Куда уехал цирк? Из истории донских побегов

Альманах "Неволя", № 36, 2014

До сих пор эта криминальная история остается тайной на дне секрета, внутри которой скрывается загадка (да простит меня покойный Уинстон Черчилль, у которого я стащил этот образ: любитель коньяка и сигар так определял Россию). Я излагаю всего лишь версию разгадки, основанную на некоторых предположениях, слухах и беседах с людьми, имевшими отношение к так называемому «каменскому побегу».

Уездный город Каменск в 80-е годы прошлого века славился своим спиртзаводом и колонией общего режима. Между этими двумя очагами провинциальной культуры существовала тесная связь. Как говорил герой Леонова в «Джентльменах удачи»: украл, выпил – и в тюрьму!

Генка Циркач был не из местных. Но и его не миновала участь сия. Самый гуманный в мире суд вкатил Генке пятерик. Вообще-то Циркач не принадлежал к благородной касте профессиональных преступников. Он и по жизни был циркачом: вместе с сестрой-близняшкой они работали в разнообразных акробатических номерах. Оба маленькие, худенькие, как подростки, хотя исполнилось им уже по двадцать пять годков. И все бы шло хорошо, если бы однажды Генка не встретился со старинными своими приятелями по двору, которых не видел с тысяча девятьсот... очень лохматого года.

Вмазали крепко. Приятели – ребята крепкие, им бутылка водки на килограмм веса, как слону пипетка. А Генку повело. Не «в отруб», но достаточно для того, чтобы согласиться на роль «форточника». Есть такая специальность в воровском мире: проникает худенький мальчонка в квартиру через форточку, а там действует по обстановке: либо открывает изнутри подельникам дверь, либо через окно передает все, что глянулось.

«Работнули хату» приятели чисто, без шума и пыли. Генка получил свою долю и забыл бы о случившемся, если бы в один не слишком прекрасный день ему не напомнили менты. Оказывается, приятели Циркача попались на продаже краденого – и сдали парнишку по простоте душевной. А чего ему, дурню, на воле маяться, когда они по нарам клопов давят? Дальше был суд, и каждый поплыл по своему течению: приятели – на строгий режим (эта ходка была у них не первой), Генка – на общий. Так и оказался Циркач в колючем хозяйстве полковника Иван Иваныча Орлова. Прошу заметить: и имя, и фамилия – подлинные!

Орлов был очень веселым и жизнерадостным человеком, который в зоне чувствовал себя как рыба в воде. На царивший в местах не столь отдаленных легкий бардак Иван Иваныч взирал философски, считая бардак непременным атрибутом не только зоны, но и российской государственности в целом. А потому – какой смысл с ним бороться? Зэков Орлов любил, хотя и странною любовью: разговаривал с ними радостным матом, а порою с отеческой лаской мог вкатить арестанту хорошую оплеуху – не по глупой прихоти, а токмо пользы для. И вот этому, можно сказать, святому человеку Генка Циркач подложил огромную свинью...

С некоторых пор Циркач начал сильно кашлять. С надрывом, как обитатели Нерчинских рудников. Соседям по бараку (так до сих пор кличут арестантское общежитие, хотя на барак оно давно не похоже) это дело не понравилось. Они потребовали от Генки то же, что кочегар от кочегара в известной матросской песне: «Ты к дохтуру должен пойти и сказать – лекарства он даст, если болен!» Генка так и поступил. Зоновский доктор, только услышав надрывный кашель и увидев летевшую во все стороны слюну, заорал на скукоженного арестанта: «Иди отсюда к такой матери! Сдавай анализы – а там посмотрим. И не харкай на работника медицины!»

Циркач покорно сдал анализы. Между тем он чахнул на глазах, теряя и без того не дюже великий вес. Когда доктор увидел результаты анализов, его чуть самого кондратий не хватил: «Ты чего же, гадёныш, свободно по зоне разгуливаешь?! Всех перезаразит, паразит!» От перевозбуждения доктор даже заговорил стихами, часто сбиваясь на нецензурщину. В тот же день Циркач уже был в отряде «тубиков», отгороженном от жилой зоны надежным забором. Как оказалось позже, никаким туберкулезом Генка не болел. Анализы он купил у самих «тубиков», а приступы чахотки сыграл так, что даже Станиславский перевернулся бы в гробу и над скорбным кладбищем пронеслось бы его жуткое «Верю!».

Далее спектакль продолжался в том же духе. Генка держал Великий пост и ничего не ел, кроме горстей витаминов, которыми его снабжали несколько туберкулезников, посвященных в его коварные планы. Медики и вертухаи старались обходить отряд стороной: ну его к лешему, подхватишь палочку Коха – мало не покажется. Даже начальник отряда, которому по должности полагалось постоянно находиться с подопечными, редко появлялся на вверенной ему территории. Ах, как же он клял себя за это погожим летним вечерком, когда на проверке перед отбоем оказалось, что Циркач... бесследно исчез! Был – и нету. Да как же нету, когда его еще сегодня утром видели?! Обыскали всю зону с овчарками – нету акробата! Или чахотка сожрала вместе с костьми, или медленно растворился в предзакатном тумане.

Высокое начальство из Ростова, прилетевшее на тревожный клекот Орлова, пригрозило выщипать ему все перья и посрывать все звезды с погон. Орлов пообещал своим оперативникам и режимникам уничтожить их как классово чуждый элемент, ежели в течение трех суток они не отыщут пропавшего зэка живым или мертвым. Лучше, конечно, живым, чтобы дольше помучился. «Пробили» всевозможные адреса и явки, прикатили домой к сестрице-близняшке не то в Саратов, не то в Самару, не то вообще в Ханты-Мансийск. Сама сестрица была на гастролях, но сердобольные соседи сообщили операм: да, был Генка, как же! Ключи у нас брал (мы же фикусы у Надьки поливаем). Порадовались еще, что его так быстро выпустили. Собрал, значит, чемоданчик, ключики вернул – и укатил в неизвестном направлении. С тех пор вестей о Циркаче в зону не приходило. Поговаривали, правда, что ушел он за бугор и, мол, его даже видели по телевизору мельком не то в немецком, не то в швейцарском цирке. Правда, нет ли – бог весть...

Но как же Генке удалось покинуть колонию, не попрощавшись с Иван Иванычем? Долго ломали головы оперативники, долго выпытывали детали у своих стукачей, пытаясь восстановить картину. Узнали и про таблетки, и про анализы, и про похудание. Но так и не смогли связать все воедино. И только значительно позже один из арестантов уже на воле рассказал всю суть Генкиных манипуляций.

Оказывается, хитроумный план созрел в голове Циркача однажды утром, когда он увидел, как в зону завозят хлеб. Завозили его в небольшом фургончике с лотками – вы такие, наверное, не раз видели. И задумал Генка в этом фургончике сбежать, втиснувшись промеж лотков. Если посмотреть на расстояние между лотками, то задача покажется невыполнимой и даже дикой. Но надо учитывать, во-первых, Генкину комплекцию, во-вторых, то, что водила был «свой», прикормленный. Мог несколько лоточков укоротить так, что между ними и задней стенкой оставалось некоторое пространство, куда втиснулся бы небольшой комплекции человечек. Кто заподозрит, что в такой колымаге можно убежать? Открыли дверцы, глянули – лотки один под другим, между ними сантиметров с десяток. Вопросов нет.

Но для того, чтобы втиснуться в подготовленное пространство между лотками и стенкой, даже Генкина комплекция смотрелась почище Геркулесовой. Нужно было сбрасывать вес. Причем чтобы никто ничего не заподозрил. Вот и придумал Циркач трюк с туберкулезом. Опасно, конечно, можно было и впрямь заразиться. Но арестант не планировал задерживаться в туботряде надолго.

Сбросив положенное количество килограммов, Циркач условился с водилой и тот, разгрузив хлеб, остановил свой фургончик неподалеку от отряда туберкулезников.

Как Циркач перемахнул через довольно высокое ограждение – то мне неведомо. Быстро вынули нужные лотки, Генка протиснулся внутрь, отгородился легкой фальш-стенкой – и был таков. На «шлюзе» (ворота при выезде из колонии) фургончик никто даже не проверил. А и проверили бы – так ничего бы не заметили. Это вам не Копперфилд – все подлинное, без всяких фокусов!