Властелин поневоле-24

*  *  *

Придавленный мыслями о том, что из-за случившегося со Славной рухнул план моего спасения, я брел в полной растерянности, плохо понимая, куда и зачем иду.

И вдруг над самым ухом бодро прогремело:

– Да продлятся дни великого повелителя до тысячи тысяч солнцеворотов!

Эти слова я уже хорошо понимал без транслейтера. Обернувшись, я увидел нахально-веселую рожу проспавшегося наконец-то Хитра.

– Повелитель, милость которого не знает границ, угостил своего верного слугу бесподобным напитком! За такой дар его богов веселья Хитр готов служить своему господину вдесятеро ревностней прежнего! – радостно отрапортовал он.

– Да-да, Хитр! – механически согласился я, продолжая брести, как сомнамбула, неведомо куда.

Но внезапно я застыл как вкопанный. Слова Хитра о готовности еще ревностней служить мне зацепили в моем мозгу какой-то важный рычажок, и в голове сразу посветлело. А ведь он повстречался мне сейчас удивительно вовремя, понял я.

– Да-да, Хитр! – повторил я теперь уже вполне осознанно. – И твое усердие я сумею оценить по достоинству. Если ты сегодня сможешь сделать для меня одну вещь, тебя будет ждать куда более высокая награда.

– Для своего повелителя Хитр сделает все!

– Тогда слушай. Поселившись в Большом доме, я полагал, что особа повелителя священна, и никто не посягнет на то, чтобы тайно выведывать, о чем их господин беседует с теми, кого он призвал к себе.

Физиономия Хитра приняла крайне озадаченное выражение: уж не о его ли обязанностях ведет речь повелитель?

– Так оно и есть, мой господин, – наконец не вполне уверенно ответил он.

– Точнее, так оно и было, пока ты безотлучно находился рядом с повелителем, – поспешил я уверить Хитра в том, что сказанное мной к его службе никакого отношения не имеет. – Пока ты был рядом, никто не осмеливался так вероломно вторгаться в дела, которыми занимается их господин. Но стоило мне отправить тебя за вождем того селения, как я стал замечать, что слова, произнесенные в Большом доме с глазу на глаз, каким-то образом незамедлительно доходят до тех, кому я хотел бы сказать нечто иное…

Надо было видеть в этот момент Хитра!

«Ну как можно так делать! – красноречиво говорил – и даже не говорил, а просто-таки кричал – весь его облик. – Ведь именно для этого сюда приставлен я! И вдруг какая-то самодеятельность неведомых конкурентов… Что это значит – мне не доверяют?»

– Мудрейший и величайший из повелителей! – заговорил он, и в его ответе слышалась заметная растерянность. – Если то, о чем ты сказал, не почудилось тебе, то избавить тебя от наглецов, посягнувших на конфиденциальность ведущихся в Большом доме разговоров, – дело действительно несложное…

(Конечно, Хитр вряд ли употребил на своем языке слово, эквивалентное нашему понятию «конфиденциальность». Он, безусловно, выразился как-нибудь иначе. Но мой транслейтер перевел его высказывание именно так, и мне не остается ничего, кроме как повторить сейчас сообщение транслейтера.)

– Несложное? Вот как! А мне представлялось, что, наоборот, чрезвычайно сложное…

– То есть, я хотел сказать, что для кого-то другого из верных слуг повелителя оно, на-верно, действительно чрезвычайно сложное. Но только не для Хитра. И совсем скоро ты сможешь в этом убедиться, величайший!

Ну, разумеется! Другого ответа я и не ожидал – ведь на карту поставлена, говоря по-нашему, профессиональная репутация моего адъютанта-соглядатая, как бы это понятие ни формулировалось на его языке.

– Я даже знаю место, откуда можно услышать все, о чем говорят в Большом доме! – не удержался Хитр от соблазна сообщить то, о чем ему говорить вообще-то не следовало.

Конечно, знаешь. Еще бы тебе его не знать!

– Ты сделаешь это прямо сейчас? – напомнил я о срочности просьбы.

– Да. Стой здесь, повелитель. Я скоро вернусь!

И он умчался куда-то, счастливый от того, что наконец-то представилась возможность заняться настоящим делом – тем, к чему у него лежала душа, а заодно – если повезет – еще и разобраться с неведомым конкурентом.

А я подумал о том, что как бы это дело ни кончилось, в моей ситуации все равно кардинально ничего не изменится. Зато если Хитру удастся выполнить поручение, я покажу верховному жрецу, что тоже умею кусаться – и, возможно, больно.

…Минут через пятнадцать Хитр возвратился. С собой он вел десяток с лишним воинов. Все вместе мы направились к Большому дому.

Подойдя туда, он разбил свое воинство по парам, поставил каждую пару в определен-ном месте у стены и обратился ко мне:

– Смотри, величайший из правителей, откуда подслушивались твои разговоры!

Я подошел. Участок, на который указывал Хитр, ничем не отличался от остальной стены – такие же густо переплетенные ветви, тянувшиеся от глиняного основания до крыши, поддерживаемой поставленными рядышком друг с другом деревянными столбами. Завеса из ветвей и листьев выглядела очень плотной, и казалось, что нарушить ее целостность не так-то просто. Однако Хитр ухватился за одну из ветвей, легко потянул – и передо мной открылось отверстие, в которое вполне можно было протиснуться.

Хитр немного отстранился, приглашая меня заглянуть внутрь. Я засунул туда голову и обнаружил, что на некотором расстоянии от внешней стены проходит точно такая же внутренняя, и пространства между ними вполне достаточно, чтобы в нем можно было осторожно перемещаться. Образованная двумя стенами щель уходила в даль, насколько мог в полумраке рассмотреть глаз. Взглянув вниз, я увидел, что дно этой щели расположено существенно ниже уровня пола Большого дома и на нем тускло поблескивает вода.

«Все ясно, – понял я. – Вот она, дренажная канава, куда отводятся из Большого дома дождевые стоки. Значит, канава проходит по всему или почти по всему периметру постройки. А в жаркую сухую погоду эта полость между двумя стенами со слоем воды на дне к тому же служит своеобразным кондиционером. Неплохо придумано! И лаз, который показывает мне сейчас Хитр, безусловно, не единственный. Очевидно, их столько, сколько пар воинов расставил мой адъютант у стены. Основное назначение этих замаскированных отверстий – конечно же, вентиляция. Кроме того, через них в щель, видимо, проникают работники, которые должны же время от времени отводить застоявшуюся воду, чистить канаву и заполнять ее свежей водой. Ну а использование этого пространства для подслушивания… О такой возможности, несомненно, известно подлинному вождю, и он наверняка в состоянии предотвращать подобные поползновения, от кого бы они ни исходили. Разве что ему самому иногда становится нужно, чтобы кто-то смог тайно услышать, о чем говорят со своим повелителем некоторые соплеменники… А вот периодически поселяемым в Большом доме временным вождям вроде меня эта хитрость, конечно, неизвестна. И мне бы она осталась неизвестной, не сыграй я сегодня так удачно на струнах души Хитра. Потому что в немногие дни эфемерного правления этих бедолаг вторая функция межстенного пространства, должно быть, и становится главной – ведь верхушке властителей острова, разумеется, хочется знать, по каким делам приходят в эти дни в Большой дом их подданные».

…Я высунул голову обратно, кивнул Хитру: «Мол, все понятно, действуй!»

– Если он сейчас там, деваться ему будет некуда! – хмуро произнес Хитр и с неожиданной ловкостью нырнул в лаз.

Я услышал, как под его ногами захлюпала вода. А немного погодя стали доноситься глухие вскрики, звуки резких всплесков воды и упорной борьбы. Эта возня продолжалась довольно долго.

«А что если соперник окажется ловчее и сильнее Хитра? – внезапно спохватился я. – Или вдруг их там двое…»

Приведенные Хитром воины невозмутимо стояли на тех местах, куда он их поставил, не предпринимая ни малейших попыток прийти ему на помощь. И мне не оставалось ничего другого, кроме как так же безучастно дожидаться исхода поединка.

Наконец вскрики и возня прекратились. Характерное хлюпанье воды доложило, что Хитр со своим соперником возвращаются к лазу. Воины тут же оставили свои посты у других лазов и сгрудились около того места, откуда мой адъютант исчез в щели.

Едва голова и плечи пленника Хитра показались в отверстии, десяток рук крепко вцепился в него. Воины выволокли шпиона наружу и поставили у стены, надежно удерживая его.

Следом из лаза вывалился Хитр и встал рядом.

С изодранных одеяний обоих участников поединка струями стекала вода, оба были с головы до ног сплошь измазаны мокрой глиной, оба – в многочисленных кровоподтеках. Но выглядели они при этом совсем по-разному.

Хитр смотрел орлом, счастливый, что он сейчас сумел обломать рога тому, кто имел нахальство присвоить весьма деликатные функции, которые входили исключительно в компетенцию Хитра.

Но для меня гораздо интереснее было наблюдать за его соперником. Весь вид того выражал полнейшее безразличие к происходящему – как будто вовсе не его вытащили сейчас из тайника, самовольное проникновение в который каралось на острове никак не меньше чем смертью.

Он молчал, и в его глазах не читалось ни страха, ни мольбы о пощаде, ни смирения, ни раскаяния, ни решимости бороться до последнего, ни торжества от того, что подслушанное все же удалось передать хозяину, и оно сослужило тому соответствующую службу. Ничто не читалось в глазах пленника!

И я подумал, до какой же степени способен верховный жрец воздействовать на волю разумного существа, превращая его в бездушный и бездумный инструмент, пригодный для единственной цели – слепого повиновения в выполнении поставленной ему задачи.

Между прочим, завтра мне предстояла решительная схватка и с самим верховным жрецом, и со всеми его ходячими инструментами, которых могло оказаться очень немало. И выйти из этой схватки я был обязан победителем…

– Вот, повелитель, тот ублюдок, который посмел проникнуть в тайны твоих речей! – торжественно доложил Хитр.

– Спасибо, Хитр! Сегодня я очень доволен тобой…

– Повелитель! Разве ты ни о чем не хочешь спросить его?

– О чем, например?

– О том, кто его подослал! – как о само собой разумеющемся недовольно подсказал Хитр.

– Посмотри на него! Он все равно ничего не скажет…

– Скажет! Если об этом попрошу я…

Откуда-то из складок своего одеяния Хитр вытащил кинжал и для начала глубоко вонзил острие в мякоть плеча пленника.

И опять у меня возникло ощущение, что боль от раны испытывает кто-то совсем другой, а наш пленник просто смотрит на все это со стороны: он не издал ни звука, ни единым мускулом не вздрогнул и ничто не изменилось в его лице. Вот кто не скажет ничего, даже если его начнут резать на кусочки, невольно подумал я.

Однако Хитр, похоже, был настроен весьма решительно. И если он все же сумеет добиться, чтобы пленник заговорил, то упоминание персоны верховного жреца мне сейчас совсем не нужно.

– Оставь его, Хитр! Меня не интересует, кем он подослан.

– Жаль, повелитель! Тогда прикажи, как с ним поступить…

«Неужели он сейчас скажет, чтобы я отпустил эту падаль?» – недвусмысленно читалось на лице моего адъютанта.

Успокойся, Хитр, на этот раз я так не скажу. А ты, Славна, прости меня – ты наверняка не одобрила бы такое решение. Но именно ради твоего спасения я должен это сделать.

– Я повелеваю поступить с ним так, как предписывают обычаи племени! – твердо сказал я.

Хитр облегченно вздохнул.

– Да исполнится воля великого повелителя! – подвел он черту под нашим диалогом, и впервые с момента моего воцарения эта фраза Хитра не сопровождалась печальной интонацией.

Он встал напротив своей жертвы, эффектно замахнулся кинжалом и на несколько секунд застыл, пронзительно глядя в глаза пленнику. Но там по-прежнему была поразительная пустота – как будто сейчас удар кинжала оборвет вовсе не его жизнь.

Хитр глубоко вдохнул и со всей силой, на какую был способен, ударил его в грудь, вонзив кинжал по самую рукоятку.

Воины, по-прежнему крепко державшие пленника, разом отпустили его, и тот, так и не издав ни единого звука, как-то по-игрушечному резко перегнулся и рухнул на землю, словно марионетка, кукловод которой одновременно выпустил из рук все ниточки.

Хитр ногой повернул безжизненное тело на бок, вытащил из раны кинжал, деловито обтер его об одежду убитого и убрал на место под свои одеяния. Дело было сделано.

Несколько воинов ухватились за ноги трупа и куда-то поволокли его. Остальные двинулись следом.

И только теперь я вспомнил, что в дни, когда верховный вождь пребывает в статусе властителя вчерашних дней, казни на острове запрещены. Но Хитр-то и воины не должны были об этом забыть. Выходит, вековые традиции и обычаи здесь соблюдаются не во всех случаях? И не всеми?..

Хитр некоторое время провожал взглядом удаляющуюся процессию воинов, потом повернулся ко мне:

– Повелитель, ты обещал награду!

Это было уместное напоминание. Доведенный непривычно жестоким зрелищем почти до шокового состояния, я совсем забыл о своем обещании. Но что же может стать обещанной наградой? У меня ведь уже не осталось при себе ничего, что можно было бы подарить аборигенам…

– Хитр, завтра я буду уподоблен богам. Как только это произойдет, я расскажу им всем о твоей ревностной верной службе. И ты до конца жизни будешь облачен великой милостью всех богов.

– Это воистину достойная награда, повелитель! – ответил Хитр, но по его тону мне показалось, что мой адъютант несколько разочарован таким поощрением.

– Но это не все! – вовремя вспомнил я, что еще одно сокровище у меня имеется, и поспешил исправить оплошность. – В знак особой признательности твоего повелителя прими за свою доблесть и храбрость пять зубов крэка с этого ожерелья.

Я снял с шеи транслейтер, с трудом развязал узел веревочки, на которой он со времени начала моего властвования был подвешен, и, отсчитав обещанное количество из числа нанизанных на нее зубов, обладавших великой магической силой, торжественно вручил их Хитру.

– Это – воистину достойная награда, повелитель! – повторил мой адъютант – теперь уже совсем другим тоном.

(Продолжение http://www.proza.ru/2014/06/25/1182)