Вчерашние люди. Окончание

      Другое солнце.               

                Остави нам долги наши,
                Яко и мы оставляем…


Я шёл по оттаявшему  под дневным солнцем тротуару, а навстречу мне проплывали какие-то лица, вывески магазинов, долетали обрывки разговоров. Но всё это оставалось где-то в другом мире, словно передо мной крутили старый кинофильм. На душе было светло и пусто, как в покинутом доме, с которого съехали жильцы. День догорал и багровеющее солнце, золотило стылые крыши домов. Стеклянная дверь, перегородившая мне дорогу, имела замысловатую надпись - АНТИКВА… остаток слова оставался на другой половинке дверей. Совершенно бездумно я сделал шаг и оказался в другом мире.
Здесь, несмотря на открытые двери, была какая-то особенная тишина, и в эту тишину, как жемчужины в брошь были вставлены удивительные вещи.
На стеклянной пластине прилавка стоял, настоящий патефон, с обтянутыми красным дермонтином боками, хромированной заводной ручкой и блестящей трубой звукоснимателя.
Всё пространство маленького магазинчика, жило совершенно в другом времени. Здесь чинно шествовали девять фарфоровых слоников, отражаясь в зеркальных боках самовара. Коврики с радостно бегущими куда-то северными оленями и целующимися лебедями. Старые ходики с бессмертной кукушкой, отсчитывающие чужое время. Пыльные тома забытых книг.
Я подошёл к патефону и провёл пальцами по его гладкой боковине. Как мне нравилось крутить эту чудесную блестящую ручку. А этот волнующий запах патефонных пластинок, не сравнимый, ни с каким другим запахом. И предвкушение Чуда, когда из таинственного чрева польётся, чуть пришепётывающая мелодия.
- Интересуемся, молодой человек – голос прозвучал для меня, совершенно неожиданно, вырывая из мягких объятий памяти. Я оглянулся. Он стоял, опираясь на стойку, внимательно глядя на меня. Пожилой мужчина, казалось, и сам был неотличим от вещей, которые он предлагал.
- Нет, уважаемый – возвращаюсь – вполголоса ответил я, боясь потревожить атмосферу сказки.
- Не советую  там задерживаться, после будет трудно вернуться – голос его прозвучал с еле заметной грустинкой.
- А если, к примеру, я не собираюсь возвращаться, что тогда?
- Это вчерашние вещи, молодой человек, время которых закончилось. Их больше нет в этом мире. И только сладкий яд памяти, всё манит к ним людей.
- И, кто же они, эти ваши клиенты?
- Знаете ли, молодой человек – этот мир не каждому в пору, не по размеру души, так сказать.
- И вчерашние люди покупают вчерашние вещи. Продолжил я.
- Ну, зачем же так сразу! Они остановились в своём времени и, не подходят сегодняшнему.
Из них получаются неплохие историки, философы, и забытые поэты. Раздумчиво глядя на меня, объяснил он.
- Да, все мы вчерашние, уважаемый, потому как самое светлое живёт в нашем вчера. Мы оттуда родом. И никакие виртуальные игрушки его не заменят. Разве не затем Вы окружили себя этими вещами? Признайтесь честно. Сегодняшний мир мало кому по размеру.
Он потупил глаза и, пожевав губами, спросил.
- Будете что-нибудь брать, молодой человек?
- Буду, буду. Вон ту красную пожарную машинку – с детства мечтал.
- А я мечтал о конструкторе – тихо проговорил он, бережно заворачивая мне жестяной автомобильчик.
Я попрощался и вышел через стеклянную дверь в ранние зимние сумерки, сжимая в руке маленькое запоздалое счастье.

В хлопотах и заботах прошла зима. День стал удлиняться и у людей появились заботы, как и где, провести лето.
Я продал свою квартиру, и купил маленький домик в небольшом городишке на Волге, примеченном ещё во время моих странствий по стране, в поисках ярких сюжетов.
К апрелю месяцу я уже перебрался, в теперь уже мой, домишко, стоящий на окраине, под кронами столетних лип. В этом городе никто никуда не спешил, люди были степенны и светлы лицом. Десяток пятиэтажек, окруживших небольшую площадь, обозначали центр.
Далее тянулись ряды домов прошлого века, заканчивающиеся бревенчатой окраиной.
Плоская лента реки, петлёй окружала город, и её спокойная водная гладь была видна с любой улицы. Маленькая церквушка, с облезлыми куполами, изредка нарушала сонную тишину городка надтреснутым звоном колокола. А по утрам заливисто пели петухи в хозяйских дворах, одуряющее пахло рекой и хотелось просто жить. Моё будущее стало для меня ясным и прозрачным, как речные дали в солнечный осенний день.
Я поступил преподавателем в местную художественную школу, и не прошло и полгода, как меня стали узнавать на улице. И я снова вспомнил слова Фимы. Дни шли за днями, моя прошлая жизнь, всё больше и больше, казалась мне нереальной, как тягостный сон.
Собрав остатки сбережений, я купил и привёл в порядок брошенный офис, открыв там салон, где могли выставляться молодые художники. После многие меня спрашивали, что за чудное название я дал салону – ИЮЛИЯ. Я улыбался и отмалчивался, мне не хотелось ничего никому объяснять.
По утрам я неторопливо шёл на работу, кивая и улыбаясь встречным, заседал в каких- то советах, проверял штудии. Но чаще в погожий денёк, когда диск солнца золотил небо, я приходил на берег реки. Где находил старую позеленевшую скамью и часами смотрел, как по гладким волнам реки бегут и бегут солнечные блики.

                Всё светлее осенние дали,
                В кружевах жёлто- красных одежд.
                Что же Вы ничего не сказали,
                Разорвав ожерелье надежд.

                Как рябина в снегу раскатились,
                Незабытые, светлые дни.
                Вы ведь даже со мной не простились,
                Заблудившись, в осенней дали…

                Рига. сентябрь. 2012 г.