Тайна гостиницы Москва

В советское время я, как все офицерские дети, была освобождена от изучения языков союзных республик, мы должны были изучать литературу в русском переводе, и отвечать по-русски. Я радостно согласилась на такой компромисс, помечтав в душе, что вот если б освободили еще от истории и географии…
Затем я просто влюбилась в беларуский язык, и читала только в оригинале. Более образного и поэтичного языка не существует! Скажем, в русском языке есть кисть малярная, кисть руки, кисть винограда – в беларуском языке для каждого свое слово. Или не одно: яркая звезда вечером: «зорка», а утром, бледная – «знiчка». А чудесное слово «нязграбны»! Правда, сразу все понятно?  На русском языке можно долго описывать человека, а тут – одно слово, и все с ним ясно.
Наверно, столько талантливых поэтов на беларуской земле родилось именно в следствии поэтичности самого языка.

Янка Купала - это один из духовных символов Беларуси. Белорусская литература в своём становлении очень многим ему обязана. Как и все классики, Янка Купала является вечно актуальным, он всегда будет входить в ряд выдающихся людей Беларуси.
Рано ушедших гениев мы не представляем стариками! Янка Купала погиб, когда ему оставалось до 60-летия чуть больше недели. Разве это возраст для поэта? Щеголеватый, элегантный мужчина с умным, с легкой грустинкой, взглядом смотрит с последних фотографий. А может, и с небес.

Существовал  миф, что Янка Купала был родом из бедной крестьянской семьи. Иван Луцевич был из старинного шляхецкого рода. Советская власть не доверяла Купале и не считала его своим. Его постоянно вызывали на допросы.
Первые произведения Купалы — несколько лирических стихотворений на польском языке, опубликованы в 1903—1904 годах в журнале «Ziarno» («Зерно») под псевдонимом «К-а». Первое стихотворение на белорусском языке — «Мая доля» (датируется 15 июля 1904 года) в газете «Северо-Западный край». После этой публикации Купала начал систематически появляться в печати; стихотворение «Мужык», опубликованное в этом же году, можно считать его успешным литературным дебютом и началом восхождения на литературный беларуский олимп. Его ранние стихи типичны для фольклора в беларуской поэзии XIX века.
Первые стихи Я. Купалы, написанные на польском языке, явились ученическими произведениями, в которых хорошо заметно большое влияние на Купалу творчества польских романтиков XIX века: в своих сонетах он стремится сохранить звучание и стройность поэтической строки А.Мицкевича, в других предпочтение отдает раскрепощенности сонетных форм Ю.Словацкого.
Используя характерную для польской поэзии силлабическую систему версификации, Купала не смог преодолеть влияния на свое творчество традиционного для беларуской народно-песенной поэзии тонического стиха. Стабильное количество слогов в каждой строке - это очевидная дань польской силлабической норме, постоянное количество акцентных слогов, незавершенность какой-либо одной ритмической каденции - признаки заметного влияния беларуского народного стиха. Нередко Я, Купала бессистемно соединял в одной строфе как ямбические, так и хореические размеры, широко вводил амфибрахий, использовал тонированную строку, не придерживался канонического правила, запрещающего употребление именного слова более одного раза. Наоборот, отдельные, в том числе и заглавные  слова и даже целые словосочетания выполняли в его текстах своеобразную роль рефренного повтора, задача которого - большая конденсация основного пафоса произведения. В этом плане Купала продолжил традиции Шекспира, Пушкина, Мицкевича, Франко.
Оригинально окончание многих купаловских сонетов, выраженное в мысли-проблеме /"Я люблю", "На суд", "Чаму?". Белорусский классик намного расширил рамки жанра. В сонетах проявились глубокие размышления автора над судьбой человечества, над своим призванием народного песняра, проблемами войны и мира.
Маё цярпенне
Маё цярпенне, мой крывавы боль –
 Што значаць перад мукамі мільёнаў,
 Дзе безнадзейны стогны родзяць стогны,
 А слёзы грызуць вочы ўсім, як соль!

Хоць дух мой ўзносіцца пад неба столь, –
 Як галавой аб мур, там б'е паклоны.
 Але як мал мой гэты ўздых шалёны...
 Мой крык перад малітвай свету – ноль!

І веру я, што я нішто ў быцці –
 Іначай думаць не дае сумленне, –
 Аднак чаму ж здаецца мне нязменне,

Што меж майму цярпенню не знайсці,
 Што так вяліка мне яно ў жыцці,
 Як міліёнаў разам ўсіх цярпенне!

Проблема свободной творческой деятельности  со стороны художника слова считалась крамольной для того времени и стоила многим авторам не только разлуки с родными местами, но и жизни. Именно это обстоятельство привело в 30-ые годы к упадку беларуского (и всего советского) искусства слова, в том числе к игнорированию многих литературных форм. Среди них оказался и сонет.
В 1925-м он получил звание народного поэта, а затем чередой пошли премии, награды. Но за все приходилось платить. Раз тебе что-то дали и ты это взял - значит, что-то ты должен. Иначе не бывает, иначе не может быть. Поэтому не спрашивай, почему от тебя требуют очередную дрындушку (так называл свои «советские» стихи автор) написать. Или письмо покаянное…
 Это драма не только Купалы. Многих. Сегодня легко сказать: можно было не взять, что давали. Да, можно было. Но тогда взяли бы тебя.
А его, чтобы мучился еще больше, посылают за границу уговаривать вернуться в счастливую Советскую Беларусь тех, кто эмигрировал на Запад. К примеру, членов рады БНР - первого белорусского правительства в эмиграции. А кто в этом правительстве? Друзья Купалы да знакомые… Некоторые, как премьер-министр правительства А.Цвикевич, вернулись - и кончили жизнь в лагерях, в Куропатах. Нет свидетельств, что они вернулись из-за Купалы, никто не сказал, что именно Купала уговорил их вернуться. Но сам он понимал: они смотрели на него - народного, награжденного, успешного - и уже этим, без его уговоров, могли искуситься… На что, собственно, и рассчитывали те, кто посылал Купалу за границу, не давая ему никаких инструкций. Просто, мол, съезди, выпей в Праге пива с друзьями…

Владимир Некляев утверждает: «В начале 90-х, собирая документы для эссе о Купале, я получил доступ (тогда его можно было получить) к архивам КГБ и могу свидетельствовать: за Купалой нет доносов. Ни одного! И это в то время, когда все доносили на всех. А мучился он, потому что поэт. Да и по характеру не был особенно сильным человеком.
И сейчас Купалу обвиняют в том, что он не остался за границей. Тогда бы, мол, и поэтом остался, дрындушки бы не надо было писать. Как сказать… Во-первых, не так просто решиться на эмиграцию, когда ты дома - Купала, а за границей - никто. Во-вторых, и это главное, если и был кто-то всей своей сутью белорусским поэтом, так это Купала».

15 ноября 1930 года песняра вызвали на допрос чекисты — по делу «Союза освобождения Беларуси».
Суровая вышла беседа. Для начала пришлось покаяться.
«Кажется, в 1921 году мною было написано стихотворение «Перад будучыняй». Причиной того, что в нем ярко выразилась националистическая окраска, было то отчасти, что территория БССР была в то время только из шести уездов бывшей Минской губернии. К тому же презрительное отношение реакционных элементов населения к белорусскому языку и белорусизации способствовало такому настроению. Впоследствии, разумеется, мне и в голову не приходило написать подобное стихотворение.
В 1922 г. мною была написана пьеса «Тутэйшыя», в которой я задавался целью высмеять приспособляющегося чиновника и отобразить в шутливой форме некоторые моменты переходного времени. Пьеса эта была поставлена в театре наспех и непродуманно и прошла незаметно. Возможно, не все места в ней я и сам как следует оформил. Вообще, пьеса эта не удалась мне».
Но Купала не хочет подвести друзей:
«Кто бывал у меня? Бывали партийные и беспартийные. Из партийных — т. Жилунович, Чарот, Прищепов, Балицкий, Ульянов, Василевич, Стасевич, Шипила и др., из беспартийных — Некрашевич, Колас, Лесик, Ластовский и др. Что делали? Играли в карты (воза, преферанса), в шахматы, пили, закусывали, к тому же, как многим известно, я сам время от времени люблю выпить.
Бывали все у меня открыто, перед никем это не скрывалось, как и всюду между знакомыми водится. И я никак себе уразуметь не могу, чтобы такое обыкновенное явление, как посещение знакомых, в том числе и ответственных партийцев, считалось подозрительным и незаконным».
Он пытается воззвать к разуму чекистов:
«Писал же я 25 лет о Белоруссии не помещицкой, не кулацкой, а о трудовой, батрацкой, призывая к борьбе за лучшее будущее, за освобождение из-под ига капитализма и царизма. Такой упрек, как тот, что из моих произведений появляются иногда цитаты в дефензивной прессе Западной Белоруссии, является незаслуженным и может постигнуть любого писателя СССР. Ведь белогвардейская пресса самым нахальным образом перепечатывает русских советских писателей, и винить этих писателей не приходится».
А в конце — даже проливает бальзам на чекистские сердца:
«В заключение скажу, что, работая в советских организациях, я исполнял свои обязанности самым добросовестным образом, насколько позволяли мне силы и способности, сплачивая этим свой долг партии и Советской власти за предоставленную мне возможность жить и трудиться в СССР».
Он ставит дату: 15 ноября 1930 года. И подпись: Янка Купала.

А через пять дней, 20 ноября 1930 года, берет нож и вскрывает себе живот — в своем доме под тополем на улице Октябрьской, 36а.
Купалу тогда спасли и выходили. Информация о попытке самоубийства народного поэта просочилась в западную прессу, вызвав сочувственный резонанс.

До сих пор у всех вызывает интерес странная гибель поэта в гостинице «Москва» в 1942 году. По официальной версии, Янка Купала случайно упал в лестничный пролет и разбился, пролетев более десяти метров. Однако высота перил и то, что поэт не просто скатился по лестнице, а упал в шахту между пролетами, по мнению минских ученых, говорит о возможном убийстве. Так считает Елена Бурбовская, замдиректора минского Музея имени Янки Купалы. По ее словам, писатель при необычных обстоятельствах был вызван из номера, где находился с большой компанией, а непосредственных свидетелей его смерти разыскать так и не удалось. Когда постояльцы гостиницы выбежали из своих номеров на раздавшийся на лестнице шум, вверх по ступеням убегала неизвестная женщина, а на площадке между этажами лежала туфля писателя… Хранители минского Музея имени Янки Купалы уверены, что в архивах ФСБ есть секретные документы, которые могут пролить свет на это, возможно, заказное убийство.

Вот мнение директора музея Я.Купалы Сергея Вечера, которое он изложил белорусским журналистам в интервью 10 июля 2006 года:

«История интересна своими загадками. Если бы всё было разложено по полочкам - было бы даже скучно. В истории очень часто случается так, что невозможно установить достоверность того или иного события. Что касается смерти Янки Купалы, никаких документов и свидетельств на этот счёт не осталось, есть только заключение, что он упал и прочее, прочее, прочее….
В архивах НКВД и КГБ пока ничего не найдено, хотя запросы туда были. Если и была команда «убрать», то это могло документально и не оформляться. Скорее всего, это надолго останется загадкой. Хотя с точки зрения логики, на мой взгляд, он умер не своей смертью. У нас есть информация о расписании тех дней, когда он был в Москве. Не было у него такого настроения, чтобы желать покончить с собой. На следующий день ему надо было выступать по радио на территорию Беларуси с воззванием к своим землякам (шла война), также на следующий день ему надо было получать гонорар за свою книгу…
Есть версия, что он был выпившим и случайно выпал, она мне также кажется неправдоподобной и даже глупой. Врачи в это время запрещали ему употреблять алкоголь по состоянию здоровья.
Кстати, когда разбирали гостиницу «Москва», наша работница забрала и привезла в Минский музей те самые перила, через которые упал Янка Купала. Также у нас в музее имеются и ступеньки этой злополучной гостиницы. На следующий год мы собираемся создать экспозицию. Можно будет оценить вероятность, возможно ли было через такие перила перевалиться самому.
Тем не менее, факт остаётся фактом. Янка Купала до конца своей жизни, даже несмотря на то, что у него есть немало стихотворений, которые восхваляют советскую власть, находился во внутренней эмиграции. Даже своим присутствием он показывал, что беларуский народ и беларуская литература жива. До конца власть советов так и не смогла сделать из него писателя подходящего им образца, поэтому его присутствие было им не угодно, а мотив в то время можно было подобрать любой».

Беларусский журналист Виктор Мартинович в статье «Дело №1269. Оно не засекречено, но его запрещено исследовать» пишет:

«Осенью 1938-го года руководство Союза советских писателей ожидало своего ареста со дня на день. Создатели мифа о благополучной социалистической Беларуси, сами они прекрасно понимали, в каком государстве живут. По словам Веры Даниловны Мицкевич, внучки Якуба Коласа, в 1938-м году ее дед спал, не раздеваясь. Рядом с кроватью он ставил чемоданчик со сменой белья, провиантом и бритвенными принадлежностями. У «главных персонажей» нашей истории - Янки Купалы и Якуба Коласа уже был опыт общения с органами НКВД и ОГПУ. В 1930-м году они были арестованы за участие в мифическом «Союзе освобождения Беларуси», якобы возглавляемом академиком Вацлавом Ластовским. Всего по этому делу было арестовано 108 человек. Тогда для столпов белорусской литературы все обошлось более-менее благополучно. На допросе в октябре 1930 года Янку Купалу обвинили в идейном руководстве «Союзом». В ответ на это, 20 октября он попытался покончить с собой. Перед неудавшимся самоубийством Купала направил письмо главе ЦИК БССР Александру Червякову. «Товарищ председатель! - говорилось в письме, - Еще раз, перед смертью, заявляю о том, что я ни в какой контрреволюционной организации не был и не собираюсь быть». Неизвестно, что спасло писателей, - то ли интерес общественности, привлеченной неожиданной попыткой суицида, то ли более чем принципиальная позиция обоих писателей на допросах. Обвинение, грозившее высшей мерой наказания, сняли».

Намерения госбезопасности в 1938-м году были значительно более серьезными. «Охота» на писателей началась с уничтожения их ближайшего окружения.
А в январе 1939-го года случилось чудо. Я. Коласа и Я. Купалу представили к первым орденам Ленина. Дело писателей, почти уже завершенное, внезапно закрыли, как когда-то было и с делом врачей. Есть несколько версий о том, что же побудило Сталина и Пономаренко «помиловать» Коласа и Купалу. По версии доктора исторических наук Ростислава Платонова, на этом настоял Сталин. По другой версии, которой, в частности, придерживается внучатая племянница Купалы Жанна Казимировна Допкюнас, сам Пономаренко побоялся уничтожения столпов белорусской культуры. Дело в том, что на посту первого секретаря он пребывал всего несколько месяцев и репрессии против писателей могли вызвать резко негативное отношение к нему.

Беларуский журналист и историк Артем Деникин высказал весьма правдоподобное предполажение, почему Сталин приказал закрыть дело беларуских писателей. В конце 1938 - начале 1939 гг. Сталин уже разрабатывал план завладеть Западной Беларусью и Западной Украиной путем ввязывания Германии в войну с Польшей. План был окончательно оформлен к лету, а в августе реализовался в виде подписания советско-германского пакта и секретного протокола о разделе Восточной Европы. На фоне ожидаемого захвата Западной Беларуси уничтожение беларуских писателей показывало бы СССР в глазах западных беларусов в неприглядном виде. Скорее всего, именно поэтому Сталин приказал не просто повременить с казнью писателей, но и наградил их орденами - это был акт пропаганды, адресованный прежде всего для населения Западной Беларуси.

Особенность ситуации в том и состоит, что малоизвестных деятелей культуры можно было просто репрессировать. Виктор Мартинович пишет в своей статье: «К 1938-му году уже были репрессированы: Платон Головач, Максим Горецкий, Язеп Пушча, Цишка Гартный, Владислав Голубок, Алесь Гурло, Алесь Звонак. 17 сентября 1936-го года первый секретарь ЦК КП(б)Б Николай Гикало сообщал главе НКВД СССР Ежову, что в результате выявления классово враждебных элементов от работы освобождено огромное количество работников печати, что создало исключительную в них потребность. В БССР не хватало около 70 руководящих работников печати. Даже в Главлите (главное цензурное ведомство) из 12 ответственных работников осталось только 2. Но несмотря на такой «широкий» подход к делу ликвидации классово чуждых писателей и публицистов, ничего подобного тому, что могло произойти в 1938-м году, наша литература не знала. Репрессировать планировалось ни много, ни мало все руководство Союза писателей, успевшего просуществовать всего четыре года».

...Руководящая верхушка не доверяла партийным комитетам и организациям. Время от времени в партии проводились так называемые чистки. Во время партийной чистки 1933 г. численность КП(б)Б сократилась с 65040 до 37909 человек. В результате массовых чисток и террора КП(б)Б потеряла к 1938 году 40% своего состава.

В первом квартале 1933 г. в БССР к высшей мере наказания и к 10 годам тюремного заключения были приговорены более 5,5 тысяч человек. Только "тройки" НКВД БССР в 1935 году осудили 8074 человек, а в 1936 - 12371. «Агенты вражеских разведок», «отрабатывающие западные деньги», были везде, от колхозов до ЦК КП(б)Б.

Сталин не щадил и своих палачей - работников ОГПУ-НКВД. В 1939 году был осужден к высшей мере наказания ряд ответственных работников Наркомата внутренних дел БССР, в том числе пять председателей ОГПУ-НКВД Белоруссии, которые занимали этот пост в БССР в разное время: Б.Берман, Л.Заковский, И.Леплевский, А.Наседкин, Р.Рапопорт, некоторые их заместители.

В июне 1937 года состоялся 16-ый съезд КП(б)Б. Доведенный на этом съезде до отчаяния надуманными, безжалостными нападками Председатель Центрального Исполнительного Комитета БССР с 1920 года А.Червяков застрелился в своем кабинете.

29 июня 1937 состоялся III Пленум ЦК КП(б)Б, который сыграл в истории Беларуси роль своеобразного детонатора. В республике начались повальные репрессии. С середины 1937 года и до июля 1938 года было арестовано 2570 "врагов народа" разных мастей. Из них: 40 наркомов и их заместителей, 179 руководящих работников советского и хозяйственного аппарата, 1 академик, 25 ученых, 49 преподавателей ВУЗов БССР, 23 работника ЦК КП(б)Б, 16 работников Совнаркома, в том числе был арестован в Москве и председатель СНК БССР Н.Голодед, который во время следствия покончил с собой, выбросился из окна здания НКВД БССР».

Вся эта вакханалия арестов и массовых самоубийств, конечно, создавала определенный «мотив эпохи». И нельзя отделять Я. Купалу от этой вакханалии. Однако обстоятельства гибели Янки Купалы в московской гостинице бесспорно показывают, что это не было самоубийством: у поэта не было для этого ни личных мотивов - абсолютно никаких, ни политических - аналогичных мотивам Голодеда или Червякова.

Ликвидация таких знаковых фигур для национальной культуры как Колас, Купала, Мейерхольд и пр., должна была осуществляться иначе: НКВД убивает Мейерхольда, но его, якобы погибшего от несчастного случая, хоронят с огромными почестями. Что точно так произошло и в случае с Я. Купалой. О причастности НКВД к убийству Мейерхольда нам стало известно из рассекреченных документов. Но о причастности НКВД к смерти Я. Купалы пока нет сведений, ибо ФСБ России пока не передала Беларуси даже само дело о его смерти, хотя запрос с нашей стороны был подан в ФСБ еще несколько лет назад, как сообщает директор музея Я.Купалы.

Официальная версия СССР говорит, что Янка Купала покончил свою жизнь самоубийством, сбросившись в пролет гостиницы «Москва». Однако любой криминалист эту назойливо навязываемую (что уже подозрительно) «версию» опровергнет на хотя бы трех основаниях:

1. Янка Купала в веселом и бодром настроении сказал своим товарищам в номере, что «надо кое с кем переговорить», и что «он через минуту вернется». Так самоубийцы себя не ведут. Причем, на следующий день ему надо было выступать по радио на территорию Беларуси с воззванием к оккупированным белорусам, и на следующий день ему надо было получать гонорар за свою книгу.
Кто этот «кое-кто», с кем хотел за дверями поговорить Купала - загадка по сей день. Очевидно, это и есть его убийца.

2. Самоубийцы оставляют записки, в которых раскрывают смысл своего акта. Для поэта самоубийство является поэтическим актом, и без посмертной записки в стихах не кончал счеты с жизнью НИ ОДИН ПОЭТ (потому-то Есенинское (?) «До свиданья, друг мой…» упорно выдается за предсмертную записку). В случае с Янкой Купалой не только никаких таких посмертных записок не было, но он даже своим друзьям в номере не намекнул, что «будет кончать с жизнью». В том числе тут не может быть и политического самоубийства - перечисленные выше обстоятельства этому противоречат.
Существенно, что когда 20 октября 1930 года Купала якобы хотел покончить собой, он перед этим выслал письмо главе ЦИК БССР Александру Червякову, в котором доказывал: «Еще раз, перед смертью, заявляю о том, что я ни в какой контрреволюционной организации не был и не собираюсь быть». А в данном случае никакого подобного письма не было, как не было и политической угрозы со стороны властей, которую бы ощущал писатель.

3. Наконец, самое главное. На площадке лежала туфля писателя. Дико предположить, что Янка Купала, задумав самоубийство, вдруг снял одну туфлю и положил ее на площадку, и в одной туфле решил собой покончить. Так самоубийцы не поступают. Если бы он был самоубийцей, то как раз с обеими туфлями на ногах аккуратно преодолел бы перила и падал вниз. Эта туфля на площадке говорит о борьбе Янки Купалы с кем-то («кое-кем»), ибо слететь с ноги она может только при активном сопротивлении.
Сопротивлении с кем? Елена Бурбовская, замдиректора минского Музея имени Янки Купалы, говорит: «Когда постояльцы гостиницы выбежали из своих номеров на раздавшийся на лестнице шум, вверх по ступеням убегала неизвестная женщина, а на площадке между этажами лежала туфля писателя».
Вряд ли женщина могла скинуть в лестничный проем сильного и здорового мужчину. Скорее всего, она была просто свидетелем случившегося и в шоке от увиденного убегала, а тут кто-то другой «помог», мощными ударами оглоушив поэта и перекинув его за парапет.
Туфля Янки Купалы на лестничной площадке прямо указывает на борьбу с кем-то - и противостоянию попытке сбросить его в проем. В самоубийствах и несчастных случаях обувь жертвы не остается на месте, откуда жертва летит вниз. Тем более речь идет об одной туфле, а вторая осталась на упавшем и плотно сидела на его ноге. То есть, чтобы ее сорвать - были какие-то сильные внешние усилия.
Какие? Сорвать плотно сидящую туфлю на ноге (вторая осталась на упавшем) мог только удар пяткой по парапету. От этого удара пяткой туфля и слетела, по своей траектории оказавшись на площадке между этажами, это элементарная физика. Что означает - человек падал в пролет спиной. А не лицом. Так самоубийцы не падают, поэтому самоубийство абсолютно исключается. Это с точки зрения криминалистики - факт.

Эксперты высказали такое мнение (выражаемое ими профессионально для аналогичных сегодняшних случаев): самоубийством это быть никак не могло, на 20% это несчастный случай, на 80% - убийство, и такой случай ими бы расследовался сегодня как именно убийство - как предварительная версия следствия. Недостаток подробностей не позволяет судить более точно. А все подробности - до сих пор хранятся в тайне в России, где ФСБ до сих пор не желает рассекретить это дело, даже после многочисленных наших запросов. Тайна смерти поэта по-прежнему скрывается, и если бы в ней не было «ничего крамольного» - то зачем ее тогда скрывать? Видимо, что-то «крамольное» все-таки было.

В любом случае самоубийство поэта нужно вычеркнуть из возможных версий трагедии. Янка Купала упал в лестничный пролет гостиницы «Москва» не по своей воле и падал спиной вниз. То есть, его скинули. Хотя бы это мы знаем сегодня точно.
Но в данном случае все-таки «бытовая» версия (что, мол, Купалу столкнул в пролет некий личный враг) кажется крайне маловероятной, так как в Москве в 1942 году у такой знаковой фигуры, как Купала, было на порядок больше шансов стать жертвой именно такой «ликвидации» со стороны тиранического режима.
Позже, после войны, органы НКВД-МГБ (отдел Павла Судоплатова) уничтожали глав Униатской РПЦ Киева в Западной Украине «интеллигентно»: делали инъекцию яда кураре и констатировали «инфаркт». Об этом много пишет в своих мемуарах Судоплатов. Но в 1942 году было не до таких «вычурностей». Проще было просто скинуть в пролет.

Интересные сведения, касающиеся смерти Купалы, были опубликованы в 1992 году в украинской газете «Час». Житель Киева А.С. Васильченко, сын украинского журналиста С.А. Васильченко, писал в газете: «В первые дни войны органы НКВД расстреляли в тюрьмах УССР и БССР всех заключенных, арестованных в Западной Украине и Западной Беларуси из-за их «неблагонадежности». Это и офицеры запаса, служившие в польской армии, и работники правоохранительных органов, и предприниматели, и священники. Но больше всего среди них было представителей интеллигенции, в том числе там были историки и писатели. Всего убито - несколько десятков тысяч, среди них и сын писателя Франко Петр Франко, ученый с мировым именем. Сейчас это стало общеизвестно, об этом пишет ваша газета, но тогда это было огромной тайной. Слухи об этой трагедии дошли до эвакуированной в Москву украинской интеллигенции только в 1942 году. Мой отец, тогда тоже живший в Москве, рассказывал мне в 80-е, что эту тему на своих встречах дома обсуждали тайком представители украинской и белорусской интеллигенции, некоторые сильно возмущались, предлагали что-то предпринять, кому-то писать. Все это быстро стало известно Органам, и последовали аресты, а входивший в этот кружок общения белорусский поэт Янка Купала погиб, выпав в пролет гостиницы «Москва». Связаны эти события между собой или нет - отец не знал, но обсуждение этой темы среди нашей эвакуированной интеллигенции мигом прекратилось».

Совпадение - или нет? Трагедия 23 июня 1941 года (о которой стало широко известно только после рассекречивания документов в 1991 году, о чем писала газета «Час» и в ответ в газету пришло письмо от А.С. Васильченко) - тщательно скрывалась в СССР. Малоизвестна и сегодня. Подробности недавно рассказал российский публицист Леонид Млечин в свой передаче «Особая папка» на канале ТВЦ: органами НКВД 23 июня 1941 года были расстреляны 120 тысяч жителей Западной Беларуси и Западной Украины - неугодных «классовых элементов», находившихся в момент начала войны в тюрьмах НКВД. Причем, это в основной массе - не что-то «политическое» (ибо судьбу таковых уже решили), а просто «неугодные идеологические элементы» в лице арестованных при оккупации Западной Беларуси униатских православных священников, рядовых депутатов парламента и органов самоуправления, учителей, писателей и художников, местных буржуа, всяких владельцев собственности, дворян и прочих, кто самим своим существованием «не вписывался» в устанавливаемый тут режим. Являлся носителем «чуждой западной идеологии», и таким носителем была в первую очередь национальная интеллигенция. До агрессии Гитлера НКВД так и не решило, что с ними делать, а с началом войны пришел приказ из Москвы всех расстрелять.

В советский период эти 120 тысяч мгновенно исчезнувших жителей Западной Беларуси и Западной Украины считались «жертвами немецкой оккупации» и «пропавшими без вести». Хотя они пропали в самые первые дни войны - до немецкой оккупации. «Куда они могли исчезнуть?» - задает вопрос беларуский историк И.Н. Кузнецов в книге «Неразгаданные тайны» (Минск, «Красико-принт», 2000).

Судьба «пропавших без вести» беларусов ясна из рассекреченного после 1991 года протокола заседания Бюро ЦК КП(б)Б от 22 июня 1941 года по выполнению приказа из Москвы: «Слушали: о заключенных, содержащихся в тюрьмах западных областей, приговоренных к ВМН. Постановили: поручить тт. Цанаве и Матвееву передать директиву об исполнении приговоров в отношении осужденных к ВМН, содержащихся в тюрьмах западных областей БССР». На самом деле, как единодушно пишут все историки, согласно этой директиве расстреливались не только приговоренные к высшей мере наказания, а ВООБЩЕ ВСЕ, задержанные по политическим статьям, предусматривающим ВМН. То есть - все «политические» арестованные, «нежелательные классовые элементы».

Всего по Украине убито в тюрьмах и следственных изоляторах НКВД 23 июня 1941 года - около 70 тысяч человек. В Беларуси - около 50 тысяч. Убиты на второй день войны СССР, не немцами. Убит сам цвет нации, лучшие представители народа - его душа и совесть, не «вписывающиеся» в формат московской хунты. Фактически это было уничтожение у нас Гражданского Общества в полном объеме - путем ликвидации всех людей, делегированных народом для этой функции. В Восточной Беларуси Гражданское Общество было уже давно уничтожено, в Западной Беларуси - его Москва расстреляла 23 июня 1941 года, держа в тюрьмах НКВД с сентября 1939 всех, кто, по мнению Москвы, это Гражданское Общество захваченной Западной Беларуси олицетворял.

Российские историки пишут: «Среди погибших от рук сталинских палачей было много представителей интеллигенции. В их числе оказались бывший председатель Народного собрания Западной Украины, принимавшего в 1939 году решение о воссоединении с УССР, академик К.Студинский, сын Ивана Франко профессор Петр Франко».
Это символично - председатель Народного собрания Западной Украины, ратовавший за вхождение в состав СССР, был этим самым СССР расстрелян через полтора года…

Связано ли обсуждение этой запретной темы в кружках белорусско-украинской эвакуированной интеллигенции в Москве - с гибелью Янки Купалы? Ведь все номера гостиниц «Россия» и «Москва», куда селили депутатов ВС СССР и представителей «советской интеллигенции», прослушивались НКВД. Не испугался ли Кремль, что в своем запланированном на следующий день обращении по радио на территорию Беларуси с воззванием к своим землякам в «прямом эфире» писатель может «взбрыкнуть» и сказать лишнее? Ведь отменить это широко анонсированное обращение было уже невозможно - его ждал весь беларуский народ. Не «подстраховалась» ли власть, вот таким путем решая все проблемы?

Праздновать 60-летие Купалы в СССР не собирались.
В 1942 году двум песнярам-ровесникам Купале и Коласу исполнялось 60 лет. Янке — 7 июля, Якубу — 3 ноября.
Такие даты в СССР отмечались даже в войну.
Но если к юбилею Коласа страна готовилась, то к купаловскому, хоть он наступал раньше, нет. Вот доказательство — рассекреченная партийная хроника той поры.
14 апреля 1942 года на заседании ЦК КП(б)Б был рассмотрен вопрос «О проведении юбилея 60-летия со дня рождения — Народного поэта БССР Якуба Коласа (Константин Михайлович Мицкевич)». Создали комиссию, включив в нее среди прочих Янку Купалу.
Про юбилей самого Купалы — ни слова.
4 июня 1942 года в Казанский горком партии на имя председателя Верховного Совета БССР Н.Грековой пришла правительственная телеграмма: «Выезжайте вместе народным поэтом Белоруссии Янка Купала Москву Совнарком». Подпись: предсовнаркома Белоруссии Былинский.
Купале выписывают командировочное удостоверение, выдают на расходы 2 тысячи рублей.
Пока он собирается в Москву, из газет приходят просьбы — посвятить юбиляру Коласу пару теплых слов. Как будто у Купалы не будет юбилея.

И только находящийся на Калининском фронте Петро Глебка 20 июня радостно сообщает: «Надыходзiць дата, пра якую нiхто з нас не мае права забыцца i дзеля якой трэба i лёгка дараваць усе свае дрэнные крыўды.
Я маю на ўвазе Ваш дзень нара-джэння, калi Вам стукне нi мала нi многа, а роўна шэсцьдзесят год. Абдымаю Вас, дарагi i мiлы Iван Дамiнiкавiч, i жадаю здароўя, шчасця i весялосцi. У нашай газеце мы мяркуем адзначыць гэту дату з усёй нашай шчырасцю, з якой мы заўсёды ставiлiся да Вас i ставiмся. Добра было б, калi б Вы падаслалi нам да гэтага дня верш альбо хоць некалькi слоў. Наша газета цалкам iдзе да партызан i да насельнiцтва акупiраванай Беларусi, i як радасна было б iм пачуць Ваша слова. Падумайце, дзядзька Янка, i няхай Вам пашле доля добрую i маладую Музу».

22 июня ЦК КП (большевиков) Белоруссии принимает решение созвать пленум Союза советских писателей БССР в первой половине июля 1942 года. На нем должен выступить Кондрат Крапива с докладом «О литературной деятельности Янки Купалы и Якуба Коласа (Мицкевича)».
Купала едет в Москву без жены. То есть его вызвали без жены. В этом видится умысел, ведь супруга Купалы была его ангелом-хранителем, везде его сопровождала, не отходила ни на шаг, и могла помешать осуществлению планов НКВДшников.

И вечером 28 июня 1942 года при странных обстоятельствах падает в пролет лестницы гостиницы «Москва».

«Совершенно секретно»: разбился насмерть!
29 июня 1942 года, на следующий день после гибели Купалы, нарком внутренних дел СССР Берия получил спецсообщение, копии которого адресовались Сталину и Молотову. «28 июня в 22 часа 30 минут в гостинице «Москва» упал в лестничную клетку и разбился насмерть поэт Белоруссии Луцкевич Иван Доминикович.
Предварительным выяснением обстановки падения никаких данных, свидетельствующих о насильственной смерти или самоубийстве, не установлено.
Происшествию предшествовали следующие обстоятельства:
Примерно в 21 час Луцкевич был приглашен в комнату 1034 (10-й этаж той же гостиницы) к проживающему там председателю Союза советских писателей Белоруссии Лынькову… Луцкевич пришел в нетрезвом виде и с присутствующими еще выпил несколько стопок шампанского. Примерно в 22 часа Войтинская и Крапива из номера ушли и минут через 10 после них вышел Луцкевич.
Момент и обстоятельства падения Луцкевича никто не видел. Можно предполагать, что упал он с 9-го этажа, так как начиная с 7-го этажа в лестничной клетке обнаружены отдельные капли крови».

Настоящая фамилия Купалы – Луцевич. Запомним.

В этот же день первый секретарь ЦК КП(б)Б П.Пономаренко пишет Сталину, прося разрешения похоронить поэта за счет государства и установить пенсии жене и матери покойного.
Так что же стало причиной гибели поэта?

В последние годы было выдвинуто несколько версий случившегося.
Одна из них: в Кремле были недовольны пришедшей из оккупированного Минска вестью, что немцы переименовали Октябрьскую улицу в честь Купалы. Потому, мол, и предложили выступить 12 марта на сессии Академии наук с докладом «Белорусская интеллигенция в дни Отечественной войны». Даже специальную заготовку из ЦК КП(б)Б прислали. Чтобы Купала произнес такие слова: «Говорят, что улицу, на которой я проживал в Минске, они назвали моим именем. Тоже, видите, «уважают» писателя. Но будьте вы прокляты, кровавые выродки, за такое «уважение»!»
Эту гипотезу опроверг историк Иван Сацукевич, доказав: немцы не меняли название улицы Октябрьской, хотя действительно переименовали 135 из 350 улиц и площадей Минска.

Покойный архивист Виталь Скалабан придерживался несколько иного мнения: Кремль мог перепутать Луцевича и Луцкевича! Потому что немцы среди прочих переименовали улицу Толстого в Луцкевича, имея в виду не Купалу, а совсем другого белорусского деятеля. А кому-то в Москве могло показаться, что Луцкевич и Луцевич — одно и то же. Ведь даже в спецсообщении НКВД Купала пять раз назван Луцкевичем.

Идет 42-й год. Еще неизвестно, как война повернется. Но уже известно, что немцы пообещали белорусам независимость. Кем тогда может стать Купала? Безусловно, знаменем национальных сил…

 Судьбу Купалы решил страх многих людей за собственную шкуру, который они выдали за государственные интересы. В этом нет ничего нового, так было сплошь и рядом в истории.
Всеобщий страх был настолько силен, что те писатели, которые в тот день были в гостинице «Москва», не оставили ни одного свидетельства о случившемся. Ну хоть что-нибудь записали бы - они же писатели! Нет, ни слова. Вот какова была опасность даже в отдаленной причастности к тому, что происходило с Купалой.

Ведущий научный сотрудник музея Янки Купалы Фаина Водоносова рассказывает: «Воспоминания тех, кто был тогда с Купалой в номере, отличаются друг от друга. Кто-то говорил, что поэт сам вышел, кто-то - что ему позвонили по телефону и вызвали… Вроде бы телефон зазвонил после девяти часов вечера. Хозяин номера Лыньков сказал, что из-за шума ничего не может расслышать, и выпроводил гостей на балкон, после чего дал трубку Купале. Тот послушал то, что ему говорили и покинул номер. После этого живым его никто уже не видел - через полчаса тело поэта нашли на первом этаже».
Фаина Водоносова считает, что многое говорит о неслучайности трагедии: «Купала даже после всех унижений и потрясений продолжал бороться за независимость Беларуси, за возрождение национального языка и культуры, и имел большое влияние на простых людей, в этом смысле будучи очень неудобным человеком для советской власти».

Некоторые свидетели показали, что видели двух мужчин в серых костюмах, выглядывавших с этажа, с которого упал поэт, и поспешивших скрыться. Другие говорят о мужчине и женщине. К тому же тело Купалы крайне быстро кремировали, буквально за один день, и не обнародовано ни единого посмертного медицинского заключения - к чему была такая спешка? Не упал ли поэт в пролет уже мертвым? Если его тело было так сильно повреждено при падении, можно было просто похоронить поэта в закрытом гробу, а тут словно заметали следы преступления.

 Расследование также никто не проводил, хотя этого требовали и вдова Купалы и соратники по писательскому цеху. В конце девяностых годов руководители международного фонда им. Янки Купалы вместе с директоратом минского музея делали запрос в ФСБ России, но им пришел ответ, что никаких документов, кроме записки для Берии в архивах не найдено - и это тоже странно, потому что просто не может быть правдой: срочное донесение на имя первых лиц СССР - и вдруг отсутствие резолюций или любой, вообще, реакции!

 Это известный стиль НКВД: убить публичную персону, а потом похоронить с почестями, мол - любим и скорбим. Так было с людьми, чья смерть доказанно является делом рук советской госбезопаности - Мейерхольдом и Михоэлсом. Так, похоже, было и с Янкой Купалой - ведь не зря современные особисты не желают рассекречивать материалы этого странного дела до сих пор.

P.S. 1. Я понимаю, что о Янке Купале следовало писать на беларуском языке, но сколько б человек тогда прочитало? А так, может, кто и призадумается. Простите, Иван Доминикович.

2. Праздник Ивана Купалы один из самых популярных языческих праздников, который дожил до наших времен в Беларуси. Самым первым и основным обрядом этого праздника является  поиск цветущего папоротника (папараць-кветкi).  И только тому, кто добр, смел и чист сердцем удастся отыскать цветок папоротника в ночь на Ивана Купала, а тому кто отыщет, будет подарен дар понимать язык животных и сможет видеть спрятанные сокровища.
Также обязательным атрибутом праздника является ритуальный костер. С приходом вечера молодые люди разжигали большие костры, и взявшись за руки парами прыгали через них. И как гласило поверье, те пары, которые во время прыжка не отпустят ладони друг друга, будут жить вместе долго и счастливо, а те кто разнимут ладони – вскоре расстанутся.
Если сохранить уголек от костра, то он будет оберегом для дома. У меня такой уголек постоянно находится в хрустальной рюмке.