Клички 5. Улица

Мы росли дикарями.  Как во  всякой обезьяньей стае среди нас была борьба за лидерство. Однако она не имела выраженного характера, потому что компания была не постоянной и зависела от забора, под которым мы сидели, или от рода нашего занятия. Игры в футбол, к примеру, или похода за катраном. Катран, съедобная трава с толстым стеблем, рос у военного полигона в десяти километрах от нас.
 
Я был главным выдумщиком в компании.

Из проволоки я делал  шпаги, загибая конец петлёй для безопасности. Мы увлечённо фехтовали, гремя эфесами из консервных банок. «Три мушкетёра» были нашей настольной книгой.

Как-то я набил в рабочие рукавицы туго свёрнутые кашне – получились добротные боксёрские перчатки.  Как раз прошли фильмы «Первая перчатка» и «Мексиканец» о красоте и мужестве бокса. Мы  самозабвенно лупили  друг друга по плечам и перчаткам.  Когда попадали в нос, было неожиданно  больно. Соперник  замирал, держась за "пипку", а партнёр  виновато спрашивал: «Что, больно, да?».

Миша Рындин вытягивал вперёд прямые руки и, двигая плечами, тыкал кулаками в зубы. Ни поднырнуть, ни достать его сбоку не получалось  - руками, как жердинами, Мишка держал дистанцию. Тогда я левой  сильно отбил его руки книзу и достал прямым в лоб. Мишка понял, что стиль его не безупречен.

Забава с улицы перекочевала в школу.  Между уроками  вспыхивали кроткие поединки.  Валёк Плужников был на год старше и крупнее меня. Он играл локтями, держа перчатки у лица. На ударе он провалился, я попал ему сбоку в челюсть и он поплыл. Стойку он держал, но взгляд остановиолся. «Ты чё, ты чё, Валёк?» - испугался  я.

На другой день, на большой перемене в спортзале  состоялся матч реванш. Минут десять мы плясали друг возле друга, красиво тыча кулаками. Когда прозвенел звонок, Валёк бросился вперед и похоронил меня под градом ударов. Я сел мимо гимнастической лавки, закрываясь  руками и ногами. «Нокаут!» – закричал рефери Лёвка Руденский. Я скрытно переживал своё поражение, потом нашёл объяснение – разница в весе!

 Как-то я сделал ружьё-самопал из куска старой трубы и мы у посадки охотились на воробьёв. Ни одного не подбили, но было страшно интересно. Я целился, а Цуня поджигал. Потом мы спугнули старого козопаса, справлявшего нужду в лопухах, он потребовал с нас документы на оружие и  пригрозил милицией.
Мы утопили ружьё в сортире и спрятались в подсолнухах. Милиция не явилась.

Однажды мы сделали ракету из велосипедного насоса. Порох продавался в охотничьем отделе магазина «Динамо»  в городе.  Пачка  пороха  стоила 50 копеек  - это  четыре эскимо на палочке.  Я сыпал порошинки на горячую плиту, они загадочно вспыхивали в полумраке и сладко пахли серой. Матери, естественно, дома не было.

Чтобы порох в ракете горел медленно, его надо смешивать с  угольной пылью.  Пыли не было и мы утрамбовали  порох с мукой. Конец  насоса сплющили и привязали метровую щепку - стабилизатор.  Пуск состоялся в балке за мостом, среди бела дня.  Мы просыпали к ракете дорожку из пороха, подожги и отбежали. Ракета взлетела, оглушительно стреляя  завертелась в воздухе, упала на землю, взорвалась и останки её улетели под железнодорожный мост. Женщины на огородах подняли возмущённый крик, вспомнили войну и пригрозили милицией.

 До конца дня мы отсиживались у меня в конце сада в зарослях. Милиция не явилась.

Потом я сделал пугач из охотничьего патрона. Гильза была стволом, боёк из гвоздя ударял в капсюль.  У меня хватило ума не сыпать в гильзу порох– хватало силы взрыва капсюля.  Удачным  выстрелом я  сбил войлочным пыжом чернильницу. Слава обо мне мгновенно облетела школу и через день на большой перемене пугач у меня похитили из-под  книжек в парте.
 
В то время (50-е годы) в народе ходили переделанные на матерный  басни. У меня была хорошая память, ребята садились в кружок и я рассказывал им про весёлую драку зверей в пивнушке, смягчая или выбрасывая совсем уж непотребные места. В школе мы заучивали стихи Пушкина и Некрасова, а на улице хотелось  животной свободы:

Три дня не унимается,
Бушует океан,
Как ... ... ... болтается
В каюте капитан.

От скуки не страдает
Садко, богатый гость,
Кондомы надувает
И лопает об гвоздь!

Ребята внимали, однако о прослушанном не говорили  - чувствовалось  неприятное «послевкусие» от грязной речи.

Итак, я был самым активным в ребячьей компании, а такое требует периодического «возвращения на землю».

Как я уже говорил,  в нашей несерьёзной борьбе-возне «все на одного», я запрещённым приёмом бросал ребят через себя. Однажды мы раздурачились до предела. Разозлённые моими бросками, ребята прижали меня к земле и мой друг Цуня устроил "слепой дождик". Брызги достались всем, но ребята были "не в счёт". Обижаться было нельзя. Я сделал вид, что ничего не произошло, бросил в ребят землёй, свалка заглохла. Ребятам тоже было неловко за глупое поведение.

Мы ещё не читали «Хаджи Мурат» и не знали, что подобное смывается кровью. А хоть бы и знали, нас это не касалось – мы не были мусульманами, мы были от всепрощающего православия.

Тем не менее, на другой день я вызвал Цуню на дуэль. Вернее, спровоцировал, без всякой связи со вчерашним. Мы разделись до пояса и стреляли из тонких резиночек надетых на пальцы. Клочок бумажки слюнявился, скручивался в тугой жгутик и сгибался пополам. Попадание было болезненным, от удара на коже вздувался желвак, как от укуса комара. Выстрелив, я пускался наутёк, заряжая на ходу. Потом убегал Цуня. Мы гоняли друг друга по двору, как драчливые кочеты.
Потом я нашёл бумажную трубочку на силикатном клее. Это и решило исход битвы. Я отрывал зубами куски и стрелял ими. Экономилось время на "заряжание". Это была тяжёлая артиллерия - от такого снаряда желвак получался в пятак размером.   Цуня бросился на меня, отнял трубку, скомкал и бросил в соседний огород.
Чем бы ни кончилась битва, мы были довольны - мы умели терпеть боль!

Мы чуть повзрослели и детские шалости отпали. Мы играли в клубном  театре, после занятий ездили в городской дворец спорта  на плавание. На беговой дорожке Цуне не было равных в стометровке.  Для занятий в различных кружках самодеятельности нам не хватало дней недели.  Из двух мандолин и гитары я сколотил оркестр и Горюнов, мучительно гримасничая от напряжения, изо всех сил нажимал нужную струну.
 
Вернёмся к прозвищам. Тоня Местоиванченко была  Место занято Иваном. Коля-Птенчик в профиль напоминал птичку. Вовка с соседней улицы носил флотские брюки и стал Черноморочкой.

Лихобаба  - это Валера Лихобабин. Он хорошо плясал и когда у нас был творческий час, он охотно плясал у доски. Валера ревниво относился к своей славе. Однажды я раздобыл большой бильярдный шар. Говорили, что он сделан из слоновой кости. Шарик неожиданно высоко прыгал от несильного удара о ступени лестницы, и я со своим шариком целых два дня был центром внимания своего и соседнего классов.

На третий день, когда в конце перемены прозвенел звонок на урок и ребята убежали, Валера взял мой шарик и сунул в карман.
- Отдай! – сказал я.
Валера молча зашагал  в класс.
- Гля, наглый, отдай! – возмутился я.
Валера молчал.
- Отдай мой шарик!
Валера как оглох.
Я дал ему по шее. Валера был на голову выше и свободно  мог поколотить меня. Но он смолчал и на это. Подзатыльник за шарик – выгодный обмен!

Шарик так и пропал. Валера играть им не мог – все знали, что шарик мой.

Многие клички происходили из детского лепета.  Витя Ковалёв был Калёля – так он малышом произносил свою фамилию. Валя Ледовская – Ледосяка. Жора Потетюнко  - Тюлюлю. Не возбранялось  досочинить: «Тюлюлю на одном костылю».

Однажды, по пути на речку, Жора поранил босую ногу. Кусок ржавой проволоки проткнул насквозь подушечку стопы у основания большого пальца. Жора по журавлиному поднял ногу, забормотал: «Вась, Вась, Вась!» - так чешут у кабана за ухом - рывком выдернул и отбросил поволоку.  Потом поплевал на ладонь, протёр больное место и пошёл дальше, чуть прихрамывая.

Ни воспаления, ни нагноения – какие могут быть микробы в горячей дорожной пыли!

23.06.14 г.

Рис. из НЕТа


Рецензии
Евгений Иванович!
Рассказ прочитал с великим удовольствием. Как всё знакомо. Моё детство было очень схожим с Вашим. Мы, как и Вы, не сидели дома, уткнувшись в телевизор, комп или в мобильник, всего этого тогда еще и не было, а большую часть времени проводили вне дома, на воздухе. Наши игры и занятия воспитывали у нас ловкость, стойкость, отвагу, смелость. Случались у нас и "выяснения отношений", и потасовки. И они тоже нас воспитывали, прежде всего умению постоять за себя и за своих.

В мушкетёров и мы играли, упоминаю об этом в миниатюре "Старинные вещи. Тарелка".
Делали мы и пугачи, но не из патрона, а из медной трубки. Надфилем сбоку в трубке делался пропил, с одного конца трубка загибалась и прикреплялась к деревянной рукоятке, получалось настоящее огнестрельное оружие. Для того, чтобы произвести выстрел, в трубку набивалась сера, соскобленная со спичек, а в качестве пули вставлялся кусочек толстой проволоки, заряд прикрывался пыжом из пакли или ваты, затем несколько спичек привязывались к трубке таким образом, чтобы серой они касались пропила, и оружие к бою готово. Чтобы выстрелить, надо было спичечной коробкой чиркнуть по спичкам, они загорались и через пропил поджигали серу, находившуюся в трубке, происходил выстрел. Мишень из фанеры проволочной пулькой пробивалась насквозь.

Стреляли и мы из тонких резиночек надетых на пальцы. А когда однажды воевали улица на улицу, в качестве боезапаса приготовили много пулек, но не из бумаги, а из проволоки. Ими и стреляли в своих противников, не подумав, чем это может обернутся, если такая пулька попадет в глаз.

Вот такие воспоминания навеял на меня Ваш интересный рассказ о далеком детстве, за что большое Вам спасибо!

Добра Вам и мира!
С уважением -
Вадим Иванович


Вадим Прохоркин   31.03.2022 07:42     Заявить о нарушении
Эх-х!... до сих пор хочется взять кусок трубы, сплющить, пропилить сбоку напильником, пробить сломанной иголкой дырочку, зарядить, чиркнуть по запалу, вскинуть руку спрятав голову в плечи, переждать короткое шипение запальных спичек, и сладострастно бабахнуть в тёмное небо! Потом тебя пацаны уважительно и со знанием дела спросят: "С одной или с двух?" Имеется в виду с одной коробки спичек или с двух.
Проволочками из резиночек мы избегали стрелять - потом вся школа обсуждала закулисно некого Вовку, который проволочкой пробил кожу на руке Верке из пятого "Б".А по воробьям (как тогда говорили "по жидам") стрелять было бессмыслено, для этого нужен был "прячь" - пращ, рогатка.

Евгений Нищенко   01.04.2022 06:15   Заявить о нарушении
А я однажды из рогатки подбив воробья, и не потому, что их называли "жидами", а из-за охотничьего азарта. Но это был единичный случай. А вот на ворон и сорок, которые в прошлом году склевали у нас весь урожай черешни, я бы поохотился с удовольствием.

Вадим Прохоркин   02.04.2022 18:45   Заявить о нарушении
Мы называли воробьёв жидами без всякой задней мысли - в 50-х ещё жило в народе такое "самоназвание". Воробьи подчистую обклёвывали подсолнухи, стаями наносили урон пшенице. "Когда Христа распинали, они (воробьи) гвозди палачам подносили!" - обосновывали свою нелюбовь к вредителям недовольные пахари и сеятели. Антисемитизм, кстати, в пятидесятых жёстко подавлялся сверху, а как верхи боролись с весьма живучим семитизмом, нам не докладывали.
Охотничий азарт был неистребим в наших генах, мы, уже почти зрелые недоросли, уходили с рогатками охотиться в посадку. Там азарт овладевал нами в полной мере. Воробья "скрадывать" очень непросто - дежурный старый воробей замечал нас, тревожно стрекотал и гомон воробьёв мгновенно стихал. Когда слетали молодые и совершенно беспечные, мы не охотились - по ним стрелять было неинтересно - они только глупо провожали взглядом пролетающие камушки. Да и попасть в них было весьма проблематично потому, что стрелки из нас были никакие. Лишь однажды я убил старого воробья и только потому, что он слетел и случайно попал под мимо пущенный камешек. И было мне его очень жалко!
Все несомненно знают притчу об истреблении воробьёв в Китае с последующим восстановлением их поголовья.

А черешню у меня скворцы склевывали! Но птицам доставались те ветки до которых я никак не мог дотянуться ни с земли, ни с дерева! Сейчас птичья братия сыта с городских свалок и черешня на 9/10 пропадает не съеденная!

Евгений Нищенко   03.04.2022 10:38   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 4 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.