Бездна. Глава 8-13. Второй медовый месяц

     Весь день я, то есть мы, слушаем музыку. Из спальни магнитофон кочует в нашу любимую беседку, на берег океана, за стол, в кровать. Под музыку мы едим, отдыхаем, ведём умные беседы…

     Выбиваю ладонями ритм по всем попадающимся под руки предметам. То пытаюсь к импровизациям саксофона добавить свои гармошечные.

     Порхающая Бабочка принимает меня за чародея. Она с изумлением наблюдает, как я торопливо извлекаю кассету, вставляю новую, нажимаю кнопку… Вдруг по волшебству обрушивается водопад музыки, Оленька со Светланкой танцуют вальс восхитительных граций… Врываюсь я пляской буйного веселья. И восхищению туземки нет предела, пока её не перепугает нежданный крик тромбона. Она визжит под заливистый смех Светланки. Но снова — ласкание арфы, и Бабочка готова заплакать от переполняющих её неведомых чувств.

     Но… Что есть музыка? — лишь приятный аккомпанемент для неизмеримо большего! Есть одно событие! Величественное, таинственное! Неизмеримо-грандиозное!…

     И это событие… … Тихонько подхожу к Оленьке и подхватываю её на руки… В любой нежданный момент, нежно прижимая гибкую берёзоньку к себе, и кружу с нею под ноктюрн Шопена или нежные звуки скрипки. Я не говорю девочке о причинах особенного внимания. А она, глупышка, не догадывается, что я всё знаю. Я ВСЁ ЗНАЮ!

     Оленёнок, родная моя девочка, каждый раз обхватывает меня своими нежными руками, прильнув губами к моему плечу или груди. То смеётся, то плачет от счастья.

     Едва ставлю Оленьку на землю, её место сразу занимает Светланка. Она просится на ручки с удивительной интонацией мольбы. Один момент мне даже показалось, что Светланка ревнует.

     — Оленька хитренькая, захотела стать маленькой, — говорит малышка.

     — Белочка, не только тебе на ручки проситься! — смеётся Оленька и ещё крепче обнимает меня.

     Я обнимаю девочек. Всех трёх! Как же иначе… Они для меня одинаково родные.

     Но особенно нежно целую ту, что…

     … стала для меня всей жизнью…


     К вечеру унесли ещё одну кровать. На которой в отдельной комнате спала Порхающая Бабочка.

     Двух туземцев, что вынесли кровать, я хотел вытолкать взашей.

     Но они лишь исполнители. Оленька как могла, успокаивала меня и убеждала не противиться воле вождя.

     Червяк стоял в зарослях поодаль и при попытке приблизиться к нему сразу исчез из вида. Пожаловаться “моему другу” шаману? Неужели он НЕ ЗНАЕТ?!!

     Предатель шаман! Если вынесут наше с Оленькой царское ложе, то… Не знаю, что тогда… — мысленно закричал я, ударяя кулаком по стволу инжира. — Тогда навсегда покину остров! Вместе с девочками! Если смогу… — совсем уныло добавил я…


     Прекрасный тихий вечер. После фруктово-молочного ужина мы расположились возле костра.

     Лунная дорожка из неведомых океанских далей бежит прямо к бухте Радости, к нашему берегу на острове Чунга-Чанга. Необычайный покой. Прекрасная музыка. Рядом мои любимые девчонки, моя семья. И ничего-то мне в жизни не нужно. Нет нужно! Лишь одно: пусть оставит меня непонятная тревога, холодком овевающая сердце.

     — Скоро опять приплывёт корабль, — я говорю это, чтобы убедить себя: не страшно соприкасаться с почти забытым миром теней.

     — Скорее бы… Вождь обещал, что морские люди будут искать моих родителей и Оленькиного папу.

     — Белочка, ты веришь… — … вождю, хотел сказать я, но вовремя спохватился: зачем разрушать детские мечты? Я поправился: — Ты же веришь, мы найдём твоих папу и маму, найдём папу Оленьки.

     — Я не хочу уплывать с острова, — Светланка села мне на колени, обхватила ручками и приклеилась ко мне. — Мы попросим папу и маму остаться здесь, и будем все вместе жить на острове, всегда-всегда.

     Неопределённое ощущение тревоги… сродни с нежеланием сойти с насиженного места и заглянуть за горизонт. А всего-то банальная лень души… Но тревога вонзает свой коготь в самое сердце и… в такт музыке, бодро отвечаю:

     — Непременно попросим…


     Давно наступило время отходить ко сну… Но я не тороплюсь, мне ужасно стыдно. Странное семейное положение осложнилось необходимостью спать вчетвером в одной кровати. Для туземцев это нормально? Для нас тоже, но…

     Когда тянуть было некуда, когда Светланка уснула на моих коленях, когда Бабочка начала через каждую минуту позевать, мы пошли в спальню. Я предложил Порхающей Бабочке лечь к стенке. Спящую Светланку я аккуратно уложил на постель рядом с Бабочкой. Далее — как обычно. Чтобы мы с Оленькой могли свободно улизнуть, когда уснёт Бабочка.

     А пока я лежал и от бессилия ругал островитян, что позволили двум тиранам и их шестёрке захватить на острове неограниченную власть.

     Противоречивые мысли бросали меня от жгучего негодования к бессильной обречённости. Ну не мог меня раздавить один червяк! Весь остров против нас! Ничем не ограниченная сила правителей острова да слепая подчинённость островитян… Всё против меня и моих любимых девчонок!

     Был бы я один… Прыг на доску — да в открытый океан. Но я несу ответственность за свою растущую семью. Ах, знать бы наверняка… Прямо спросить девочку о беременности не осмелюсь. Вернее, буду оттягивать миг, боясь разочароваться. Оленька тоже боится разочаровать меня. Она сообщит новость, когда всё будет ясно без слов. А я всё знаю!

     Оленька нежно поцеловала мои губы, и мы потихоньку ускользнули в нашу царскую спальню. Мы запрыгнули в наше царское ложе и крепко-крепко обнялись.

     Оленька была необычайно ласковой. Она целовала мои щёки, руки, грудь, живот… Лишь я был несколько рассеян до тех пор, пока… она нежданно поцеловала в том месте, куда раньше даже посмотреть стеснялась.

     Это взвихрило мои чувства до предела. Долой глупые домыслы! Я люблю Оленьку! Мою родную девочку! И ничего, кроме Оленёнка, не существует вокруг!

     В общую спальню вернулись через час. Я благодарно целовал Оленькины глазки, груди. Милый животик, где нарождается новая жизнь!

     Постепенно Оленька затихла. Я долго ещё вдыхал мягкий аромат тела и вспоминал её детский смех…

     Ненадолго вернулись воспоминания о сегодняшнем происшествии… На доску… да в открытый океан… Зачем? Остров прекрасен. Места много! В крайнем случае, найти место близ ручья. Разве не построю хижину? Опыт есть, пусть воображаемый… Какую мы с Алинкой хижину отгрохали…

     Всё же я безмерно счастлив! Ничто не омрачает мою радость. Происки, интриги, душевный раздрай… Никогда я не был так счастлив, как в этот уже второй медовый месяц.

     Я ещё раз уткнулся носом в милые холмики на груди Оленёнка и с наслаждением уснул.