Ш-ш-ш-ш-икарный секс

 
    Зависла как-то в Одноклассниках на обсужднии вполне невинной темы. Вдруг вижу  обращенный  ко  мне   вопрос:  «А  давно  ли,  Наталия,   у  Вас  был  ш-ш-ш-ш-ш-шикарный  секс?»  Вот так вот именно  - с длинной-предлинной «Ш».  Видимо,  у  меня  такая   тоска  в  глазах,  что народ не на шутку забеспокоился.  Смотрю:  молодой  человек. Лысенький  такой,  симпатичный,   крепенько   сбитый. А  ещё  говорят,  что  у  нас  молодежь  ничем  не  интересуется! Ну,  вот  же,  есть  же  у  нас   и пытливая   молодежь,  которой  не  все  равно,  как  поживает  в интимном плане баба  Наташа! 
   Тут надо заметить, что это не первый вопрос такого плана в моей далеко не разгульной биографии. Первый подобный вопрос мне был задан действующим офицером новой русской армии и  буквально поверг меня в шок: «Материтесь ли Вы во время оргазма?»  Отдышавшись, я устроила  ему разнос: «Я матерюсь, когда нашим офицерам нечем больше заняться, как изучать мой  трухлявый организьм», на что он ответил, что я прошла проверку на вшивость. Подсказала ему, куда он может засунуть эту самую проверку вместе со вшами и гнидами, которые, во всей видимости, находятся с ним в очень близком родстве…Но долго ещё не могла успокоиться…, блин… 
 Но в этот раз,  уже пройдя курс молодого бойца на просторах  Интернета и начитавшись такого, что эти вопросы кажутся  теперь детским лепетом, отреагировала совершенно в другом ключе, а именно: меня пробрало на ржач.  Решила порадовать молодое поколение и поделиться бесценным опытом сельских аборигенов.
   
Откуда-то, из-под вороха разнообразной мишуры, хранящейся на чердаке памяти, всплыло лицо бабульки из передачи «Жди меня», которая разыскала свою старинную любовь и их изумленные при встрече лица…(Ой…, зря они встречу замутили… Ой, зря…)

…И  правда,  давно  ли?...

«Ой,  внучёк! Кады последний  - и не пряпомню, ведь откель же я знала, что он последним приключится, думала, можа ищё кады подфартить?! А вот первай… Ой, как  авчара,  помню!  Было это, сярдешный,   в  двадцатом годе! Иль можа чуток попожжея.  Мой то мужик, Тимошка, в первую мировую сгинул. Да и был он тихонькай, щупленькай, болезненнай дюжа. Мерз всю время. Придёть, бывало, со двора - и не печку, и никак его оттедова не стащишь.  Шикарности то него я никакой не видала. Не шикарный он был мужик, чаво гряха таить! Ну, ладно, отвлеклася я...  А тута  война, значить,  во всю прыть шуруить. Гражданска. Да кабы одни свои мироеды насядали, а то -  вишь, моду взяли - со всех сторон неруси прутся с наглыми рожами, хочуть раздел террятории и разныи контябуции учинить, недоделки!  Антанта называется. А  мужакам,  им  чаво? Им,  паразитам,  хуш  война,  хуш  не  война,  а  на  ночь  три  стаканА  самогонки  отдай!   В  общем,  кады  немчура  в  психическу отаку  поперла,  половина мужиков  в  окопи  выползти не  смогли, а ляжали в моёй  избе вповалку  и рвали друг у дружки последнюю банку рассолу.  Почяму в моёй?  Дык ряшили, поскоку я кругла вдова и места одна занимаю дюжа многа, устоить у мине в избе командирский  штаб. А поскоку ну кажный мужик считаить сибе командирам, приперлися они все  враз и засядали всю ночь, покедова  всю самогонку не выжрали, и в полном командирском состави не полягли.
   Ну, я, значить, у печки вярчусь. Никак ухват не найду. Главно дело,  вчарась вечером был, а щас, как скрось землю провалилси! И  тут  Васькя,  наш  командир,  мяне  из  кухни  туранул.  Иди,  грит,  Натаха,  к пулямету,  один  хрен,  тут  делать неча,  ящё  анады  весь  месячный   запас  сожрали,  тепереча  не  скоро бабы собяруть!  А  чё  яму  скажишь?  Потрусила  я   агародыми   в  сторону  опокив.  Пулямет  в  окопи  ляжить…Чё  с  им  делать,  ня  знаю… И, главно дело, и мужики  ня  знають. А можа и знають, но молчать, поскоку никого не добудилася. Токма руками машуть и матюгають.  Лягла  рядом  с  им.  Ляжу тяхонько. Холодный, зараза! Осмотрелася. Гляжу -  мать частная! Кузьма - Матренкин мужик - спить в обнимку с моим ухватом! Ах ты, паразит! Ну, я табе устрою красиву жисть: расскажу твоёй Матрене, как ты  мяне анады  за овином тискал! Не гляди, что корюзлик, а цепкий, как ряпей. Еле отбилася. Моли Бога, вилы при мине были, к катуху его приперла, чтобы охолонул маленько. Ах, ты, халера… Ну, погоди!..  А остальные  мужики, ой, мама дорогая,  кто  с  вилами,  кто  с  топором,  кто  с  сярпом. И  чё  мы  с  этой  немчурой   делать  будим?  А  они  всё   идуть  и  идуть,  идуть  и  идуть! И всё молчком. Хоть бы заорали чё, мужики можа попросыпались.
  И тута  у  Петьки,  нашего  обозника,  видать  невры то и ня  выдержали. Молоденький дюжа  был, румяный такой…., конопатай. Похоже, жить сильно хотел!  Мобать  решил,  чаво  добру  напоследок  пропадать!  Подполз  он  к  мине,  ды  как  начил  сексить,  как  начил!  Ня  знаю,  наскока  это  было  ш-ш-ш-шикарно,  но  я  так  орала,  что  немцы   как развярнулися,  ды  как   взад  лупаныли.. И  пулямет  не  пригодилси.. А наши-то мужики дажа ухом не повяли, токма дюжея  захрапели. А  вскорости  и вся  ихния  Антанта  и вовси  втихаря смоталася. Видать,  слухи  прошли  о  нашим   сякретном   оружии!
    Эй, внучёк! Внучё-о-о-ок! Спить… Ладно, поспи, родимай. А я на могилку к Петеньке схожу. …Травку порву и пулямет почищу. Он у няво в оградки стоить, как память о нашем первом знакомстви…
 Мы ведь с  ём, с соколиком, опосля войны аккурат пятьсят годков прожили. Душа в душу… Всю сяло по утрам будили…

Смотрю, пишет: «Пардон, мадам!»  и  черный  кот  с  выпученными  глазищами.  Такие  глаза  даже  у  меня  не  были,  когда  я  вопрос  прочитала.  Видать,  сильно  внучёк  удивился   такой  моей   твердой   памяти.  Ну, что ж, в культурном воспитании ему не откажешь.