Лето
- Серый, гля: Клеопатра, - докатилась ко мне звуковая волна восторга.
Слева от меня сели на мель изумления два молодых пролетария, выплюнутых после смены местным заводом-гигантом в жаркий пятничный вечер. Высокопарность чужого восторга заземлила мое внутреннее «ля», и я, привыкшая чаще слышать «Эй, рыжая!» или «Чувиха!», с непривычки насторожилась.
- А волосы, волосы, Серый, ты только гля! – Не унимался пролетарий.
Трамвай громогласно причалил, и я с облегчением взлетела в пыльный красный вагон. Неожиданный мой обожатель разочарованно подытожил:
- Клеопатра… Вот, бля…
А лето не унималось, изгибая мою дорожку придурковатым зигзагом. В городе пролетариев каждый хоть раз пролетарий. Я теперь знаю точно, где арматурный цех: по комсомольской путевке меня подарили на месяц тресту номер семнадцать. Хоть зазубри все хокку, хоть обрыдайся Ван Гогом, а в жизни опять – разворот. Рабочие будни, вечно с бодуна бригадир Ваня, сварочный аппарат полуавтомат, арматура крест-накрест, педаль, отворачиваюсь, искры летят, запах гари, пропаленные джинсы, бригадный подряд. Черт, а может быть даже где-то с моей арматурой в шлакоблоках дома стоят!
Под вечер лето взбиралось на крышу, раскладывая рогатки, чтобы стрелять по звездам, которые будут падать на головы юным дурам, загадывающим желанья о вечной большой любви.
А лето неутомимо. А лето щедро на зигзаги. Оно кидает под ноги развороты судьбы, как дары. А мое «ля», мое внутреннее звонкое «ля» неистребимо. И я, перескакивая из вагона в вагон, электростатически искрю колкостями, смеюсь, плачу, пою. И так многого не знаю, и так многого хочу!.. Лето неутомимо. «Ля» неистребимо. А я принимаю дары.
- Эй, рыжая, есть запасная ручка? – Тычет мне в спину вопросом незнакомец с задней парты на вступительном экзамене в универ.
Поворот головы – разворот судьбы. Позади – молчаливый приятель моего недавнего околотрамвайного обожателя:
- Клеопатра, ты?
Солнце дышит жизнью. А жизнь швыряет под ноги лето, весну и осень… вопросы… ответы… дары.
Свидетельство о публикации №214062300916