Маленькая фея

    В одном волшебном лесу, когда яркая звезда зари только-только пробиралась к небесному своду, улыбавшемуся встающему далеко за горизонтом, недавно родившемуся солнышку, а белогривые пони – облака врассыпную толпились на востоке, произошло одно важное событие – важное для одной необычной пары, хотя в этом крошечном мире, да и во всём околдованным лесе, они были весьма и весьма обычные. Так вот у папы - эльфа и мамы – феи родилась их долгожданная маленькая дочь: она была совсем крошечная, почти с ноготок, но, тем не менее, уже её одно появление не осталось не замеченным обитателями волшебного леса и все сбежались, кто слетелся поздравить новоиспечённых родителей и хорошенько рассмотреть будущую волшебницу – фею. Когда мама – фея приоткрыла колыбель, то все ахнули – яркий луч разноцветья озарил всё вокруг и, даже солнце на мгновение прикрыло ладонями свои глаза. Белизна кукольного личика причудливо сочеталась с глубоко посаженными широкими глазами оттенка зелённых изумрудов, которые становились ещё больше, благодаря пушистым золотистым ресницам, окаймляющим миндалевидные глазницы малышки, но особенно были прекрасны начавшиеся только-только виться шёлковые волосы, будто бутоны розы, рассыпавшиеся по кружевной подушечке, заботливо подоткнутой под голову дочери её любящими родителями. Всем было необычайно интересно, как же назовут новорожденную и, наконец, счастливый папа - эльф, воспарив на куст лилии, прижимая маленький свёрток к груди, произнёс её имя – Розария. Собравшиеся гости захлопали в ладоши, а затем каждый подошёл к уже проснувшейся девочке и поздравил с рождением и нареченным именем. Розария улыбалась каждому подходившему к её колыбельке, удобно устроенной на распустившейся маргаритке, так чтобы тень от нежных лепестков укрывала кроху от любопытного солнечного взгляда. Был уже вечер, когда последний гость ушел, и родители Розарии собирались, было убаюкать уже свою на удивление нисколечко не уставшую дочь, как внезапно на глади неба наползли тёмные тучи, ветер начал свирепо качать деревья и цветы, срывать листья, надламывать тонкие, молодые стебли кустарников, грозя семье новорожденной феи чуть ли не гибелью. Взволнованные родители поспешили укрыться под куполом сиреневого тумана, что воссоздала мама – фея с помощью своей магии, но на удивление он не спасал, точно разразившаяся буря таила и несла в себе некое сильное, тёмное колдовство, что было во сто крат могущественнее. А так ведь оно и было, но, к своему большому сожалению, ни мама – фея, ни папа – эльф не могли догадываться о том, что эти страшные свинцовые тучи, точно, когтистые лапы хищника, наслала одна волшебница, находившаяся в заточении у себя в замке и ждавшая столетия, когда, наконец, появится та самая девочка, волосы которой будут схожи с розой поутру и имя которой будет и дано ей в честь этого бархатного и нежного цветка. Именно эта кроха  будет её спасением – её детская непорочность и свет лазурной души, вот что так нужны были этой волшебнице, этой колдунье. Она собиралась заполучить, во что бы то ни стало маленькую фею и, поэтому и наслала зловещие чары на волшебный лес, где обеспокоенные родители малышки тщетно пытались укрыться от урагана. Тем временем волшебный лес был полностью окутан чернотой: туман смогом, вобравшем в себя ледяной дождь поглощал всё, что встречалось ему на пути, не щадя никого и ничего – ни одно от крупного до самого крохотного создания не могло укрыться от нещадного кружащегося вихря и погибало в его цепких объятиях тотчас же. Но семье Розарии всё же посчастливилось укрыться под упавшей веткой, но только на короткое время. Сверкнувшая молния ослепила тёмное пространство и, словно, разрезав окружающий мир столпом огненного пламени, разделила испуганных родителей и их дочь друг с другом. Как они не пытались, но огонь плотной стеной закрывал от них Розарию, несмотря на всё это, мирно спящую в колыбельке. В отчаянии папа - эльф попытался подлететь ближе и, поймав порыв воздуха пробраться к своей малышке дочери, но это же был необычный огонь, мы с читателем знаем, а он нет, и случилось непоправимое – языки зарева коснулись его прозрачных крыльев и как по мановению руки, они вспыхнули, увлекая и его обладателя вниз, прям в самый центр жара. Мама – фея с ужасом, застывшем в её круглых синих глазах, застыла на месте: хрустальная слеза застыла на изогнутых ресницах и, не помня себя, она, бросилась на огонь, сгинув в нём следом, так и не добравшись до Розарии. Вдруг случилось неожиданное всё стихло, небо вновь окрасилось голубизною, солнечные зайчики запрыгали по зелённому настилу леса, но там где была колыбелька новорожденной уже ничего не было, лишь, зола и пепел напоминали о произошедшем. Уцелевшие обитатели волшебного мира не знали, что и подумать, где искать семью Розарии и её саму, лишь, только белогрудая ласточка видела всё, что произошло: она слышала голос, нашёптывающий, как заклинание имя девочки, сквозь завывание ветра; она видела как погибли родители Розарии и как ниоткуда взявшийся чёрный, чернее кромешной тьмы, ворон подхватил колыбельку и скрылся в мгле и поэтому немедля она отправилась по его следу, никому не сказав слова.
   Сначала было, ласточка потеряла его из виду, но вскоре вновь настигла. Она не ведала куда направляется, но чем дальше они удалялись от её дома, тем мрачнее становилось в округе: ветхие крестьянские дома стояли пустыми, кое-где можно было наблюдать мёртвых голубей и домашний скот, и даже людей, склонившихся кого над возом, кого, прикрывающих собой то ценное, что было у них; затем местность сменилась высокими скалами отвесными с горящими вулканами и мёрзлыми безмолвными реками, над которыми роился дым, смешанный с пеплом. Но они всё продолжали двигаться и вот, наконец, когда наша ласточка практически выбилась из сил, показался высокий каменный замок, окружённый частым частоколом, увитым тернистыми, ядовитыми травами. Ворон, облетев его дважды, исчез в одном из множества окон, в котором теплилась свеча, освещавшая белое, мраморное лицо, склонившейся в ожидании, старухи. Большего ласточка не смогла разглядеть, так как мерцающий слабый огарок померк и всё погрузилось в кромешную ночь,
    Когда ласточка открыла веки, то её по-прежнему окружала темнота. Она сделала попытку взлететь, но наткнулась на твёрдое что-то и, это что-то окружало её со всех сторон, куда бы бедняжка не кидалась. Наконец, обессилев, ласточка опустилась на жердь и, уткнувшись в раненное крыло, обречённо вздохнула, едва сдерживая горечь и обиду от бессилия. «Мне, никогда не спасти нашу фею», - твердила она еле слышно, и перья стали постепенно намокать от падающих мелких слезинок, катящихся по клюву. Утомлённая тяжёлыми мыслями ласточка заснула, но неожиданно послышались шаги, и яркая вспышка света ударила её в лицо, разбудив. Едва открыв веки, пленница увидела перед собой вчерашнюю старуху, теперь она могла хорошенько рассмотреть колдунью: на старухе было чёрное в пол одеяние, так что шлейф тянулся далеко, далеко и, казалось, конца и края нет у него; на голове была наброшена кружевная шаль такого же ослепительно белого цвета, как волосы и, лицо колдуньи, где, лишь, только впалые тёмные вороного крыла зрачки и тонкие алые губы говорили о том, что это не статуя.
«Я знаю, кто ты и откуда и теперь ты моя пленница», - промолвила старуха, едва шевеля губами. Затем длинные пальцы коснулись смятого оперения ласточки: «Твоё крыло пройдёт, но ты никогда более не увидишь тот мир, откуда прибыла», - отточено вымолвила колдунья и, задув фитиль лампы, исчезла в наступившей мгле.
***
    Минуло 5 лет с того дня. Розария была очень оживлена, хоть и всё своё детство провела в заточении. Из малютки с ноготок, Розария, превратилась в красивую девушку –длинные вьющиеся розовые локоны спускались по плечам, огибая стройную талию, к ногам, шлейфом распускаясь за нею; изумрудного тона глаза сверкая, излучали свет молодости и жизни, а ставшие ещё более густые пушистые ресницы томно оттеняли свежий румянец на щеках прекрасного лица девушки. Только эту красоту никому не довелось увидеть, ничьё сердце не билось в ожидании поймать каждый взгляд и поворот изящного стана. Девушка носила длинное закрытое платье грязно-серого цвета, на голове был уродливый чепец с чёрной отделкой, под которой ей велено было убирать роскошные волосы, слишком ярки и лучисты были они. Розарии даже запрещено было выходить из своей тесной каморки, где было только одно зарешеченное окошко, через которое она могла наблюдать очень короткий туманный день. В один из таких дней, ключница, приносившая еду девушке, обронила ключ, но не заметила этого и, затворив засов, вышла вон. Розария тут же подхватила находку и, сжав в пальцах, судорожно глотая затхлый воздух, подошла на цыпочках к каменной двери, прислушиваясь. Было тихо, ни звука не раздавалось за дверью и дальше насколько могла слышать девушка. Дрожащими руками Розария вставила железный ключ в замочную скважину и повернула – раздался скрежет и она замерла, не привлекла ли она чье-либо внимания, ведь, Розарии было строго-настрого запрещено покидать своё прибежище, но на удивление всюду стояла по-прежнему натянутая до предела тишина. Она быстро как могла, взбежала по винтовой лестнице наверх и растерялась, поскольку ей открылся не охватываемый взглядом лабиринт коридоров и комнат, один из которых были отперты полностью, а другие наглухо заперты. Но девушка не решалась войти ни в одну из них, ведь, всюду стоял полумрак, едва рассеиваемый несколькими канделябрами с догорающими свечами, но и просто оставаться на одном месте девушка тоже не могла, и, справившись с обуявшим её жутким страхом, Розария пошла вперёд, ступая еле слышно, тревожась нарушить повисающую тишь. Она не знала, сколько шла, временами ей чудилось, что это длинный сон, что она всё ещё в своей тесной каморке, а порой зловещим веяло на неё и, она видела очертания чьих-то жёлтых глазниц, пристально искавших её. Вскоре, когда отчаяние взяло над бедной девушкой вверх, она, приметила свет, льющийся просветом из одной комнаты, находившейся на расстоянии двух шагов от неё. Облегчённо вздохнув Розария, бросилась в том направлении. В один прыжок и она была уже у своей цели. Действительно в комнате был достаточно светло от лампы стоящей посередине пустого пространства каменных стен, осмотревшись взглядом, девушка уловила дощатый стол в самом углу комнаты, а на нём что-то большое и полукруглое, сокрытое тёмной плотной тканью, не пропускающей ни капли света. Влекомая любопытством, Розария неспеша подошла к столу и в один миг сдёрнула ткань, отбросив, прочь. Девушка не верила в увиденное: этот полукруглый предмет представлял собой  железную клеть, где на жерди тонкой сидела и спала маленькая ласточка. «Бедняжка, как же ты сюда попала» подумала про себя девушка и хотела, было вновь накинуть плотную завесу обратно, как птица затрепетала и, встрепенувшись, ясными глазами впилась в Розарию.
   «Не может быть», - едва слышно вымолвила ласточка, и сердце её забилось чаще. «Ты, Наша маленькая фея! Ты – Розария!», - уже громче и взволнованнее продолжила ласточка. Розария широко открытыми глазами смотрела на пленницу железной клетки, не понимая о чём та. И ласточка поведала девушке о том; кто она и, что с ней произошло, как она оказалась здесь в заточении и, что сталось с её родителями. Наконец, когда рассказчица закончила, то воцарилось молчание – никто из них двоих не находил фраз, чтобы сказать что-то, хоть каждая и ощущала в этом потребность. «Но тётя Даркирия, она. Я. Как же так», - чуть слышно пролепетала Розария, едва удерживая готовые вырваться рыдания. Теперь всё складывалось в единую картину, теперь девушка понимала, почему Даркирия так настоятельно запрещает выходить ей за пределы своей комнаты и заставляет прятать её красоту под уродливыми одеждами. Не в силах больше сдерживаться, Розария закрыла лицо ладонями и разрыдалась – холодные слёзы отчаяния стекали по щекам и, казалось, что проскальзывали прямо в душу, разжигая тем самым презрение и ненависть. Ласточка ощущала то же самое, но вместе с тем и чувство радости наполняло её сущность, ведь, столько лет она не ведала, что происходило с маленькой феей в этом сумрачном и холодном замке. Успокоившись, девушка вытерев рукавом глаза, подошла ближе и склонившись к птице начала: «Я хочу выбраться отсюда. Я хочу домой. Помоги мне!», - взмолилась она. Но чем бедная пленница могла помочь, находясь в этом замкнутом пространстве, окружённом темнотою. «Я не могу тебе помочь, но ты можешь помочь нам обоим и освободить нас. Для этого ты должна убить ворона, который принёс тебя сюда и который и есть тёмная и проклятая душа старухи», - не успела она закончить, как Розария оживлённо воскликнула: « Я готова!».
- Но будь осторожна, дитя. Он очень силён, в нём сосредоточена самая сильная магия, само зло, что может убить тебя, сделав, ты один неверный шаг.
- Но как тогда убить его, если он так силён? – начала отчаиваться девушка.
-  Есть один способ. Это твоя сила, твоя жизненная энергия и непорочность – вот твоё оружие, но для этого, ты, должна перестать принимать то питьё, что каждый день тебе приносит ключница – оно подавляет свет в тебе и делает доступным его для Даркирии. А теперь поскорее возвращайся к себе, пока тебя не хватились. Помни, что я тебе говорила – ничего не пей!», - вдогонку удаляющейся Розарии крикнула ласточка.
    Без оглядки девушка бросилась к себе и только, когда оказалась в своей комнате, наконец, смогла перевести дух. Сегодняшние события проносились в её мыслях с новой силой, воспламеняя её решимость всё больше и больше. К счастью, никто из обитателей замка, не заметил, что Розария покидала своё укрытие, и поэтому всё складывалось как нельзя наилучшим образом. Теперь, когда сгорбленная ключница приносила яства и питьё для девушки, последняя украдкой выливала содержимое позолоченного сосуда, не опасаясь, что ключница заметит это, поскольку та была слепа на один глаз и практически глуха. Постепенно девушка стала ощущать в себе скрытую энергию, что просыпалась в ней, как только небо озарялось рассветной радугой и полную опустошённость и слабость, как только мгла летела наперерез солнечному дню. Так прошло несколько месяцев – старуха Даркирия знала, что вот-вот наступит и её день, который столько столетий она ожидала. Розарии должно было стукнуть ровно 18, а это значило, что её душа готова, чтобы слиться с вечностью и стать частью колдуньи, даровав ей цветущую молодость. И такой день настал. О, да, он был особенным, потому что в этот день короткое утро так и не наступило, зато с неба чёрного и смолистого падал горящий снег, вспыхивая, словно, маленькая звезда катилась с широкой дуги неба, тут же угасая, едва коснувшись мёрзлой земли. Старуха, хлопнув трижды в ладоши, позвала верного своего слугу – ворона и велела привести к ней маленькую фею. Она не сомневалась в том, что то питьё, что каждодневно приносили девушке, несомненно, принесло свои плоды. Розария тоже чувствовала, что наступивший безутренний день таит в себе что-то зловещее и страшное, что-то, что решит её судьбу раз и навсегда и, поэтому приготовилась использовать своё тайное оружие, которое проснулось в ней много месяцев назад. Она была напряжена до предела: каждая мышца была натянута струною, по коже пробегала волнами дрожь, сердце учащённо заходилось в груди. Наконец, до её слуха донеслись шаркающие шаги, а затем со скрежетом распахнулась железная дверь и перед ней предстала уже знакомая ей ключница, со свечою в руке, только немного изменившаяся, будто, помолодевшая. Розария последовала за ней. Она была крайне удивленна, что они шли другой, более короткой дорогой наверх, чем сама девушка в тот день, когда она тайно покинула свою тесную каморку. Шли они не долго. Едва ли взойдя в длинный коридор, им навстречу вылетело что-то большое и чёрное, обдав их свежим ароматом только что догоревшего костра. Этим существом был тот самый ворон, о котором Розарии поведала ласточка. Он был настолько чёрен, что создавалось впечатление, словно, ночь, царившая в округе, боялась его абсолютной темноты, лишь, два жёлтых глаза горели пламенно и ярко, обжигая своей остротой. Не обмолвясь ни словом, ключница и девушка проследовали дальше за ним, пока они все трое не достигли другого коридора, где находилась одна единственная комната, двери которой был настежь отворены, а в самой ней было очень светло от бесчисленных зажжённых свечей. У отворённого окна, стоял силуэт, лишь, только по белым волосам, девушка признала в нём Даркирию, что сегодня тоже претерпела изменения: её талия стала прямой – горб куда-то исчез, руки и черты лица приобрели изгибы и живость, когда она, повернувшись в их сторону, жестом пригласила войти. Неспеша, чуть шурша подолом одеяния, колдунья направилась к девушке, замеревшей в оцепенении посредине комнаты. Стояла тишина. Только темнота лилась дымкой, сквозь, окно, обволакивая присутствующих. Когда же старуха придвинулась почти вплотную к застывшей Розарии, то последняя внезапно ощутила холодное и зловонное дыхание, дыхание могилы на своём лице. Взглянув прямо перед собой, девушка в ужасе увидела, что алые губы колдуньи раскрылись, обнажив гнилые зубы, источавшие эту отвратительное зловоние. Девушка хотела, было отшатнуться, но чёрные клубы тени пригвоздили её намертво к месту и, она, не в силах была пошевелиться. Страх, ужас и омерзение наполняли существо Розарии. Она практически позабыла, что говорила ей ласточка, лишь, только холод пронизывал её насквозь. И вот, когда лицо старухи уже практически вплотную приблизилось к лицу девушки, а губы вот-вот готовы были слиться с её губами Розария тут же вспомнила всё и липкий страх, равно, как и жуткий холод стали ослабевать, а взамен им пришло тепло, неся в себе силу и мощь сопротивляться – необычайная лёгкость светом наполнила её сердце и ей стало жаль даже, Даркирию. Розария первой коснулась алых губ колдуньи, и старуха в испуге отшатнулась, раздирая когтистыми пальцами грудь – она задыхалась. Теперь девушка наступала на неё – она была настроена решительно, но неожиданно, слившийся с царящим мраком и тишиной ворон настиг её, преградив ей путь дальше. Тем временем старуха почти оправилась и, выпрямившись, но, всё ещё по-прежнему часто дыша, выпрямила указательный палец и ворон направился прямиком на Розарию, рассекая воздух. Чёрные столпы дыма заволокли комнату, огонь окружил девушку со всех сторон, отрезав путь к отступлению. Ключница, которая стояла и просто наблюдала, изогнулась и приготовилась к прыжку – острые ножи когтей сверкнули в языках пламени. Наша героиня сначала было растерялась, но затем, раскинув руки в сторону, закрыла глаза и вся сосредоточилась на свете, на солнце; она ощущала свежий аромат росы, аромат распускавшихся цветов, дрожание тонких стеблей, тянувшихся к плывущей зарнице, и постепенно от неё стало исходить свечение, сначала слабое, едва приметное, а затем всё более яркое, оттеснявшее сгустившийся мрак и горящий пепел – жар пламени стал слабее, а затем и вовсе исчез. Розария открыла глаза и теперь, когда ей больше уже ничто не преграждала дорогу, она, медленно стала двигаться к ворону, что напрасно искал укрытия в тьме, ведь, с каждым шагом девушки чёрные сгустки рассеивались, раскрывая его. В попытке скрыться, ворон взметнулся ввысь и попытался вылететь в растворённое окно, но Розария успела ухватить его за крыло и тут же раздался душераздирающий крик, а затем стало тихо – тихо. Девушка огляделась по сторонам, всюду было светло, как ясным погожим днём, там, где была ключница, была лишь кучка золы и шерсти, а в месте, где стояла старуха ворох пепла с птичьими перьями. Она взглянула в окно – на востоке разливалась пурпурная заря, окаймлённая золотистым сиянием пробуждающегося солнца; вот в кустарнике запела малиновка, а затем сотни голосов других птиц подхватили её весёлое чирикание. Завороженная Розария, вдруг, вспомнила, что здесь ещё томилась ласточка, что так помогла ей и, подобрав тут же валявшуюся связку ключей, поспешила, чтобы освободить пернатую пленницу.
    Выбравшись после стольких лет на свободу, ласточка сразу же потянулась к тёплым прикосновениям солнца, чтобы согреться и набраться сил. Они обе были счастливы, обе были свободны, обе улыбались новорожденному дню, обещавшему скорую дорогу домой. По пути им попадались теперь вереницы обозов с возницами, возвращавшихся в родные места, которые приветствовали маленькую фею, и её верную спутницу, и спасительницу храбрую ласточку.