Охотник

ОХОТНИК

                Нельзя  пожать  друг  другу  руки  со  сжатыми  кулаками.               
                Махатма  Ганди
       …Ш–ш–ш–ш–ш–ш-ш  долго бултыхался в грязной и вонючей луже, давно уже мечтавшей превратиться в застойное болото, чтобы тело его поглубже впитало в себя чужие запахи, на время потеряв свои собственные, и хорошенько обросло налипавшей на него тиной. Из лужи на берег шарахались её насмерть перепуганные обитатели, и  Ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш  только отмахивался клешнями, если кто-то из них сослепу натыкался на него. Вода активно бурлила и вместе с несчастными обитателями лужи волнами рвалась к заросшим густой травой берегам.
       На охоте имеет немаловажное значение всё: и способы маскировки охотника, и его методы скрадывания дичи, и, в особенности, тип охотничьего оружия. Всего лишь одна ошибка или оплошность, и тогда охотник может поменяться со своей дичью местами...

       Когда вокруг перестали паниковать и шевелиться, Ш–ш–ш–ш–ш–ш-ш  выбрался на берег. Его пневморужьё стояло прислонённым к дереву. Он взял его поудобнее, и приставил тонким концом к верхнему дыхалу.
       Воздух с громким шипением стал засасываться в компрессор его могучих лёгких. Обманутый похожим на призыв самки звуком подслеповатый кликун опустился на ветку над головой  Ш–ш-ш–ш–ш–ш-ш  и завёл свою любимую брачную песню. Ш–ш–ш–ш–ш–ш-ш  слегка сбавил темп накачки воздуха, тональность звука чуть изменилась, и огорчённая ночная птица тут же подалась туда, где её не так откровенно дурачат.
       Дождавшись, когда заскрипели, раздвигаясь, панцирные щитки тела, Ш–ш–ш–ш–ш–ш-ш  резко сжал мышцы грудного пресса.
       С громким хлопком копьё вылетело из ствола и пронзило насквозь толстое дерево на другом берегу лужи. Где-то наверху, в пышных кронах, испуганно ойкнула веточница, и пошла-пошла скачками по деревьям, осыпая недавнюю тишину ночи звуками из своего обширного репертуара.
       Раненое дерево жалобно скрипело, поливая поразившее его копьё своей кровью; ветви его судорожно цеплялись за древко, но разящий металл сидел прочно.
       Ш–ш–ш–ш–ш–ш–ш  остался весьма доволен своим первым сегодняшним выстрелом. Для разминки было совсем даже неплохо, сохранить бы такую форму и в реальном деле.

       Ночь уже приближалась вплотную к рассвету. Трещали волнующиеся трясуны, и это было хорошим признаком. Трясуны обещали ясный, тихий день, а для хорошей охоты что ещё нужно?
       - « Детёныши  сегодня  наедятся, наконец,  до  отвала... Кое-что, может быть, даже  удастся  оставить  и  про  запас. » – Ш–ш–ш–ш–ш–ш-ш  не любил рутинных хозяйственных забот, да и кто из сезонных плодоносителей откровенно любит их, но будущая рабочая жена ещё зрела в его чреве, а многочисленные детки уже страстно требовали регулярной еды, не считаясь с холостяцким положением своего отца.
       С женой он, конечно, слегка запоздал. В нормальных семьях всё бывает на-оборот, а он как-то недоглядел. Ну да ничего! Если охота получится хорошей, появится много органического строительного материала, тогда жёнушку можно будет и поторопить с рождением.
       Ш–ш–ш–ш–ш–ш-ш  подполз к недавно метко поражённому им дереву, взялся обеими могучими клешнями за металлический стержень, и слегка напрягся.
       Копьё стало краснеть, быстро разогреваясь. Дерево заверещало от новой формы боли и затряслось, осыпая  Ш–ш–ш–ш–ш–ш-ш  острыми ветками и ядовитыми листьями. Копьё, побелело, от ствола повалил густой белый дым и Ш–ш–ш–ш–ш–ш-ш  выдернул оружие из обуглившегося, дёргавшегося в агонии дерева.
       Лужа яростно зашипела, когда раскалённый металл копья погрузился в неё, и снова переполошил уже потихоньку начавших в неё возвращаться постоянных жильцов.
       Было ещё предрассветно сумрачно. Ш–ш–ш–ш–ш–ш-ш  сунул в потеплевшую лужу свою широко раскрытую клешню, дожидаясь, когда в неё сослепу залезет заблудившийся в мути беспечный зубастик, и слегка позавтракал им на дорожку.
       Перед уходом он заглянул к себе в нору. Дети попискивали во сне и жадно сосали друг другу облезлые хвостики.
       - « Маленькие  пока... - подумал Ш–ш–ш–ш–ш–ш-ш  о них с родительской нежностью. - Их  ещё  растить  и  растить... Ладно, скоро  родится  мать, вдвоём  нам  будет  полегче... »

/ / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / 

       ...Хы-тен-дру-шав-тек  сам проснулся засветло. Стараясь особо не шуметь, он выкарабкался из мужского угла своего брачного ложа, и, осторожно переступая через жён и обессиленных ночной оргией спарринг-мужей, покинул спальные покои.
       Раб-страж, разумеется, преступно дрых на посту у входа без задних и передних лап, свернувшись калачиком и накрывшись пышным хвостом. Его заряженный боевой скорострел глупо целился в распахнутое настежь окно. Раб тихонько похрюкивал во сне и энергично дрыгал бойцовыми лапами. Снилась ему, скорее всего, пьяная драка из-за самки в каком-нибудь третьесортном кабачке на окраине. Весь этот сброд просто обожал грязь, вонь и бессмысленные драки, его так и не смогли переделать даже столетия рабства и службы при богатых семействах.
       Хы-тен-дру-шав-тек  обошёл недобросовестного до полной наглости дармоеда, тихо повизгивая от рвавшегося наружу жгучего желания дать ему пинка поувесистее, открыл дверь в любимый арсенал, и зажёг о свою шерсть дежурную свечу. Он долго шевелил всеми своими глазами, разглядывая увешанные оружием стены и прикидывая, которое из них подойдёт ему сегодня более всего. Это, вообще-то, следовало сделать ещё вчера, на свежую и трезвую голову, но затянувшаяся пирушка закончилась безобразной оргией в брачных покоях уже глубокой ночью.
      Голова гудела, но с этим можно было мириться. Как и с тем, что после страстной ночи слегка побаливали те части тела, которые на охоте оставались без применения.

       Хы-тен-дру-шав-тек  остановил свой окончательный выбор на дуплет-арбалете с оптическим прицелом и калёными стрелами, светящимися в темноте. Охота - вещь весьма азартная: увлекшись погоней, можно даже не заметить, как наступит ночь. А ночью это выглядит весьма эффектно, в особенности - сдвоенный выстрел.
       Хы–тен–дру–шав–тек  уронил на пол арсенала расшитый цветными узорами ночной халат, оставшись лишь в своём природном естестве. Пора было облачаться в походную охотничью экипировку. Он натянул на себя мягкую облегающую майку телесного цвета, потом вязаный свитер с густой шерстью наружу, а поверх него надел когтезащитный хитиновый жилет. Обмотав лапы – ходила материей, он плотно залез ими в болотники, и немного походил по комнате.
       Сапоги не хлябали и не скрипели – смотритель арсенала хорошо вымочил их в желудочном соке брюхорога.
       Шлем  Хы–тен–дру–шав-тек  опять надевать не стал. Во-первых, тот заметно ограничивал обзор, а во-вторых, настоящий охотник никогда не идёт на  охоту, как на примитивную бойню: он всегда оставляет противнику хоть какой-то шанс стать победителем. Да и сама охота от потенциальной опасности приобретает некую дополнительную остроту ощущений. Ловкости преследуемого зверя  Хы–тен–дру–шав-тек  любил противопоставлять свою собственную ловкость. Кто – кого?..

 
        …Ш–ш–ш–ш–ш–ш  шёл под тонким дёрном, прогоняя выработанный  грунт сквозь свою систему пищеварения. Земля была очень мягкой и влажной, поэтому дело продвигалось достаточно споро. Иногда в почве попадалось кое-что съестное, что слегка скрашивало утомительную дорогу к охотничьим угодьям.
        Несколько раз  Ш–ш–ш–ш–ш–ш  выбирался на поверхность, чтобы хорошенько осмотреться и сориентироваться. Он весьма плохо видел днём при свете, да и слышал тоже неважно, но ночью можно было охотиться лишь на всякую малокалорийную мелочь, а быстро подраставшие дети сейчас требовали довольно много еды. Это очень неудобно – спать ночью и охотиться днём, однако многочисленное голодное семейство вынуждало его терпеть временный дискомфорт.
       Уже вкусно пахло обильной дичью на поверхности, земля дрожала от топота множества ног. Ш–ш–ш–ш–ш–ш  после обзорных вылазок снова погружался в неё, опасаясь, что на него могут случайно наткнуться и некстати переполошиться, испортив всю прелесть охоты и в особенности её столь важные результаты. Пневморужьё волочилось за ним, несколько ограничивая мобильность и вынуждая спрямлять путь, но с этим не получалось не считаться. Ш–ш–ш–ш–ш–ш  был бодр и полон сил, но подземному жителю трудно соревноваться в резвости и ловкости с тем, кто живёт наверху, на открытом пространстве, по-этому приходилось полагаться не только на свои природные данные, но и на качества оружия…

       
        …Сгорая от азартного нетерпения, Хы–тен–дру–шав спешил по узкой звериной тропе, стряхивая на себя с густой травы и кустарников, казавшуюся ледяной, утреннюю росу. Арбалет тихо постукивал его по спине, вызывая приятные ощущения, которые возникают лишь у хорошо вооружённых воинов и охотников перед серьёзным делом. Хы–тен–дру–шав  чуть сдвинул на бок колчан со стрелами, чтобы тот не стучал о приклад арбалета, чем мог привлечь постороннее внимание. Пока в этих пустынных местах это была излишняя предосторожность, но сказались многолетние навыки, сделавшиеся органической привычкой.
       Трава становилась всё выше, переходя в заросли, похожие на дебри, а потом и в почти непролазную чащу. Тропа продиралась сквозь спутанные ветви, петляла, пряталась в овраги и снова выбиралась на относительно открытые холмы.
       До восхода Первого Светила оставалось совсем немного. Хы–тен–дру–шав  уже чувствовал, что день будет ясным и жарким. Вообще-то он больше любил полумрак и прохладу одного Второго Светила, но трещина в облачном своде расходилась всё шире, чтобы пропустить сразу оба солнца, и было это, скорее всего, надолго.
       До пастбища оставалось совсем немного - Хы–тен–дру–шав  уже отчётливо слышал глухие скрипы голодных стад: звери толпами слетались на успевшие за ночь отрасти сочные травы просторной речной поймы.
       - « Это  хорошо… - подумал он. – Сегодня  они  собираются  рано, значит, до  ночи  я  в  любом  случае  смогу  вернуться  домой ».

        …Тропа взобралась на скалу, упершись в камни. Хы–тен–дру–шав  подошёл к её краю, откуда открылась широкая панорама пастбищ, и приставил к самому зоркому глазу подзорную трубу.
        Стада со всех сторон слетались буквально тучами. Жёлтые пятна всё больше покрывали синь травы, поглощая её; в небе стояла настоящая толкотня: делая сложные виражи, одни голодные животные заходили на посадку, другие – друг на друга. Ещё в воздухе шла яростная драка за самые аппетитные участки пастбища.
        Хы–тен–дру–шав  поводил подзорной трубой, обозревая свои необъятные охотничьи угодья, и наконец увидел именно то, что искал: огромный восьмиглав стоял по брюхо в реке, закачивая воду в свои бездонные утробные окислители.
        - « Ага! » – обрадованный  Хы–тен–дру–шав  резво слетел по тропе вниз и выбрался на пологий берег. Река длинным гибким языком тихо лежала у его лап. Восьмиглав, который отсюда выглядел почти крошкой, приглушённым расстоянием грохотом известил о том, что проверил на надёжность свой брюшной газовый клапан.
         Это обнадёживало. Значит, он только начал свою трудную подготовку к полёту. Обычно он глотал воду долго, до тех пор, пока в нём не начинался невероятный процесс её электролиза, образовывавшего кислород и водород. Кислород уходил в атмосферу через поры в теле, а водород использовался для длительного перелёта…
       
    
         …Ш–ш–ш–ш–ш  почувствовал  СВОЕГО  зверя, когда до берега реки было уже совсем недалеко. Тот сейчас находился в воде, и  Ш–ш–ш–ш–ш  это более чем обрадовало. В воде, конечно же, ему будет значительно легче, чем на суше. Он уйдёт в неё из грунта и обретёт, наконец, столь нужную для охоты подвижность.
         Запах дичи всё сильнее возбуждал голод. Ошибки быть не могло – Ш–ш–ш–ш–ш нашёл именно то, что так долго искал. Запах был ослабленным, но чётким, и это говорило о том, что зверь находился на мелководье, рядом с берегом. Это тоже было весьма кстати – Ш–ш–ш–ш–ш  не особо любил уходить слишком далеко от своих подземных ходов. Он предпочитал всегда и везде иметь надёжный тыл.
        Придерживаясь нужного направления, Ш–ш–ш–ш–ш  слегка прибавил темпа, опасаясь, что желанная добыча может выйти на сухое место, а на суше он уже не такой хороший охотник.
       Земля вдруг кончилась и  Ш–ш–ш–ш–ш  на полном ходу врезался в воду. Он быстро развернулся, выдернул из покинутого лаза копьё, и приготовил его к возможному неожиданному выстрелу…

      
        …Хы–тен–дру  с рождения терпеть не мог воду. Самым для него простым сейчас было бы срезать дыхательную трубку и подкрасться к увлечённому восьмиглаву в недрах реки, но для жителей его племени этот способ охоты был почти запретным. В воду их могла загнать только самая крайняя необходимость, когда инстинкт самосохранения становится заметно сильнее страха и природного отвращения.
        Хы–тен–дру  нервно сунул хватательную лапу в холодную воду, с яростным шипением отпрыгнул далеко от берега, и нервно отряхнулся, точно упал в реку целиком.
       Нет, купание в мерзкой реке пока исключалось почти полностью. Он ищуще побродил по пустынному пологому берегу, прячась в кустах от посторонних глаз. Восьмиглав на этот раз выбрал не самое удачное место для водопоя, он мог бы заняться заправкой своего природного аэростата и чуть поближе к этому берегу. Его бока неуклонно вздувались, вот-вот должен был начаться процесс накачки газовых баллонов, и когда зверь изготовится к взлёту, возможно, будет уже поздно торопиться и суетиться. К тому времени им уже будут интересоваться и другие…
      Нервно повизгивая от нетерпения, Хы–тен–дру  стал подтаскивать к берегу большое упавшее дерево. Сегодня это, похоже, был его последний шанс. Не ахти какой плот, но всё-таки кое-что. Осталось спрятаться в его ветвях, и подогнать случайное перевозочное средство к противоположному берегу, желательно поближе к заправляющемуся водой восьмиглаву. Течение слабое, далеко снести не должно.

       …Хлопанье мощных крыльев заставило его испуганно броситься под защиту прибрежных кустов. Но тревога на этот раз оказалось ложной: это был всего лишь падальник, спутавший охотника со своим завтраком. Он не рисковал нападать на столь спорную добычу, но инстинктивно чувствовал, что, если не отлетать от неё слишком далеко, можно будет потом чем-нибудь и слегка поживиться.
       Идея! Стервятник появился как нельзя кстати, и именно сегодня мог оказать Хы–тен–дру  неплохую службу.

       …Бросок был настолько быстр, что падальник успел лишь слегка расправить крылья –  Хы–тен–дру  взлетел на вершину дерева с быстротой арбалетной стрелы. Он оседлал ошеломлённого падальника, вцепившись в его жёсткие перья сразу шестью своими лапами, и зажал оставшимися двумя клюв могучей птицы, чтобы она не подняла совсем необязательный сейчас шум, способный испортить всю охоту.
       Стервятник оказался послушным. Он тяжело сорвался с дерева и замахал крыльями через реку. Разгон птица взяла слишком даже хороший, поэтому, боясь промахнуться, Хы–тен–дру  оставил спине падальника четыре лапы, а освободившимися закрыл птице глаза.
       Хищник тут же смекнул, что от него требуется. Полёт перешёл в плавное планирование, потом почти в падение, и когда до земли оставалось совсем ничего, Хы–тен–дру  оставил в покое потерявшую ориентировку птицу, и спрыгнул в густую, высокую траву…

       
     …Ш–ш–ш–ш  вынырнул из воды, когда зверь был уже почти готов взлететь. Его огромные, невероятно раздувшиеся от водорода бока с провисшими между ними фрагментами туловища, заслонили собой почти половину неба. Река буквально бурлила от пузырьков газа, который зверь пока слегка стравливал, оттягивая до поры момент старта. Он ещё не набрал нужной жировой массы, необходимой ему для длительного перелёта через весь континент, но до взлёта оставалось совсем ничего. Ш–ш–ш–ш  подплыл к отрешившемуся от всего, кроме предстоящего полёта, совершенно потерявшему всяческую бдительность гиганту на расстояние верного прицельного выстрела, и приставил к дыхалу трубку с копьём.

      Выстрел был почти не слышим за шумом бурлящей воды. Пневморужьё, прорубив малый отрезок воздуха, вонзило своё копьё точно в нервный центр возле одной из голов восьмиглава. Парализованный зверь тут же резко осел в воду на подломившихся ногах. Она сразу перестала кипеть вокруг чудовища, а его огромные бока на глазах начали опадать, выпуская наружу лёгкий газ.
      Ш–ш–ш–ш  резво подплыл к огромной обездвиженной туше, его жёсткий хобот глубоко погрузился в мягкую ткань добычи; интенсивно заработал внутренний вакуумный насос, перекачивая и уплотняя вещество тела зверя в складских полостях организма Ш–ш–ш–ш. Его собственное тело стало быстро наливаться дополнительной тяжестью…

         
        …Хы-тен  выбрался из густой прибрежной травы вовремя: его противник уже присосался к подстреленному им восьмиглаву, перекачивая гигантскую тушу в своё тело, и уплотняя его вещество до невероятной степени. Ещё немного и он мог отяжелеть настолько, что стал бы охотнику уже не по силам. Подстреленного хищника нужно было таскать натощак, пока он не помножил свой вес на массу съеденной им добычи.
         Арбалет удобно лёг на подставленную лапу, и две стрелы со свистом вонзились в бронированный бок, брызнув кусками раздробленного хитина. Мощное членистое тело вздыбилось над водой, глаза хищника ищуще закачались на длинных стебельках.
        Но  Хы-тен  и не прятался от своего достойного соперника. Он спокойно встал во весь свой немалый рост, и стал ждать его, торопливо перезаряжая свой меткий арбалет.

       …Клешни врага врезались в воду; широкий плоский хвост оглушительно хлопнул по ней; угловатое мощное тело рванулось к берегу, и тут  Хы-тен  снова нажал на спуск…

       
       …Косарев шумно ввалился  в тесную кают–компанию Корабля, и тяжело сбросил с плеча на пол двух мёртвых местных зверюг – одна другой заметно страшнее.
       - Вот… - сказал он, задыхаясь, и утирая со лба пот. – Добыча… Подстрелил на пастбище у реке… Дрались не на жизнь, а насмерть из-за дохлой кучи мяса о восьми головах… Я стрельнул сразу обоих, чтобы никому из них не было слишком обидно… А восьмиголового пришлось оставить там… Мне его было не до-тащить…

                Сильному  не  нужны
                даже
                самые  слабые
                аргументы...