В плену свободы. Глава 16

Глава 16

На похоронах присутствовали все. Помимо тех, кого Алан не знал вовсе, присутствовали и те, кого он почти позабыл. Здесь были Рик, Лиззи, Ник. Приехали Оливер и Ансельмо, которого сложно было узнать в строгом костюме. Было очень много цветов. И среди этих цветов Оливер подошел к Алану и приобнял его за плечо.

- Вопрос прозвучит глупо, конечно, но мне важно знать. Как ты?

- Ты ведь все равно не поймешь. И я молюсь, чтобы никогда не понял.

- И все же, Ал, мне правда важно знать.

- Ну, что-то не так. – Тихо промолвил Алан.

Оливер нахмурил брови, пытаясь как-то связать слова Алана.

- Как тебе погода? – Резко спросил Алан.

- Отличная выдалась погода. Но при чем…

- Я и говорю – что-то не так. Погода слишком хорошая. Ни намека на дождь. Ни намека на трагизм. Все вокруг говорят, что она хорошо ушла. Что ей повезло. И слезы вокруг какие-то… какие-то теплые.

- Алан. Как ты себя чувствуешь? - Еще раз спросил Оливер.

- Никак. Нет, серьезно – никак. Я не чувствую. Все чувства, звуки, да и все то, что составляет жизнь, кажется, протекает мимо, будто капельки дождя на лобовом стекле автомобиля разбегаются в стороны.

- Говоришь ты по-прежнему, - Оливер качнул головой и глубоко вздохнул, - и это значит, что ты справишься.

 Погода и вправду была хорошей и теплой, но еще теплее были слова и воспоминания, озвученные всем и каждым. Алан положил в гроб Хелен свой нательный крест, и когда все закончилось, на сердце у него стало даже немного легче. По-хорошему легче. В этот день что-то вновь изменилось. Что-то ранее неясное и расплывчатое начало обретать четкие рамки и наполняться содержанием. Словно с приходом ночи для одного человека наступил еще один новый день для Алана. И не только для Алана. Новый день по-своему наступил и для его друзей – Оливера и Ансельмо. Когда они вернутся в Город, им будет сложнее общаться со многими людьми, так и блуждающими в одном и том же дне, который уже плавно сменяли сумерки. Но как бы то ни было, Алан чувствовал теперь, что должен прожить жизнь сразу за троих. За себя, за отца, и за мать. Через несколько дней он позвонил Михаилу Коллеку и рассказал о том, почему не связывался с ним. Михаил оказался приятным мужчиной, он принес свои соболезнования и сказал, что будет ждать столько, сколько потребуется. Он оказался литературным агентом. В течение следующей пары недель, когда Ансельмо и Оливер давно вернулись в Город, Алана охватила подавленность, поскольку все вокруг напоминало о Хелен. Последнюю каплю добавила бумажная волокита и прочие юридические последствия. Было непосильно тягостно вновь и вновь ворошить то, что хотелось скорее забыть, и Алан решил вернуться в Город. Где-то на уровне подсознания Алан желал борьбы с ним, и сейчас эта борьба могла заполнить его опустошенную душу. Оставив дом Генри, Алан покинул родной городок, который в этот раз отпустил его слишком легко. Вернувшись к себе, Алан решил не терять времени и связался с Михаилом Коллеком, который ожидал его уже на следующий день. Отправившись на встречу, Алан не ощутил привычный холодок, перебегающий по спине, его место сейчас заполнила обида. Войдя в парадную здания, где была назначена встреча, Алан почувствовал себя неуютно и понял, что хорошо бы ему прикупить костюм для таких встреч. Поднявшись на нужный этаж, Алан вошел в приемную, где его сразу встретила приветливая девушка с яркой помадой на губах:

- Добрый день. Мистер Райз? Хорошо, мистер Коллек предупреждал. Сейчас он занят, подождите немного.

Отказавшись от любезно предложенного кофе, Алан уселся на диван. Не прошло и пары минут, как кабинет Михаила Коллека покинул мужчина, лицо которого Алан уже где-то видел, но никак не мог вспомнить где.

- Мистер Коллек, Вас ожидает мистер Райз. Хорошо, я передам. – Секретарша повесила трубку, улыбнулась Алану и легко кивнула в сторону двери.
Алан встал, оправил одежду и вошел. Впередисидящий мужчина встретил его удивленным взглядом. До встречи он представлялся Алану старше, но, судя по всему, он просто отлично выглядел для своих лет. Он был хорошо сложен и закатанные рукава рубашки оголяли крепкие руки.

- Мистер Райз? – Все с тем же удивлением спросил Михаил Коллек.

- Да. – Уже с поубавившейся уверенностью ответил Алан.

- Я думал…думал, что вы старше. – Задумался он на секунду, потупив взгляд куда-то сквозь Алана, но затем лицо его озарила широкая улыбка. – Но так ведь еще лучше!

- Простите, я не понимаю. – Еле заметно развел руками Алан.

- Ох, нет, не подумайте ничего плохого. Позвольте, я объясню. Просто присядьте.

Алан сел напротив, и бросил взгляд на журнал, брошенный на стол. На обложке он вновь увидел знакомое лицо. Это и был тот мужчина, который до него покинул кабинет.

Михаил Коллек поймал взгляд Алана и подметил:
- А в жизни он получше, а? Мужественней что ли.

Алан пожал плечами

- Итак, вернемся к нашим с вами делам. Я не особо скрываю своего удивления вашему возрасту. Нет, прочитав ваш роман, я, конечно, сразу предположил, что это ваша первая работа, но все же представлял вас старше. Не могу не заметить ваш удивленный взгляд. Конечно, это легко определить, не смотрите так на меня. Вы писали обо всем и ни о чем сразу. Вы просто писали о том, в чем успели разобраться, а разобрались вы не во многом, потому я и предположил, что вы молоды.

- Но как он вообще попал к вам руки?

- Просто случай, как обычно все и бывает. Я просто пришел повидать своего знакомого издателя, даже не намереваясь что либо искать среди завалов присланных ему работ. Но опять же, в силу простого случая, его не было на месте, и я был вынужден ожидать в его кабинете. Я расхаживал туда-сюда, пока не уселся в его кресло. Там-то я и заметил это интересное название – «В плену свободы». Я вас, наверное, сейчас огорчу, но ваш труд был в горке прочих забракованных работ. Признаться, я не удивлен, Ричард не самый дальновидный и рисковый человек, но сейчас не об этом. Как и говорилось, я заинтересовался названием и забрал вашу работу к себе домой. Поначалу я был не впечатлен. Как обычно и бывает, новички пытаются сразить всех своими словесными изысками и претенциозными фразами, которые так и кричат: «Я знаю обо всем на свете! Внимайте мне!». Но в этот раз было что-то не так. На протяжении всего процесса чтения, у меня в голове складывался какой-то знакомый образ, но различить его я так и не мог. Но, что важно, я вспомнил об этой книге еще трижды за день. Запомните, это важно. Как бы то ни было, я отложил книгу и отправился к своему близкому другу на ужин. Ужин, к слову, был так себе, стейк сильно пересолили. Его жена никогда не умела готовить. И, уже прощаясь у дверей с хозяевами дома, с другой стороны этой самой двери послышался скрежет ключей, затем резкий металлический лязг, а прямо за ним глухой стук и пара отборных словечек, выдавленных заплетающимся языком. То была его дочь, грохнувшаяся прямо у двери вслед за ключом, который уронила, в попытках попасть в замочную скважину. И глядя на дальнейшую ссору между своим другом и его пьяной дочуркой, я впервые вспомнил про ваш роман. Вернувшись домой, я застал свою жену в тщетных попытках уложить наших детей спать, которые то и дело сползали с кроваток и вновь начинали носиться по дому. Тогда я вновь вспомнил о вашей книге, но еще не понял, что является тому причиной. И, наконец, уложив детей спать, я поднялся к себе в кабинет, поставил любимую пластинку, распластался в кресте, и взору моему предстала фотография, стоявшая на столе. На ней были запечатлены еще молодыми мой близкий, ныне покойный друг и я прямо перед важной игрой в колледже. Игру, кстати, мы так и не выиграли. И в этот миг я сразу осознал, почему не мог различить тот образ. Он не был единым. Я видел сразу все. Я видел дочь своего друга и все ваше поколение. Я видел собственных детей и все их будущие ошибки и неудачи, которые рано или поздно все равно приведут их к победе. Я видел себя в своих детях, в этой пьяной молодой девушке, и я видел связь между всеми нами. То, что вы передали, очень глубоко. Неопрятно, грубо, но глубоко. Я даже не попрошу вас переделывать что-либо, поскольку не менее важно то, как это описано. Однажды вас ждет успех, мистер Райз. Поверьте, я знаю, о чем говорю.

– Заключил Михаил Коллек, окидывая взглядом свой кабинет.
При слове «успех» Алан должен был почувствовать радость, но по-прежнему чувствовал какую-то обиду.

- Обычно люди реагируют на такие новости как минимум веселее. – Подметил Михаил. – Простите, если я вдруг лезу не в свое дело, но вы, вероятно, чувствуете, что не успели?

- Что, простите?

- Я о вашем недавнем горе. Вы ведь больше желали радости своих близких, нежели своей, верно?

- Я мало об этом думал.

- Вы просто только начали все понимать. Это…событие… как бы сказать…всегда что-то меняет.

- Мне просто кажется, что во всем этом больше нет смысла.

- И у вас есть повод так рассуждать, но позвольте, я расскажу вам еще одну историю. Я ведь приехал в этот Город совсем другим человеком. В карманах у меня было пусто, как и в желудке. Вокруг ходили девушки и ездили автомобили, о которых и мечтать-то было как-то стыдно, не то, что смотреть. Сейчас-то я доволен своей жизнью, и о прошлом мне напоминают только такие молодые люди, как вы. Иногда я даже начинаю скучать по своим прошлым недовольствам и лишениям. Я не буду утомлять вас историей о том, как я взбирался сюда, да это и не столь важно. Я хочу рассказать о другом. Добившись чего-то, человек хочет поведать об этом всем, кого только знал когда либо. Но первым делом, он хочет поведать об этом своим близким. Мои родители жили в скромном домике в  маленьком городке далеко отсюда. И вот, однажды, я, наконец, решился осуществить то, о чем давно мечтал, и, как мне казалось, мечтали они. Я встретил их с поезда на своем новеньком автомобиле. Мне представлялось, что они меня похвалят, ну, максимум охнут пару раз. Но что они начали делать? Они начали натирать обувь перед тем, как сесть в автомобиль. Они побоялись его испачкать! Вы даже не представляете, как я проклинал себя и эту чертову машину. Но дальше было еще хуже. Я привез их в дорогую гостиницу, номер в которой снял заранее. Когда мы вошли в вестибюль, вместо радости на их глазах я прочитал только растерянность и чувство, если не стыда, то сильной неловкости. Они принялись оправлять одежду, прижались друг к другу, как мышки. Я был настолько растерян, что быстро затолкал их в лифт, отдав багаж носильщику, и обмолвив им, что так принято. Ну, хоть от номера они были в восторге, правда, боялись ко всему прикоснуться. Казалось, что всё вот-вот наладится. Носильщик привез багаж, и я машинально дал ему приличные чаевые. До сих пор у меня стоит перед глазами взгляд моего старика. Этого не передать. Когда-то на эти деньги мы могли протянуть пару недель, а тут я отдал их парню просто за то, что он следом за нами внес сумки. Мне было настолько неловко, что я прикрылся неотложными делами, пообещав заехать за ними вечером. И вот, как я им и обещал, я вернулся за ними вечером, чтобы отвезти в ресторан, столик в котором заказал еще за пару месяцев. Нам пришлось покинуть его, как только принесли меню. Отец встал, взял мать за руку, и они вышли. Я ринулся вслед за ними. На следующее утро они сели на обратный поезд. Отец тогда попросил меня больше не звать их в этот Город, и я сам ездил к ним. Они так и прожили в своем маленьком покосившемся домике, пока не ушли навсегда. Я говорю это к тому, мистер Райз, что, быть может, ваша матушка и так была счастлива? Нам непременно кажется, что то, что делает счастливыми нас, сделает столь же счастливыми и других, но это, стоит заметить, ошибочное мнение. Понимаете ли, счастье других очень сложно понять, поскольку счастье близкого нам человека для нас всего лишь то, что чувствуем мы относительно его счастья. Все это очень сложно. Но одновременно и легко. Говорила ли вам матушка, что была счастлива?

- Незадолго до того, как все случилось.

- Это очень важно, мистер Райз. Даже больше. Это одни из самых важных слов в вашей жизни.
Алан сидел молча какое-то время, а затем обратился к Михаилу:

- Вы упомянули, кажется, что мне не требуется ничего исправлять?

- Верно.

- Позвольте, кое-что я все же исправлю. – Потянулся Алан к рукописи своего романа, ощупал карманы, и поняв, что они пусты, попросил ручку. «Светлой памяти моих родителей» - вывел он аккуратным почерком новое предисловие своего романа.

Михаил Коллек улыбнулся, и, ностальгируя о чем-то плавно кивнул, затем бросил взгляд на часы, и лицо его вновь обрело деловой вид.

- Мистер Райз, позвольте пригласить вас на ужин. В следующий вторник в семь вечера у меня дома. Моя жена хорошо готовит, и я предпочитаю похвастать этим, нежели назначать ужин в ресторанах. Да и не люблю я их с тех самых пор.

- С радостью.

Они условились оговорить все остальное за ужином, обменялись рукопожатиями и распрощались. Пусть Алан и мало чувствовал, но он ясно понимал, что сегодня случилось нечто важное, а потому и решил посетить с этой вестью Утопию, заранее предупредив остальных. Утописты отреагировали по-разному. Это чувствовалось, хоть и с виду все были радостными. Кто-то действительно был искренне рад тому, что стал причастен к чему-то важному, а кто-то улыбался, скрывая зависть и неприятие того, что это все-таки случилось не с ним. И Алану подумалось тогда: «мы жадно хватаемся за каждую возможность, которая, как нам кажется, в силах изменить нашу жизнь, но почти никогда не доводим эту самую возможность до реальности. И вообще, считается крупным везением, если мы хоть что-то начинаем. Мы все витаем, как порывы ветра, то в одну, то в другую сторону, пытаясь ухватиться за собственные идеи, но в последний момент одергиваем руку назад, охваченные сомнениями и страхами. И каково же наше расстройство, когда кто-то около нас цепко вгрызается в наши мечты, и как же горько сознавать, что ты – не самый важный человек на этой земле. Выходит так, что мы всегда предпочтем сотню новых надуманных и неосязаемых жизней одной реальной, надежной, и верной».