Скальпель

Шестнадцатилетнюю сестру Вани Юленьку похоронили в мае, когда на кладбищенских аллеях было уже сухо. Чёрные небольшие шапки снега ещё сохранились в тени некоторых деревьев, но это, судя по начавшему припекать весеннему солнышку, было ненадолго. Звенел колокол кладбищенской церквушки, чирикали какие-то птицы, радующиеся приближающемуся лету, печально - горько звучал приглашённый оркестр. Две красные гвоздички на могилку старшей сестрёнки Ваня положил сам, после чего немного отошёл в сторону и горько заплакал.
Народу на похоронах было немало: родственники, рыдающие тёти и бабушки, дед Игорь, класс Юли с их классной руководительницей Марией Александровной, подруги сестры с их двора и из параллельных классов. Море цветов, вздохов, причитаний и слёз. Не было только убийцы Юли Арсения и его родителей. Никто из них так и не пришёл на прощание с Юлей. Не пришли они и позже, хотя бы просто по-человечески покаяться и попросить прощения за содеянное. Более того, от них не было даже ни одного звонка.
Два суда, прошедшие позже, фактически ничего не дали. Тринадцатилетнего Арсения, взявшего без спроса покататься «мерседес» своего отца и сбившего насмерть на пешеходном переходе сестру Вани по существующему законодательству привлечь к уголовной ответственности было невозможно, а закона, позволяющего привлечь преступников, совершивших особо опасное преступление в малолетнем возрасте, после достижения ими совершеннолетия, в России пока не было. И вообще при помощи адвокатов отца Арсения дело сначала пытались представить так, будто бы это сама Юля чуть ли не бросилась под колёса сбившей её машины. Видеозапись с камеры дорожного наблюдения, на котором было отчётливо видно, что Юлю сбила машина Купцова прямо на пешеходном переходе, летевшую днём по городу со скоростью приблизительно сто тридцать километров в час, неожиданно куда-то исчезла. По городу поползли слухи, что здесь не обошлось без вмешательства влиятельных родителей малолетнего убийцы, отца Арсения Купцова известного прокурора и матери, занимавшей достаточно высокий пост в городской администрации. Несмотря на то, что произошедшая трагедия была широко освещена сначала местными СМИ, а затем и подключившимися столичными средствами массовой информации, несмотря на то, что после некоторых репортажей, прошедших по нескольким ведущим каналам телевидения и каким-то чудом после этого нашедшейся записи видео наблюдения, на исход дела это практически никак не повлияло. Чуть позже Ваня в сети обнаружил высказывания своих сверстников, из которых следовало, что Арсений в тот роковой день сел за руль отцовской иномарки, выпив перед этим банку алкогольного коктейля. На суде об этом факте, как ни странно, даже не упоминалось.
Арсений тем временем продолжал посещать школу. (Учились-то они в одной школе). Арсений как ни в чём не бывало улыбался девчонкам, которым он всегда нравился. С поднятым кверху носом, с ехидной ухмылкой, он, казалось бы, после этой трагедии чувствовал себя чуть ли не героем. Многие Арсения конечно же осуждали, но делали это почему-то втихомолку. Однажды, не выдержав такого наглого поведения убийцы своей сестры, двенадцатилетний Ваня схватил Арсения в школьном туалете за грудки и даже слегка порвал воротник его рубашки, но тут же получил от тринадцатилетнего более сильного и высокого Арсения удар кулаком в лицо, отбросивший Ваню к стене. Вот после этого события к убитой горем матери Вани, позвонила-таки мать Арсения, но совсем не для того, чтобы хоть и запоздало выразить ей свои соболезнования, а для того, чтобы предупредить, что в случае повторного нападения её сына-бандита на Арсения, она этого так не оставит и сообщит об этом куда следует. А ещё Арсений после данного инцидента почему-то был переведён на домашнее обучение. Якобы по состоянию здоровья. У Арсения было обнаружено переутомление, развившаяся вследствие пережитого им стресса бессонница. Странное дело, в школу Арсений больше не ходил, но это почему-то не мешало ему гулять по городу, встречаться с девушками, видели его даже и на дискотеках некоторых клубов. Рослый Арсений выглядел на несколько лет старше своего возраста, да и связи его родителей, видимо, предоставляли ему такие возможности.
Однажды Ваня, который долго бродил по вечернему городу, отъехав подальше от дома, (очень уж тяжело было ему наблюдать за страданиями матери, которую совсем недавно выписали из больницы после её попытки отравиться дома бытовым газом, и отцом, который, не выдержав навалившегося на их семью горя, всё чаще и чаще стал прикладываться к бутылке), он увидел Арсения в компании с Ленкой из параллельного класса. Они обнимались, что-то весело обсуждали, смеялись, Ленка, заигрывая, кривлялась перед Арсением, стараясь ему ещё больше понравиться, а затем, к удивлению Вани, они вообще начали целоваться.
Придя домой, Ваня вновь, как делал это часто в последнее время, стал листать их семейный фотоальбом. На фотографиях, находившихся в нём, всё ещё было так хорошо. Вот вся их семья вместе с Юлей отдыхает на море, вот Юля учит Ваню плавать, а вот она качает маленького Ваню на качели, вот читает сказки, вот они всей семьёй в белых медицинских халатах, (родители Вани и Юли врачи, папа хирург, а мама педиатр). Юлька тоже хотела после окончания школы поступать в медицинский университет. Вот ещё фотография со Дня рождения Вани. Он на ней, привстав на стуле, старается задуть три именинных свечи, а сестра ему в этом помогает. Вот ещё одна,на которой Ваня с Юлей делают операцию плюшевому медведю Потапу, удаляют ему аппендицит. Орудуют дети принесённым отцом по просьбе ребят списанным в больнице тупым скальпелем, щипцами и настоящим, правда без иглы, шприцем. У обоих на головах белые медицинские шапочки, а лица закрывают марлевые повязки. Отложив фотоальбом в сторону, Ваня взял в руки учебник по анатомии для вузов (после гибели сестры он твёрдо решил поступать в медицинский университет для того, чтобы их профессиональная династия не прервалась). Неожиданно с кухни раздался сдавленный плач. Заглянув на кухню, Ваня увидел свою абсолютно седую и, как будто постаревшую лет на десять за это время мать, державшую перед собой в руках фотографию Юли. Пальцы её подрагивали, а искусанные в кровь губы, сквозь всхлипывания шептали: Да чтоб этого гада, убившую нашу Юленьку, тоже вот кто-то также. Ведь должна же быть на свете хоть какая-то справедливость, если правосудие у нас такое. - Чтоб бог тебя, паразита, покарал!- погрозила она своим маленьким кулачком в сторону окна.
Вернувшись к себе в комнату, Ваня разложил перед собой на столе учебники химии, физики и биологии, полистал их, сделал у себя в тетради кое-какие записи, затем встал из за стола, подошёл к большому плакату, висевшему на стене, изображавшему строение внутренних органов человеческого тела, и стал его тщательно изучать.
Прошло около двух недель. Ваня пришёл домой достаточно поздно, около одиннадцати часов вечера. За окном накрапывал мелкий дождь и волосы Вани все были в мелких, переливающихся на свету бисеринках влаги. Лицо его было необычайно бледно и не по-детски сурово сосредоточенно.
-Ты где был, Вань?- устало прозвучал голос отца. - Ты же знаешь, в твоём возрасте, на улице находиться можно только до десяти вечера. Пожалей мать. Ей сейчас лишний раз лучше не волноваться.
-Где она?- негромко спросил Ваня.
-В комнате на диване,- вздохнул отец.
Не раздеваясь, Ваня прошёл в комнату к матери. Мать сидела на диване и тупо смотрела в телевизор. Там на видео снова была вся их семья: папа, мама, Ваня и Юля.
-Мам,- сглотнув, набравшись смелости, начал Ваня.
Мать повернула в его сторону голову.
-Мам,- охрипшим голосом вновь произнёс Ваня.- Я попал ему прямо в сердце, он не мучился, как и Юля. С этими словами Ваня положил на журнальный столик отцовский скальпель, которым они когда-то играли с сестрой. Только сейчас остро наточенный медицинский инструмент был вымазан в чём-то красном.
Вошедший в комнату отец при этом выронил из рук стакан с лекарством для матери. Стакан звонко разбился об пол и в наступившей тишине, всё пространство комнаты наполнилось знакомым запахом карвалола .
Ваня посмотрел сначала на мать, затем на отца и негромко произнёс: «Не беспокойтесь вы так. Меня вряд ли посадят, Мне ещё даже тринадцати нет, а двенадцать лет, это же, практически ещё детство, да и вообще я, наверное, находился в стрессовом состоянии».
Голос Вани звучал тихо, а в глазах его появилось что-то новое, незнакомое. Как будто проблёскивая, сталь, с прищуром смотрела на окружающий мир, а из-под прикрытых век пробивался холодный огонёк, схожий с тем, что опытный охотник безошибочно может заметить в глазах молодого волчонка.