...  и, взлетев на коня, сжал его бока шенкелями. Сделав рысью во дворе круг, пустил  в галоп и, подлетев к шлагбауму, легко взял его.

- Стой! -заорал Петро.
Я  устремился за город в поля.


Продолжение:http://www.proza.ru/2014/06/28/1395