Конец эпохи

Старик Пуго Гримальдыч сидел на чердаке дома и смущался. Давно прошли те времена, славные и былинные, когда он, домовой в законе, вёл активную жизнь, не нуждаясь в глупых пряталках. Давно! Всё началось осенними днями в году семнадцатом. Город погружался в хаос. Не работала ни система отопления, ни городская электростанция. В Белом городе стреляли. У Земляного вала что-то мрачно и ярко горело. А в районе Кремля и Воздвиженки бухали уже и артиллерийские орудия. Дом его стоял на старой Лубянской площади. Четыре высоких  этажа, стены в два метра из кирпича, общественный сортир во дворе. Длинные коридоры гостиницы причудливо прерывались лестничными проходами. Из-за своих таинственных переходов дом всегда был излюблен людьми неправедными, уходившими от погони, или наоборот, искавшим здесь, в самом сердце и центре Москвы место, где можно бы им было удовлетворить преступную страсть с мужчиной-партнёром! Жил в доме приезжий люд, так как нумера стоили не дорого, а по первому этажу шёл ряд магазинов, предназначенных уже для публики рангом повыше. Всё же самый центр.Народу уйма шло и по Мясницкой, и по Большой Лубянской от Стретинки, да и снизу от Ильинки, Варварки и Солянки! Правду сказать, не в те роковые дни. Люди предпочли отсидеться от грозных событий за стенами жилищ, как и некая птичка, любящая прятать голову от опасности в песок, считая, нет на глазах, значит, и совсем нету. Домовой людей не винил. Он и сам тогда , с его прожитыми годами, жизненным опытом и послужным списком, ничего совсем плохого в те дни не ожидал. Ну, постреляют как в пятом, ну с ружьями и бомбами побегают,да и всё, успокоятся! Похоронят сколько-то, поговорят, люди же, и, тишина на чердаке! Не тут-то было. Как никогда быстро поменялся люд, проживающий в номерах.На дверях появились, некие рисованные от руки цифры,обозначающие теперь уже номер комнаты,исчезли ковровые дорожки в коридорах и там перестали убираться. В блиставшие некогда чистотой гостиничные поэтажные клозеты стало ужас как страшно заходить. Перебои с водой и отсутствие отопления делали своё дело. Так вот на каждом этаже появилась своя коммунальная кухня, со столами и шкафами, имевшими личного хозяина. Там же было единственное место с длинной раковиной и тремя кранами. Больше жильцам набрать воды или помыть посуду было решительно негде. Завыли керосинки и керогазы. Готовка, с десяток борзых жиличек, пространство скучено. Тишина уступила место перебранкам, систематически переходящим в рукопашную. Подвалы во дворе дома использовали какие–то организации. Повозки, грузчики, мат-перемат. И целый поток пешеходов, которые несмотря на огромную надпись «Сортир во дворе», так освоили для своих нужд парадные, что войти туда стало возможно только зажимая тщательно нос и рот пальцами. Правда, глаза всё равно резало. Домовому временами хотелось выть глядя на луну, так как такие эмиоциональные перемены требовали и соответственного отзыва! Со временем всё как-то устаканилось. Появились уборщицы и дворники. Домоуправление возглавил шустрый человечишко. Монтёр вставлял украденные жильцами лампочки. Сантехник чинил оставшиеся от царских времён трубы. И только старый сортир во дворе также продолжали посещать подозрительные мужские парочки! Видно на сексуальные предпочтения и смутные времена действовали мало! Постепенно освоившись, наш Гримуальдыч тихими ночами неспешно обходил свои владения. Неисчислимой длины коридоры слабо освещались слабыми лампочками, на стенах висели старые велосипеды, корыта и санки. Стояли детские, сплетённые из прутьев, коляски. Огромные, неизвестно чьи сундуки важно прятали в своих недрах чёрт его знает что. Может и оружие. Но, ВЧК, занимавшая соседнюю сторону Лубянской площади, внимание на такие пустяки не обращала. Как  все последующие четыре  сменившие её организации! Причудливые тени, окружавшие домового, сливались с тенями углов и неровностей. Опознать его присутствие было решительно невозможно! Пуго Гримальдыч заходил в пустые кухни, время от времени менял смеха ради местами примусы, кастрюли,склянки и бутыли с керосином, словом веселился так как мог. Скандал между жиличками уже был обеспечен, а старому и развлечение, пусть малое. Жизнь входила в русло. Но, однажды домовой во сне услышал ужасный грохот. Он выглянул в чердачное окно на улицу и не поверил своим глазам. Маленькая старинная церквушка, стоявшая на углу Лубянского проезда и Мясницкой с грохотом рушилась вниз и горела! Громыхало по всей Москве. Взрыв потряс Большой театр и огромное серое здание ЦК на Ильинском сквере. Горело здание телефонной станции. Взрывной волной от бомбы, поразившей церковь, почти вынесло все стёкла этой стороны дома, однако самому дому ничего не было. Никаких повреждений опытный глаз домового не отметил. Штучная вещь,- подумал старый с гордостью. Умели в старину строить! Подъехавшие «скорые» вывозили в недалёкий Склиф потерпевших. Опять послышались взрывы, и поток жильцов,с собранными наспех вещами устремился к станции метро «Дзержинская». Там, на глубине около шестидесяти метров было оборудовано бомбоубежище. Пронзительные голоса сирен в городе звучали ещё много месяцев, но случай миловал. Не смотря на близкое расположение важных объектов, бомбы вблизи дома больше не падали. Окончилась война, настали спокойные, даже вполне сытные годы. Дом ремонтировался. В нём исчезли керогазы и керосинки. На кухни пришёл голубой спутник новой жизни – газ пропан! И только дикие споры и ссоры на коммунальных кухнях никуда не исчезли. Вопреки всем теориям, никак не могли ужиться вместе отдельные представители построенного окончательно, но ещё не полностью, социалистического общества! Но только нашему домовому до всех этих изысков научной партийной жизни, было как грецкому ореху до мозга, на который орех внешне очень даже похож! Прошли пятидесятые, наступили шестидесятые. Ландшафт вокруг стремительно менялся. Причём такими темпами, что у бедного домового иногда кружилась голова. Сначала исчез фонтан с площади, такой удобный в своё время для пойки лошадей. Точно, что свято место пусто не бывает. Оборудовали клумбу, а потом установили высоченный такой памятник человеку в солдатской шинели и с фуражкой в руке. Снесли до основания  старые торговые ряды с их бесчисленными зеленными, молочными и мясными лавками, а на их месте вырос огромный домина, называемый «Детский мир!» Поток машин по площади нарастал. Давно ушли в прошлое часовые со штыками на карабинах, охранявшие КГБ. Дом стоял, дышал и кажется даже любовался собой. У него с одной из сторон центральный вход в Политехнический музей с его лепниной и фресками, с другой музей-квартира Маяковского, напротив КГБ и Детский мир, да ещё и благоустроенный туалет есть со стороны площади, и старый сортир во дворе, куда продолжали похаживать лица, не очень, мы скажем так, традиционной ориентации, или, по-научному, пидоры! Но, вот, в середине шестидесятых в доме начали пропадать жильцы. Их становилось всё меньше и меньше, а, в один далеко не прекрасный день, не стало совсем. Домовой, да оглушительное эхо–и это всё! А там случилось истинно страшное. Огромные машины с гирями на тросах снесли дом до основанья. Домовой успел быстро проскочить мимо людей ограждения, и залечь серой ветошью у строительного забора. Самосвалы вывезли весь оставшийся мусор, рабочие выровняли и заасфальтировали увеличившуюся площадь, и вскоре уже ничего не напоминало о доме с двухсотлетней историей. А старый домовой поселился в огромном камне, привезённом якобы с Соловецкого архипелага Белого моря, и пугает последователей старой Новодворской, плача и рыдая по утраченному дому. А истинные страстотерпцы выдают это явление за истину, подтверждающую их слова о том, что от режима Сталина до сих пор плачут даже камни! И победит ли здесь истина, или, всё же, восторжествует правда, нам расскажет только история!