Будни антиквара! День первый
Бормотали разное: особенно утром на правеже перед второй половиной, или, не приведи Господи, тещей. Одни рассказывали жене, каким негодяем оказался начальник, заставивший обмыть контракт или свое повышение. Другие, что партейная работа всегда сопряжена с вливанием… нет-нет, не водки… вливанием в организацию «новых членов»… после чего, эти «новые члены» наливали бормотухой «старые члены» до такой степени, что в глазах появлялись «многочлены». Третьи – обиженно рассказывали, как кум соблазнил бокалом пива, в который чего-то подмешал, но не водки – это точно… а то бы вы обязательно знали, и поспешили домой!.. Ну и остальные, то бишь: четвертые, пятые… десятые, тысячные и десятитысячные и так далее… – выдавали и выдают по сей день свои версии о диверсиях против себя, родимых. Разумеется, при таком раскаянии перед супругой или своим псом Шариком, а на худой конец и перед котом Васькой, чистосердечном, первые два часа, вы – были вовсе не виновны. А те, кто был виноват в вашем «соблазне проклятым змием», который утром и не зеленый вовсе, а такой… синебуромалиновый гад в крапочку, не перестающий бить в колокола аккурат между правым и левым полушарием, рассказывали близким те же трогательные и душещипательные истории о начальнике, заседании партячейки членов-собутыльников, куме, о вас, родимом – закоперщике и пьянице, и прочее… и прочее… прочее…. Теперь, дорогой читатель, когда я вам напомнил кое-что, уверен не из вашей жизни, вы поймете: так и хочется упомянуть Кису Воробьянинова, но увы… Киса – это классика, как нелегка жизнь антиквара современного украинского, да, и чего греха таить, – российского мира. И зовут его: Андрей Ферапонтович Филимонов – между совсем своими: «АФ-Ф!»... иногда, два раза и даже три: «АФ-Ф!!!» – это зависело от количества выпитого и закуски! Правда, мог бы он именоваться и Петр Спиридонович Пупыришкин, или там Михаил Витальевич Лопата, но я остановился именно на Андрее Ферапонтовиче – мне приятней, и слух не режет. Андрей Ферапонтович – известный антиквар из известного на весь мир, города… Нет-нет! Не спешите! Нет, не из Одессы, хотя там тоже свои герои, а из города Киева – столицы моей любимой родины – Украины!!!
После того, как усатая голова, удобно разместившаяся на блюде, ухмыльнулась и подмигнула Андрею Ферапонтовичу, он удивленно вытаращил на нее глаза, но учтиво подмигнул в ответ. Затем, проказница опять подмигнув, уже показала ему язык. На такое некультурное поведение шалуньи, Андрей Ферапонтович тоже показал ей язык и даже пригрозил пальцем. Голова не унималась и хрюкнула, как годовалый поросенок, у которого ломались голосовые связки при переходе на полноценный голос свиньи. Наш герой повествования решил: уступить – значит сдаться какой-то голове и хрюкнул уже как полноценный кабанчик трех лет от роду. И вдруг… то есть внезапно, включился свет. Нет не в зале – в голове Андрея Ферапонтовича и он обрел на несколько минут память – такое бывает. А обретя это природное свойство мыслить, он увидел себя сидящим за столом уставленным разными закусками, салатами и соблазнительными стеклянными емкостями с этикетками, на которых клубились разные зеленые змеи. Реальность не убрала голову, продолжавшую игриво подмигивать и глазами выразительно приглашать в соседнюю комнату.
– Откуда здесь голова? – озираясь на знакомые и незнакомые лица вопросил очнувшийся антиквар.
– Какая голова, Андрей Ферапонтович? – участливо поинтересовался один из генералов, очень секретного, но открытого для всех в узком кругу – братьев «Меча и орала»… Бр-р-! Извините: братьев «Бутылки и стакана» – учреждения!
– Вон та! – кивнул в сторону пустого блюда, наш специалист от антиквара.
И вот тут-то голова и преподнесла нашему герою сюрприз. Отбросив всякие правила приличия, она вдруг взяла, и исчезла, и Андрей Ферапонтович захлопал глазами, а некоторым присутствующим, показалось и ушами. Он обвел всех взглядом одного из великомучеников и добавил:
– Была в блюде, а потом сбежала!
Может шеф отдохнет, пока она не вернется на место? – с улыбкой произнесла Оленька, работавшая в этом же заведении, то бишь в баре.
– Может! – покорно согласился специалист старины, обескураженный предательским поведением подлой головы с усами.
Ольга вывела Андрея Ферапонтовича из залы, «которая» сочувственно проследовала глазами с ним до двери, а потом раздались тосты. Их он уже не слышал – специалист антиквариата, что-то бормоча, спал в соседнем небольшом помещении на диване для охранников, под огромной картиной Глущенко, терзавшей уже полгода «утонченный» вкус некоторых клиентов-посетителей!
Не менее, известный, но менее опытный знаток антиквариата Анатолий с прозвищем… впрочем, не буду его называть: отмечу лишь, что он слегка напоминал сдобный невыпеченный калач, посыпанный маком. Внешний лоск – при внутренней сыроватости. Появился он внезапно и не ко времени. На вопрос Оленьке:
– Где Ферапонтыч? – Анатолий получил лаконичное:
– Спит!
Видимо, Анатолий не первый раз такое слышал, и не удивившись, кратко бросил:
– Я подожду в баре!
На что Оленька кивнула и прошла за стойку, готовить ему кофе.
Появление «внезапно» – было особенностью Анатолия, и я бы добавил к именованию "сдобный непропеченный калач", еще и понятие «тертый». Чтобы добыть что-нибудь редкое – нужно появляться внезапно: такое жизненное кредо, оставшееся с советских времен: «кто первый – тот не последний», часто преподносило ему определенную выгоду – бывало, с некоторыми неприятными сюрпризами. Последние, были редкостью, точнее их было два, но все два раза закончились очень болезненно – в больнице. Не все любили, когда кто-то появлялся внезапно и мешал осуществить сделку со счастливым концом. Но при всем этом, Анатолий всегда имел несколько изюминок: вплоть до вещиц с клеймами мастерской Фаберже и его артелей, некогда раскинувшихся по необъятной России. Нужно заметить: некоторые клейма ставились год-два назад, но от этого «Бомбоньерка» или портсигар а ля Франсе, то бишь французского ювелира 19 века, не становилась хуже, и, перерождаясь, возрастала на десять-двадцать порядков в цене. Кроме Фаберже – в запасе были красивые вещицы и попроще. Серебряные изделия с клеймами «П. Овчинникова», «Братьев Грачевых», "ХЛЕБНИКОВ И. П., Сыновья и К°", Густава Клингерта – не столь редки, как Фаберже, но очень востребованный товар в среде коллекционеров-комсомольцев, добросовестно почистивших партийную кассу старших учителей-наставников после коммунистического развала советского СССР.
Они, эти комсомольцы, слабо разбирались в культурном наследии Великой России – сказывалось воспитание на образах многострадальных Павлика Морозова, его тески – Павки Корчагина и Зои Космодемьянской, но деньги сумели добыть очень большие! Не все выжили в штольнях шахт Донбасса и непроходимых таежных лесах Урала: за деньги нужно было отвечать, но те, кто сумел – жили неплохо. А живя на широкую ногу – нужно было создавать крутой имидж! Но что такое имидж без антикварных редкостей? – это жизнь свиней на колхозной ферме… Нет, тут нужен был момент, который должен был вызывать не только восхищение, но и зависть у окружения до полного умопомрачения. Принимая в частных апартаментах частных замков или дачах-замках в Конча-Заспе, гостей, ставилась задача: ошеломить, показать, что ты единственный такой, с кем можно и нужно иметь дело. Это было непросто и напоминало что-то похожее на курицу, доказывающей петуху, что и она огого какой петушище, по крайней мере, в душе. Так вот: ошеломить можно было картинами Айвазовского, Семирадского, Шишкина, Ван дер Мейера, Белегамбе из 16 века, Малыми и Большими голландцами, мраморными бюстами цезарей, двухметровыми хрустальными люстрами и, тоже двухметровыми садовыми и дворцовыми бронзовыми и мраморными статуями Венеры, Аполлона, Афродиты, или, на худой конец – многострадальной королевы Марии Антуанеты (скульптора Мале)… Понятно, что к этому перечню можно добавить множество других предметов, принадлежавших давно усопшим членам королевских фамилий и элите прошлого – тоже почившей в бозе. Униженная борьбой «с вещизмом и роскошью» в советское время, мода на все старое – мгновенно приобрела у бывших «комсомольцев», нездоровый, с элементом легкого помешательства, оттенок, и не только у них.
Да-да! Среди хозяев, заправлявших такими салонами-курятниками, кроме бывших комсомольцев, на полных правах прижились бандиты и воры разных мастей – тоже бывшие. Из уголовного мира цеховиков 80-х, наперсточников, валютчиков и кидал первой половины 90-х, к концу все тех же 90-х годов, вылупились очень даже респектабельные «джентльмены» «а ля Монте-Кристо», которые, как и «комсомольцы», бывало, знали даже несколько английских, французских и немецких слов – чему только на «отсидке» не научишься.
По-первости, когда к ним заявлялись иностранные клиенты-партнеры «прощупать» обстановку, наши «джентльмены» весело и изысканно приветствовали их «Хао ду ю ду!», «Оревуар!» и даже «Гут бай!». Удивленные и несколько обиженные такой «гостеприимностью», будущие партнеры давали задний ход, и пытались покинуть приемы «а ля Монете-Кристо» «во дворце», на что, очередной Петр Григорович Монтекристович, в блатном миру «Чухонец», или Григорий Михайлович с погонялом «Доктор», вспоминали бурную молодость и, шевеля мослами, возвращали гостей назад. Когда выяснилась «ничтожная ошибка», что и во Франции, и в Англии, и даже Германии, чтобы попрощаться, нужно вначале поздороваться, а желательно и чего-нибудь съесть на банкете, ну икорки например, то, один из бывших, кажется «Косой», а затем, уже «джентльмен» Василий Степанович Краснобаев – рьяный собиратель старины, завел себе секретаршу-переводчицу с бровями, что крылья у самолета «Боинга», ногами – из грудей, и в юбке – от пупка до пупка.
Преимущества «Косого» в «деловом» мире сказались в тот же день, когда он явил свету Катюху, то бишь, ту самую, у которой юбка от пупка до пупка. Он ухитрился подписать умопомрачительный контракт на продажу кратера Море Согласия на Луне одному из бизнесменов Саудовской Аравии – уж очень тому захотелось покататься по лунному ландшафту на своем неприлично бронированном и неприлично золотом, (что-то около 180 кг. золота) Rolls Royce Phantom ручной сборки. С тех пор, каждый деятель от финансов обзавелся секретарем-переводчиком и дело пошло! Доллары потекли рекой.
Продавали все! Труханов остров продали пять раз, Сенной рынок – четыре раза, правда, после четвертого – он развалился от возмущения: ходили слухи его специально разрушили, чтобы не продать в пятый раз. Так он и стоит памятником бурных лет начала третьего тысячелетия под названием «Ни себе – ни людям!».
Ходили слухи, что у одного из… из… в общем погоняло для близких «Халва», были сладкие связи с российской разведкой, которая передала ему эксклюзивные права на продажу Красной площади вместе с Мавзолеем… Покупающая сторона хотела там возвести Колос Мира… российского конечно!.. Но – сорвалось! Пришел к власти Путин и сделка накрылась гэбещным тазиком. Новый президент: сам – не дурак и зацепил Кремль со всеми прилегающими территориями, то бишь площадями, соборами и храмом Василия Блаженного под свой фантастический проект, который до сих пор никто так и не смог понять.
Зато с Крещатиком в Киеве – все получилось «ТИП-ТОП»! Новый мэр, имеющий корни из планеты Нарик звездной системы Обкуренный Хамелеон, открытой нашими астрономами в начале 2000 года именно над городом Киевом, продал все что мог на Крещатике – осталось лишь название, напоминавшее давнюю историю Киевской Руси. Не избежали своей участи и святыни: Софийский собор и Киево-Печерская лавра. Правда, в этот раз, видимо тот, кто уже совсем НАВЕРХУ, вспомнил о том, что святыни нужно оберегать и кое-что расстроил. То есть не все, но кое-что. В общем, дела шли в гору, клан Монте-Кристо богател, что дерьмо на дрожжах в сливной яме, а красавицы-переводчицы-секретарши – должность особой роли не играла, за хороший контракт преподносили свои девственные, каждый день новые, бутоны целомудрия партнерам из-за границы. Кто тут мог устоять!? Холодный разум деловых партнеров «из-за…» плавился, уничтожая всякое соображение и распаляя воображение.
В 2000-2001 годах по мусорным кучам Киева рылся один из миллионеров Канады, решивший, что Украина – это Эльдорадо. Он ошибся! Через год, партнеры из «комсомольцев», благополучно перекачав его средства на свои счета, открыли перед ним романтику киевских трущоб, мусорных альфатеров и городских свалок!
Читатель, вправе спросить: чего это он так подробно описывает некоторые моменты из жизни «новой» постсоветской элиты… Отвечу: чтобы, работая с антикварами и их устремлениями не только духовными но и материально-бытовыми, мы могли понять: кто потребитель памятников старины больших, малых и совсем миниатюрных из золота и бриллиантов, форм. Каков их культурный уровень и с какими трудностями приходилось сталкиваться на антикварном рынке, который весь мир почему-то ставит на первые ступени по доходности в мировой экономике.
Когда мы немного разобрались с культурными позывами постсоветской полублатной элиты, можем вернуться к нашей жертве антикварного бизнеса.
Почему жертве? Забыл донести до вашего сведения: сделки очень часто обмывались. Не все и не у всех, но часто. То есть, как и во всем другом жизненном, на радостях от взаимного согласия, вы стопочку-другую берете, да и пропускаете. И, кто бы вас не ожидал дома, будь то даже первая и вторая бывшие… пришедшие за алиментами, а выпить за сделку – дело святое! Ну, а представьте, если вам удается сделать три-четыре удачных обмена чего-нибудь от прикладного искусства, на нечто от купюры американского Центрального банка. Эти дозы – текут нежно журчащим ручейком по внутреннему организму, и могут перерасти в бурную речку, в устье которой, и притаилась эта злосчастная, и нахальная голова, не дававшая покоя Андрею Ферапонтовичу.
Именно удачная продажа иконы «Божьей Матери Троеручницы», а затем, пейзажа Висконти, и статуи Николая I, шопеновского разлива, то есть, изготовления, вытащили на свет и уложили в блюдо голову с усами. Причем, когда уложили?.. Тогда, когда уважаемый бомонд, уважаемых представителей сливок общества, закатил в антикварном салоне пирушку, по случаю рождения одного из генералов м-м-м.., ну, в общем вы поняли, причем, тоже антикварной внешности и времени. Как мы знаем, все, что появилось на свет до 1948 года, а, затем и до 1964 – считается на Украине антиквариатом. Это был тот самый случай – «провожали» на пенсию антикварной наружности, не уходящего на пенсию генерала-силовика.
Как бы там не было, но через час, Андрей Ферапонтович проснулся – сработал внутренний будильник, вернее воробьи. Да, именно эти, на первый взгляд, достаточно бестолковые крылатые сорванцы, пробудили нашего антиквара. Они затеяли разборку под окном за несколько крошек хлеба, брошенных с 5-го этажа Аросей Самуиловной Шехтер. Нужно отметить: если Анатолий походил на «тертый» калач – пусть и недопеченный, то Арося – была вылитая французская булочка, причем, сдобная. Шикарная дамочка, «почти случайно», выскочила на балкон без ничего, если не считать прозрачный халатик. Заметив на противоположной стороне несколько молодых людей, обнаруживших хоть и высоко, но столь соблазнительный объект, Арося Самуиловна чуть задержалась, не желая их разочаровывать. В этом случае Маргарита Мастера, могла бы ей даже позавидовать – ведь эта «случайность» была спровоцирована заботой о ближних, то есть воробьях. Это дало возможность маленьким сорванцам, серьезно увязнуть в борьбе за жизнь, то бишь, крошки. Сражение непосед было столь шумным, а «случайное» пребывание на балконе заинтригованной Ароси, столь продолжительным – она все бросала и бросала крошки хлеба, что Андрей Ферапонтович, таки открыл глаза. А открыв, некоторое время бессознательно изучал, падающий на него шедевр Глущенко с яблонями, которые никак не могли распустить цвет – много лет: говорят, с момента написания картины. Что хотел выразить этим творением художник? – загадка! Было много предположений. Даже сейчас, спустя уже 40 с лишним – искусствоведы продолжали выдвигать все новые и новые гипотизы.
Несколько минут созерцая картину, Андрей Ферапонтович не обременял себя ее таинственностью, а вспоминал, что такое случилось, что уложило его на диван? Не совсем восстановив в памяти происходящее, хотя смутное видение его уже посетило и он припомнил о сделках, наш герой старожитностей открыл дверь и шагнул в коридор и… и настало время вспомнить об Анатолии – человеке никогда не упускавшем шанс поживиться. С криком:
– Сколько можно ждать?.. Ты же обещал! – он перехватил нашего специалиста-антиквара и насел деловитостью момента.
Тот, недоуменно уставился на новоявленного перед свои глаза кричащего Анатолия, и немного задержавшись в осмысливании представшего образа, отреагировал:
– Ах, это ты? Не видишь, я занят!
– Смотри, я уйду, и тебе уже никто не даст этой суммы!
– Уже дают! – лаконично произнес Андрей Ферапонтович, вожделенно, поглядывая в сторону залы, откуда разносились взрывы смеха. Ему было явно, не до пятой сделки на сегодняшний день – это уже слишком. Перезвоны в голове требовали срочного присутствия за столом пирующих, и потому фраза Анатолия:
– Семь штук? – привела его в серьезное раздражение.
– Девять, но я хочу десять! – бросил он, собираясь оставить назойливого друга наедине со своим предложением.
Но не таков был Анатолий.
– И это ты мне, старому другу такую цену гилишь? – укоризненно произнес он, играя на чувствах старого кореша.
– Это мой клиент гилит, а я имею всего 10%.
Что б читатель понял о чем идет речь… так о дарохранительнице для мощей святого…. Какого? Неизвестно. Полностью изготовленная из серебра в виде макета собора, она представляла собой довольно оригинальное и красивое зрелище высотой 52 сантиметра. Золочение придавало ей нарядность и нестерпимое желание тому, кто ее видел в первый раз – обязательно завладеть этим сокровищем. Пробы на фрагментах и основном корпусе в виде Георгия Победоносца, букв «ИО» с цифрами «84» – делали дарохранительницу и вовсе желанной! Мастер потрудился на славу, а длина 43 сантиметра и ширина 25, – возводила ее в статус шедевра прикладного искусства.
– Она весит 3800… Это как? – превозмогая желание послать старого кореша, куда-нибудь за стены своего салона-бара, с нарастающим нетерпением, констатировал наш специалист старожитностей.
– Вот я и говорю, что 9 тыщь – тебе никто не даст, а я – дам!
– Постой! Ты говорил 7?
– Ты меня убедил – даю 9!
– Нет – 10! А еще я хочу выпить, не то щас упаду! – уже бесцеремонно заявил Андрей Ферапонтович, и направился в зал где было весело и шумно.
– Ну разве так дела делают, Ферапонтыч?
– Делают! Приходи завтра после двух – «добазаримся»!
Что это означало – Анатолий хорошо понимал. Когда его старинный коллега пил – с ним хорошо сделки делать после второго стакана водки. Потому что после четвертого – Ферапонтыч переставал интересоваться антиквариатом, и его носило по всем злачным местам, а после пятого, шестого и выше – все заканчивалось либо «русской рулеткой» с невесть откуда взявшимся револьвером, либо мордобоем, в котором наш знаток старых вещей – не всегда выходил победителем.
Вздохнув, Анатолий, промямлив:
– Ладно, завтра поговорим! – отправился вверх по лестнице.
Заведение Филимонова, было интересным и всегда привлекательным. Те, кто хотел напиться – напивались, кто хотел купить что-нибудь подешевле – покупали, те, кто хотели занять денег, с тем, чтобы потом не отдать – занимали, ну, а те, кто желал получить новые сведения о новинках из шедевров появившихся в других салонах или на дому частных коллекционеров – могли сполна удовлетворить свое любопытство. Вот и сейчас, если вы думаете, что Анатолий не встретил кого-нибудь при выходе из салона – вы ошибаетесь!.. Встретил! Причем, тоже Анатолия, но уже с отчеством, о котором я умолчу, по причине: ну не всех же мне подавать в первозданном виде! Спросите: почему так?.. Все просто, Андрей Ферапонтович питал к нему слабость и многое прощал! Нет-нет! Не подумайте ничего плохого – это была дружеская слабость. К сожалению, этим пользовались многие, причем, часто, и Анатолий с отчеством – не был исключением!
По натуре человек добрый и выпивающий – наш герой, как липкий мухомор притягивал людей нечистых на мысли и руку… У него всегда можно было поживиться, что называется «на дурняк»! Андрей Ферапонтович горько страдал, выплачивая заработанными кровными за очередного, обворовавшего его «друга», или «партнера», но поделать с собой ничего не мог. Широкая натура подводила его. Вот и сейчас, услышав, что Андрюха сегодня пьет – к нему зашел Анатолий с отчеством, в надежде оторвать что-нибудь этакое, типа: «Сирени на подоконнике» Цветковой, Глущенко из караульни, или пейзажа Висконти, но не за 5-7 тысяч, а, вполовину меньше (кстати пейзаж «ушел» и этого Анатолий еще не знал).
Надо сказать: Анатолий с отчеством – был человеком не бедным и любителем живописи и иконотворчества. Он любил покупать… но покупать за полцены, справедливо считая, что раз платит, значит имеет право отчаянно торговаться. Правда, слово отчаянно к нему не подходило – он был сама любезность и корректность. Это подкупало продавца и завораживало покупателя, потому что он еще и продавал кое-что. Причем, его обаяние носило несколько магическое свойство. Часто продавец, начиная с ним сделку, ловил себя на мысли, что уж в этот раз не даст себя провести и уступить икону с Праздниками Николая Чудотворца великолепного московского письма, за пол цены. Тщетно! Пока он соображал и противился, Анатолий с отчеством, убаюкивал плавной, витиеватой речью, и словно удав Ка-а, приглашая себе в пасть стаю загипнотизированных бандерлогов, уже отсчитывал деньги, унося через пол часа уникальную вещь.
Значительно позже времени моего повествования, когда комсомольцев у власти потеснила донецкая братва и деньги, вместо того, чтобы перевоплощаться в изумительные произведения искусства, штабелями слаживались на поддоны в бронированных комнатах министров налоговых, юридических и правовых служб, многим пришлось изменить свое отношение к зеленым портретам президентов США и антиквариату. Последний, застыл в своей красоте в салонах и коллекциях, а владельцы этой красоты, не имея наличности, начали словно рыбаки с дырявыми сетями, вылавливать хоть кого-то и продавать хоть что-то и хотя бы за сколь-нибудь. Всем специалистам старины – стало очень и очень неуютно. Курица, добросовестно несущая каждый день яйцо, на фоне сиротливо стоящих и висящих на стенах полотен некогда радовавших глаз и карман – Глущенко, Шишко, Стожарова и более старых мастеров, выглядела желанной королевой! Но даже в такой период падения спроса на культуру, Анатолий с отчеством появлялся то там то сям, и у Андрея Ферапонтовича, в том числе. Но это у нас впереди и чтобы закончить портрет Анатолия с отчеством, добавлю: у него и у самого невесть откуда возникали шедевры хоть куда. Бывало, купив прекрасную картину с зимним пейзажем немецкого художника второй половины 19 века, он уже через несколько месяцев предлагал бывшему хозяину этот же «Зимний пейзаж», но уже с подписью неплохого русского художника Кондратенко. Я это к тому, что магия перевоплощения в антикварном бизнесе, реально существует, и кто в это не верит и теряет бдительность – имеет полотна Айвазовского немецкого происхождения, или, там шедевры Левитана, Семирадского, Котарбинского, художников Южно-украинской школы – созданные в Питере, Одессе и городе Ялте.
И так, обреченно встретив Анатолия с отчеством у комнаты, на стене которой, висело полотно Глущенко, бывшего не только осведомителем – точнее агентом НКВД, но и хорошим художником, речь зашла именно об этой картине. Для того, чтобы беседа была содержательней и плавней, герой нашего повествования оставил старого товарища на 15 минут собраться с мыслями и предложениями, а сам нырнул в дверь залы, откуда уже полилась песня «Рідна мати моя».
Цвет застолья, встретил хозяина заведения бурно и с восторгом. Первая рюмка коньяка «Метаксы», успокоила беспокойного звонницу бьющего в голове Ферапонтовича в колокола. Вторая рюмка и вовсе поправила внутреннее духовное состояние до уровня, когда: «Листая старую тетрадь расстрелянного генерала…», вызвала слезы о безвременно погибшем Игоре Талькове. Игоря Талькова любили все, а в Украине особенно. Это было та глубокая сердечная рана, которая всегда ныла. Не хочу быть слишком уж сентиментальным, но его, по-моему, как и его творчества – сейчас очень не хватает России, в это ужасное время Путинского диктата и правового произвола, а тогда… а тогда за столом… за столом вспомнили и выпили от чистого сердца: за упокой его души и тихая грусть после третьей рюмки, плавно перешла в песню: «Ямщик не гони лошадей!».
Песни возникли в зале не случайно: именинник неплохо пел и об этом многие знали. Говорят, он даже с Дмитрием Гнатюком в Одесском Оперном… раз запел, причем неплохо запел. Как бы там не было, но когда «Ямщик…» еще сдерживал лошадей в залу заглянуло лицо, и Андрей Ферапонтович понял: жизнь антиквара – сложная штука. Вы угадали – о себе напомнил Анатолий с отчеством.
Покорно направившись к другу-клиенту, он вдруг остановился, и вернувшись, налил еще одну рюмку коньяку, после чего крякнув, отправил «божественный» алкоголь в путешествие к очень недовольному желудку. Последний, приняв так много «божественного» ранее, получил за все время лишь салатик из огурцов, да пару колечек домашней колбасы. Это – его возмутило и он решил выдать на гора свое несогласие с «главным держателем акций». Содержимое заурчало коньяком и желудок послал ему спазм: мол, кинь еще что-нибудь – не жадничай. Андрей Ферапонтович неохотно откусил кусок варенного языка под майонезом, и вяло проглотил. Ферменты, явно обрадовались этому подарку и в желудке опять заурчало, но уже удовлетворенно. Подумав немного, наш специалист от прикладного искусства, внял настоянию Ольги, принесшей шикарный печеночный паштет уложенный на поджаренный хлеб. Уже более живее расправившись с этим бутербродом, Андрей Ферапонтович, кивнув всем, и, пожелав хорошего времяпровождения, отправился «бороться» за Глущенко, как пару дней назад высказался Анатолий с отчеством.
Давид с Голиафом – так не сражались, как два друга-антиквара сошлись в поединке. Причем, кто Давид, а кто Голиаф – определить было невозможно. Анатолий с отчеством, явно недооценил момент и «на дурняк», у него не прокатило. То ли голова с усами, несколько нарушила душевное состояние нашего героя, то ли коньяк «Метакса», оказался очень и очень.., а, возможно, и воробьи вскормленные эротично настроенной Аросей Самуиловной Шехтер, не вовремя разбудили великого антиквара, но только в этот раз он бился как лев, то есть Голиаф, тьфу ты!... Извините – Давид!
– Говорю тебе: я даю хорошую цену! – где-то на середине сражения попытался подвести черту Анатолий с отчеством.
– Ну да, смешная цена! Знал бы папаша Глущенко – в гробу перевернулся б! – усмехнулся Андрей Ферапонтович. Ему было, на удивление хорошо. Рюмка коньяка, за которой он вернулся к столу, была, видимо, Золотым сечением его нынешнего внутреннего состояния. Ему было всеравно: продаст он картину или нет, и это, достаточно неординарное отношение к делу, было непонятным Анатолию с отчеством. Да!.. Да, непонятным, и это «всеравно» – делало Ферапонтовича спокойным и уравновешенным. Его – да, но Анатолий с отчеством занервничал – он самонадеянно пообещал одному «патрону» из Верховной Рады, вечером доставить этого самого Глущенко на дачу в Конча-Заспу.
– Ты же знаешь – его раскрутили, потому и цены нереальные! – возразил он.
– Раскрутили – не раскрутили, а за него я могу получить двадцать пять зелени, а тебе по-дружески отдаю за пятнашку – пользуйся моментом!
– Сейчас – это нереальная цена! – попытался сбить его пыл Анатолий с отчеством, собираясь сам ее продать, как раз за те самые 25 тысяч «зеленых».
– Реальная! Десятку наличкой и Казанскую Мамку («Казанская Божья Матерь с младенцем Иисусом Христом») в окладе с эмалями.
– Ну ты даешь!.. – возмутился Голиаф, то бишь Анатолий с отчеством. – Да ты знаешь сколько я за нее отвалил? Это ковчежная восемнаха и оклад кованный с годовым клеймом «1837» и «Москвой».
– Венец – не родной! Есть небрежная реставрация эмали, так что мое предложение очень даже приемлемое. – Давид, то есть Андрей Ферапонтович, почувствовал, что ему нужно выпить и из божественного состояния Золотого сечения, стал переходить в напряженное, явно, противоположное благодушному. Эту перемену заметил и хитрый психолог Анатолий с отчеством.
– Дашь до завтра? Ответ после обеда... но завтра! – Прикидывая что-то в уме, предложил он.
– Утром, ее забирают на показ в один салон – вряд ли она оттуда вернется!
– Хорошо! По рукам! Картину подъедет заберет мой Василий, а завтра я занесу деньги и икону.
– Деньги и икону – сегодня, картину – можно завтра забрать! – не согласился Андрей Ферапонтович, вовремя вспомнив об Остапе Бендере. – У меня сегодня есть кому показать «Казанку»!
– С тобой стало сложно «бороться»! – констатировал побежденный Голиаф и согласно кивнул головой, которая, вопреки мифу, осталась на плечах.
Сложив в сейф пачку купюр с Бенджамином Франклином, Ферапонтович внутренне торжествовал – он купил картину Глущенко «Яблоневый сад» за две тысячи долларов США: по случаю, на адресе!
Через час, когда в зале два высокопоставленных офицера родом из Одессы одного из силовых ведомств уже пропели «Черное море», он с генералом Валерием Николаевичем – усиленно решал одну важную задачу: можно ли саблей перерубить пустую бутылку из под шампанского? Валерий Николаевич, некогда учившийся в одном классе в школе КГБ с Путиным Владимиром Владимировичем, авторитетно настаивал на невозможности такого процесса, но господин Филимонов, то бишь Андрей Ферапонтович, приближался опять к состоянию, когда голова с усами должна была вот-вот сказать ему «Здрасьсьсе-е-е!» и потому, так же авторитетно доказывал, что перерубит злополучную бутылку.
Вопрос серьезный и заинтриговал абсолютно всех – зал разделился поровну. Допив шампанское из Нового Света, не того что в Америке, а того что в Крыму, заинтересованные стороны положили бутылку на стол, а хозяин вытащил из шкафа офицерскую саблю образца 1841 года.
Сталь свистнула и бутылка сорвавшись со стола, словно снаряд врезалась в именинника. Сверкнули щиблеты 43-го размера и генерал-именинник, задрав ноги, распростерся на коврах персидских и не персидских, которыми был устлан салон.
– Хорошо, что не в статую! – только и сказал Андрей Ферапонтович, окинув философским взглядом мейсенскую композицию «Пастух и пастушка».
– А, я ж говорил! – не менее философски констатировал, Валерий Николаевич – тот что учился с Путиным в школе КГБ, и попытался помочь генералу подняться… но тщетно… Именинник спал.
– Ничего, мы отвезем его на машине домой! – успокоил уже полковник, который мечтал занять место генерала-именинника… но увы! Пока – увы!
День завершился созерцанием иконы Казанской Божьей Матери. Глядя на нее, Андрей Ферапонтович умилился, прослезился и, закрыв ее в сейф, направился на Труханов остров к своему богатому другу Викт… впрочем не будем раскрывать частную жизнь других граждан города Киева. Справедливости ради, отмечу: наш герой не доехал до Труханова острова, свернув в бары и кафешки Гидропарка – у него начиналась ночная жизнь!
(Возможно, вам будет интересно знать и о последующих днях героя этой были, похожей на рассказ… Подождем и понаблюдаем за Андреем Ферапонтовичем!!!...)
Свидетельство о публикации №214062401602