Даже если нас не будет

«Да. Мы сами создаем свою реальность, – подумал Макс и злостно сплюнул. Чертовы мысли, чертова гниль, она выжрала сердце, и теперь копошится в мозге».
Это был один из тех паршивых дней, когда о самооценке и речь идти не могла. Когда крысы Одри превращались в грызущихся собак сознания, а идеи вырубались на корню. Собственно, с Максом все было как обычно, за исключением мира, за которым он не поспевал стареть. Его дочь забыла о том, что по правилам хорошего тона нужно отвечать на смс-ки, жена хорошела день ото дня, будто назло, …да что жена…даже Скрипка с ее тонкими изгибами сегодня была не в его зоне доступа. Правда, у нее были «особые обстоятельства». В его голове вели борьбу две идеи: первая – покончить с собой, вторая – начать пить курс витамин для мужчин. Но пересилило желание напиться.

 «Особое обстоятельство» являлось не иначе как мужем Скрипки, который в минуты терзаний Макса находился на другом конце города и собирался на работу. Ухватив с тарелки кусок колбасы, он быстрым и нервным движением запихнул его в рот. Следом в темный тоннель рта полетел хлеб. Его постоянно вспотевшее лицо было сегодня слишком озабочено. Новый день не предвещал ничего хорошего. Захлопнув за собой дверь, он пролетел над лестницей и исчез в светлом проеме двери подъезда. Скрипка, как это положено любому инструменту, возлежала на кровати. Нежные плечи ее вздрагивали от степенного дыхания, и музыка разливалась по тонкой-тонкой коже…. Скрипка леностно прочла письмо Макса…
«Здравствуй, Скрипка…моя дорогая, я пишу тебе, чтобы сообщить, что я так больше не могу, черт возьми!».

Муж ушел, и она могла встретиться с Максом где-нибудь в городе, но в это апрельское утро особо не хотелось шевелиться. Вытянув нежную длинную ножку из-под одеяла, Скрипка отодвинула край плотной ткани шторы, и впустила свет в комнату.

Город тужился в попытках согреться. Мощными толчками он выплевывал людей из своих домов. От этих потуг рвались самые тонкие капилляры улиц, и кровоток толпы порывался вперед. Так рождалось тепло, – от трения людьми. Холодный свет солнца обещал снизойти ближе к обеду, а может даже принести немного весенней капели, ведь даже от стального света может начать таять лед. Но пока толпа несла энергию солнца – последнее могло особо не замарачиваться.

***

Сила трения и скольжения – силы, возникающие между соприкасающимися телами при их относительном движении. Опытным путём установлено, что сила трения зависит от силы давления тел друг на друга (силы реакции опоры), от материалов трущихся поверхностей, от скорости относительного движения и не зависит от площади соприкосновения. А насколько сильно трутся люди в час-пик в метро?

Метро – настоящий аккумулятор энергии человеческих тел. Судя по всему, сила трения здесь особая, специфическая. Все подчинено толпе, в которой даже о коллективном разуме речь идти не может. Особый запах резины, который у метро не отнять, лишь основа целого букета ароматов. Среди прочего – пот. Не знаю, не была в метро других городов. Возможно, они пахнут иначе. Собственно, поэтому спускаюсь под землю в редких случаях, например, сегодня. Подружка предложила подготовить статью на семинар вместе, а, значит, после универа мы отправляемся к ней. Но еще нужно к ее парню на КПП. Он свободен лишь до пяти, – там так строго со временем. Желая везде успеть – мы выбираем метро.

И вот меня спрессовало в вагон. Невозможно пошевелиться. Как назло, я, любитель терять кошельки, не могу подтащить сумку, находящуюся за спиной, а точнее, – где-то в районе ушей. Каждый норовит пошевелиться там, где не нужно, и тем местом, которое не стоит выпячивать. Так, позади меня какой-то нервный субъект трется о спину и бьет локтем в правый бок. Я видела лишь часть его рукава, и слышала, как он дышит. Его учащенное дыхание должно стать верным маячком для кардиолога, что немудрено при данных обстоятельствах. А еще оно должно было стать маячком для меня. Но, сколько бы ни рассуждали о женской интуиции – не всегда она убережет тебя от вора.

И правда: уже на Октябрьской мне стукнуло в голову взглянуть на сумку, и даже порыться в ней, и даже понять, что кошелька там нет, и даже выслушать реплики подруги о том, что мужчина позади меня слишком нервничал и краснел, заливаясь потом, и даже выразить вслух собственное предположение, будто сумку, купив жетон, я закрывала, и даже нелестным образом высказаться о том, кто – он, и кто, к большому моему сожалению, – я, и даже вспомнить, что налички там практически не было…и даже успокоиться и замолчать. Мое сожаление складывается из потери 20 тысяч рублей, восстановления карточек, а также кожаного портмоне, подаренного отцом.

Радость живет в юных сердцах. Только юное сердце рассмеется в лицо неудаче, и даже в печали разглядит повод для улыбки. Без наличных в кармане, возвращались они на трамвае, заходящее солнце улыбалось их лицам, и девушки радостно ловили эту паутину лучей. Они неспешно шли к дому, обсуждали происшедшее, будто и не было кражи, будто все это не всерьез…

***

«Макс, я прождала тебя в кафе 40 минут».

Сорок!... И это она, женщина, вслед которой устремляются тысячи взоров, женщина, которая не позволит себе переживать из-за мужчин. Она давно была эталоном подражания многих неопытных девчушек, влюбчивых, отдающих себя мужчинам без остатка. Она сама была такой. А затем поняла, что нет такого мужчины, из-за которого стоит углублять морщины на лице.

«Все кончено. Не пиши мне. Прощай».

Так должна была она поступить уже давно. Ей порядком надоели тайные встречи, не осталось того куража, и все снова становилось пресным и скучным. Как с Марком. А ведь она не могла себе этого позволить. Ну да ладно. По возвращению домой она пропоет гимн веселой жизни, напившись коньяку с кофе!

***

Мои попытки дозвониться до кого-либо не увенчались успехом. Я отправила рассылку смс-ок не зная, дойдут ли они до адресатов,…не зная до конца – что же произошло на самом деле…
– Тебе телефон, зачем вообще?! – кричал в трубку на Сашку ее парень. Нас вызвали, сидите дома, пусть Машка у тебя ночует.
После пятнадцати пропущенных Димка был разъярен. Мы и не знали что сказать,…просидев перед телевизором большую часть вечера, пытались уследить за новостями. В голове не укладывалась мысль, что мы могли там оказаться.

В 17:56 на станции метро "Октябрьская" произошел взрыв. Эту информацию подтвердили в диспетчерской метро. На место выехала бригада МЧС и скорая. На данный момент обстоятельства выясняются.

Я не выпускала телефон из рук, сеть восстановилась, но я все еще не получила ответ от еще одного абонента.

К станции метро прибыли пожарные расчёты, кареты скорой помощи и Медицинская служба Министерства чрезвычайных ситуаций. На месте происшествия начали работу сотрудники МЧС.


«На Октябрьской был взрыв. Не спускайся в метро и следи за новостями».

«Ок. С тобой все в порядке?»

«Все хорошо. Я ночую у Саши».

Город погружался в мутные сумерки почти ушедшего заката – солнце давно ускользнуло за горизонт, помахав кровавым рукавом на прощание.

Из его рук выпало портмоне, …пустой взгляд не отражал ничего, а дыхания не было слышно. Тишина прерывалась лишь боем часов на фоне шума в голове, шума странного, словно пронизывающего все тело, но при этом незаметного, толком и не мешающего.

Скрипка изнеможенно наклонилась за побрякушками, рассыпанными на полу и, не имея сил подняться, пододвинулась ближе к Марку. Положив голову на его колени, она закрыла глаза и, недоумевая, слушала эту молчаливую боль. Через некоторое время он заговорил.

– …Я не знаю, как объяснить это желание, ведь оно не прихоть. Мне же никто и ничего не сделал, но это, своего рода раздражение…не покидает меня ни на минуту. По сути, я ничего не стою. Мое влечение…оно становится болезненным, …оно меня поглощает. А эти люди…я же туда вернулся, я бы туда вернулся снова, наверное,… не знаю, …но они…Я бы был в полной нирване, но я наедине с собой…ты меня не понимаешь, Скрипка, не понимаешь!

Марк оттолкнул ее и ушел на кухню. Скрипка не ждала изменений в лучшую сторону. Рецидивы участились, хотя затишье было, – целых полгода после посещения врача. Теперь же она старалась закрывать на это глаза. Это же так просто – закрывать глаза на мелкие слабости близкого человека…иногда она находила тайники, иногда он преподносил ей мелкие подарки, будто оправдываясь за содеянное…

«В метро был взрыв. Смотрите новости. Со мной все хорошо, я дома».
Макс прочел сообщение. Доченька написала давно, значит, теперь уже наверняка спит. В его сознании что-то переломилось. Он не знал, что чувствовали остальные, но в воздухе витало нечто неуловимое, неосязаемое. …Видимо с приходом весны что-то щелкнуло.

И стало Максу так легко! ...Боже, как же легко ему стало. Это было не смирение, нет. Он старел, и со старостью приходило понимание того, что все должно быть так, как есть. И что, если бы было иначе, он бы не был собой. Его бы не было. Теперь можно было по-старчески ворчать – то, что он делал всю жизнь, но с чем постоянно боролся, – можно было радоваться сентиментальным мелочам, – чего он никогда себе не позволял. Можно было – все. Но самое необычное и, пожалуй, самое страшное, – он понял это лишь сейчас.

Утром солнце взошло. Вечером оно зайдет, и снова появится на небосклоне послезавтра. И это будет повторяться изо дня в день. Даже если нас не будет.