Рижский рынок

Рассказ напечатан в сборнике РСП 2015 том 4

   Станции московского метро – шедевры искусства и архитектуры. Это неоспоримо. Но для каждого жителя моего города ещё и какая-то своя история. Начало двухтысячных - это трагедии прерванных человеческих жизней.  Но я сейчас о другом. О жизненных лоскутках, связанных с приездом на станцию. Пожалуй, если так народ поспрашивать, то наберётся роман.
   Рижская. Станция на Проспекте Мира, напротив Рижского вокзала.  В конце 80-ых при выходе из метро, там располагался Рижский рынок. Торговали на этом месте с начала 20 века. Но 80-ые подарили небывалую свободу торговли кооператорскому движению. На Рижском можно было купить абсолютно всё – от укропа до автомата Калашникова.  Мы с подружкой туда наведались за «Пирамидами» – модными джинсами голубого денима с характерной нашивкой. Шёл 1990-ый. На рынок ехать было вовсе не весело, а очень даже страшно. Разгул бандитизма, рэкета и цыганок.  Но «Пирамиды» того стоили. И потом, кто не рискует, тот не носит «Пирамид». А очень хотелось. Накопила триста рублей. Мамочка выделила, на дни рождения дарили, стипендию свою жалкую неповышенную откладывала, а это 37 рублей да пополам.  Первую и самую важную половину - в семейный котёл, вторую – самую дорогую – под бельё дешёвенькое на полочку. Очень хотелось на трусы производства фабрики «Большевичка» натянуть «капиталистическую разнузданность». Так соседка по коммуналке, баба Люба, 90 лет от роду, выразилась. Баба Люба и не баба вовсе, а «ея Высокородие» Любовь Николаевна Плавильщикова - написано на свидетельстве о рождении, красивой бумаге с какими-то завитушками. Что за завитушки я не запомнила. После смерти Любочки, свидетельство забрали члены семьи, как доказательство высокого фамильного происхождения. А мне, рабоче-крестьянской пацанке было не до вензелей. Мне до «Пирамид» на Рижском рынке. Бабе Любе, конечно, доверять стоило. Французский там с немецким в совершенстве, фоно, немецкое право и много чего ещё. Это в голове и пальцах. А на тельце иссушенном платьица с заниженной талией и пуговками спереди,  отглаженные кружевные воротнички, тоненькие поясочки, обязательное нижнее платье, туфельки с перепоночкой на небольшом каблучке  или  лодочки с бантиком сбоку («чёрте чё и сбоку бантик» – моё тогдашнее мнение, дурочки рабоче-крестьянской), беленькие такие, я думала, что Ахматова именно про эти писала «натёрты мелом башмачки», но башмачки, точнее боты у бабы Любы были синие, из плотной ткани с лакированным мыском и рядом мелких чёрных пуговичек. А на голове вечные кудряшки. Для этого, понятно, каждый вечер накручивались бульбочки из семи тряпочек. На эти две волосинки. Короче – звезда стиля «ретрошик». Но это я сейчас понимаю. А тогда верхом шика были «Пирамиды». Всё. Баба Люба, Вы отстали от жизни. На девяносто лет. Баба Люба что-то про цыганок там ещё говорила…мол, очаруют, околдуют, триста рублей отберут, и останусь я «без капиталистической разнузданности, хотя может оно и к лучшему». 
- Ну что я – парень, чтобы меня очаровывать?! – не поверила я, и мы с подружкой Иркой рванули на Рижский.
   Вышли из метро, и сразу закрутило нас. Люди - снуют, ларьки – меняются, шум, гам, не пойми что творится. Мы в один ларёк забежали, «Пирамиды» увидели, быстро померили, прям на то, во что были одеты, расплатились и бегом. Я пакет к себе прижимаю, счастливая, что деньги успела потратить до того, как меня очаруют. И тут... она. Цыганка. Яркая, черноволосая, черноглазая, с чёрными мыслями – это ж сразу видно. И цыганка видит эту…меня, то есть: русую, голубоглазую, с мыслями исключительно счастливыми, с пакетом, к груди прижатым. Опытная, она сразу смекнула: в пакете счастье её. И давай очаровывать:
- Красавица моя! Дай руку, всё скажу - с кем счастлива будешь, кто замуж позовёт, давай бриллиантовая моя, ручку, отпусти ты этот пакет, чего вцепилась…
    А я, бабой Любой подкованная, пакет не даю – не очаровываюсь. И потом с кем мне счастливой-то быть? Учусь я в педагогическом училище. Там на всё училище два парня, и те уже разодраны на сотню маленьких женишков. Так что замуж меня вряд ли кто позовёт в ближайшее время. А цыганка всё настаивает, околдовывает:
- Знаю, знаю, с подружкой приехала, что, вещички купила? Дай, погадаю, как носиться будут, кого в них встретишь, кто замуж позовёт?!
   Ну не на того конька цыганка села. Я в пакет ещё пуще вцепилась и кричу Ирке: «Бежим! Колдуют уже!» И тут цыганка извернулась, на руку мои волосы длинные русалочьи намотала и шипит мне в лицо:
- Пакет давай, сссссука!
   Вот где страх мой ретируется из головы и сердца, вот где зверюга внутренний очухивается. Нет, не учила меня этому баба Люба. Она ж меня барышней кисейной воспитывала. А я-то... как развернулась, да как пихнула в груди декольтированные в оборках. Цыганка осела на асфальт. А тут со всех сторон кинулся на помощь к ней табор. А мы с Иркой в метро нырнули, как в омут провалились. И были таковы. Любочке не стала я рассказывать о приключениях своих. С гордостью продемонстрировала в боях добытые "Пирамиды". Ея высокородие их американородие не одобрила. А гнев праведный клокотал ещё долго. С тех пор цыганки меня стороной обходят и даже убегают, завидя. Глаз с них не свожу. Чувствуют что-то.
   А суженого я всё же встретила, одетая в те "Пирамиды". Точнее так - сначала ряженого, а потом суженого. Ещё бы… лет восемь носила. Уж пора было и замуж.
   Была ещё одна покупка на Рижском, спустя несколько лет. Поспокойнее в мирке сделалось. Купила я там туфельки первые на каблучке. Чёрные с золотой пряжечкой. Надела и вышла к другу. И спрашиваю мнения:
- Ну как?
А он возьми и скажи:
- Королевские туфельки достойны своей королевы.
   Ничего я тогда не поняла.