Аксолотли и Обсидиановая собачка

глава 4 из повести "Смерть ювелира"
     Самая   длинная ночь  в году  промелькнула  для  них   жарким  всполохом, эта  самая важная ночь древнего  праздника  Солнцестояния, во время которой настоящими властителями в этом мире становятся духи. В эту ночь  в  старину зажигали «костер Йоля»,   что охранял дом от злых духов; в эту же ночь давались самые искренние клятвы и обещания,  и  все  знали, что не следует быть одному в эту ночь - ведь тогда человек остается наедине с мертвыми и духами Иного Мира…
     Они и были  вдвоём  и друг  в  друге…
     Они  не   слышали,  как  духи скреблись в  провале  дымохода  в  углу  комнаты,  пурга   выла  за окном,  домовой шлёпал босыми  мохнатыми лапами  в  кухне  за  стенкой.   Им  не  было  дела,  что   этой ночью все миры сошлись  в Мидгарде - в Срединном людском  мире: -  казалось,  боги и богини снизошли в их   пылающие тела, тролли и эльфы шепчут   над  ними, мертвые вышли  из Нижних Миров   и   обходят  дозором;  и,  казалось,  их  души  на время покидают  истомлённые   страстью тела и присоединяются к всадникам Дикой Охоты  - «наездникам Асгарда»,  скачущим  всю  эту  самую  длинную  ночь в  брешь между двумя годами, в  сакральный  провал,  где  нет ни привычного времени, ни привычных границ, когда вершиться жребий богов и вращается веретено богини Судьбы -  Урд.
   Веретено Судьбы  уже   переплело  их нити между собой  и  вязало  петли  и узлы  грядущих  прекрасных  и  страшных  событий… И  всё, что сказано и сделано до восхода солнца, определяло все события наступаюшего года,  и  нет более верных знамений, чем те, что явлены теперь, и самые сильные слова - те, что сказаны в эту ночь.
    Они и шептали  что-то горячечное,   неразборчивое,  подсознательное,  не слыша и не вникая -  и это  было  прекрасно!
    И не дай вам Бог,  любезнейший читатель, дожить до той поры, когда  во время  привычных  ленивых  супружеских объятий в миссионерской позе   вы  услышите,  как  Она скажет, рассеяно глядя вверх - …потолок  белить пора…,  а Он   - …ты не забыла будильник завести... 
…………………
     И ещё не  наступил поздний рассвет,  когда  в  дверь раздались  нетерпеливые звонки…Хозяйка квартиры, что ли пришла поторопить Валерия  съехать?   Но  ведь у них было ещё два дня? Валер  вышел  в  прихожую  открыть  дверь, но  не  успел,…  это  была именно   хозяйка;   она  нетерпеливо открыла  дверь  своим  ключом  и  влетела со  словами:
 -  Да оно  мне  надо,…да не за  какие  деньги…Эта ваша  бешеная жена, Антон  Валерьевич, как её там – Валентина,  что ли -  участковому заявление написала, что у меня здесь  без  прописки неизвестно  что творится…Хорошо, участковый  у  меня прикормленный, первым  делом – мне позвонил…Так она не успокоится, и на участкового  бочку   покатит, он говорит, что таких злобных и настырных баб сроду не  видал…  Так  что  вы уж  извините, давайте ключи и,  как соберётесь… - через полчаса уходите и дверь  просто  захлопните…
… и  хозяйка вылетела…
     А они как-то  и  не  расстроились,  защищённые от  всего внешнего мира своим любовным единением;  наскоро выпили по чашке растворимого кофе, зачем-то заглянули в провал  дымохода…
 -  Домовой,  прощай… - пробормотал Роман и  зачем-то  подкинул в темноту трёхрублёвую  бумажку…- это  тебе  за  постой!
Трёхрублёвку  со  слабым  хлопком  затянуло   в  провал,   наверное, - тяга всё  ещё была  в   бывшем   дымоходе.
     Они захлопнули  дверь, и вышли на улицу.  Ветер, мокрый снег, оттепель,  а им  понравилось – вроде  как  далёкой  весной  пахнУло… Алёна  открыла  сумку – так,  паспорт, доверенность, письмо-заказ, талоны на такси -   всё  на   месте,-  и она  остановила  машину, – ей надо было  с утра  в  Монетный  двор в Петропавловскую крепость за коллекционными медалями  для валютного отдела магазина; по  пути можно было  и Антона  в  его НИИ  на Лахтинскую  подвезти.
    В  такси  тихо пел Высоцкий про  любимую  в  высоком  тереме; они  сидели,  взявшись  за руки,  молчали, слушали.  Домчались  до  Лахтинской,  Роман  неохотно  выпустил  Алёнины руки:
  -  После работы  встречу тебя  и пойдём куда-нибудь  ужинать, а потом…Ну,  ну… можно  к  Игарю  на ночёвку  попроситься, он,  кажется, сегодня  сутки  дежурит…
  -   Ладно,  посидим  в «Чайке»,  потанцуем,  а потом попросим у кого-нибудь  политического  убежища…
   Роман вышел  из  машины  прямо в  ледяное талое  крошево,  ловко  наподдал ногой  самую  большую льдину,  заскользил,  прыгну на  ступеньку и скрылся  за  дверями   своего  ювелирного НИИ,  где  на  него  налетела  разъярённая Чёрная  Валентина.
    Алёна этого не видела и, улыбаясь  своим мыслям,  сказала   водителю:   -  к Петропавловской крепости,  к  Петровским воротам…
 Еле брезжил  питерский ноябрьский рассвет, мигали фонари.    Мокрый снег  залеплял  стёкла  машины, мелькали,  поскрипывая, дворники, Высоцкий пел про  коней  привередливых.  Алёна слушала  и    думала про затянувшиеся  бракоразводные дела -  муж был в гастрольной поездке,  и формальности всё откладывались.  А как  ей надоели  бесконечные   вызовы  в   кабинеты «на ковёр»  то  к  высокому  начальству,  то   в  ГБ:  от  Чёрной  Валентины   летели  заявления, письма  и  доносы на тему -  развратная аморальная преступная группа  « ювелир и валютчица»;   кто  жил  в  ту эпоху  незабвенную – поймёт, чем  это  грозило. В кабинетах  сидели не дураки,  многие даже  сочувственно  улыбаясь, давали  мудрые  житейские  советы оклеветанной  миловидной Алёне.  А  начальник  Главного управления торговли,  седовласый красавец и жуир  Иван   Ильич Каштелян буквально позавчера, взяв её  за руку  в   своём  просторном  кабинете окнами  на  Неву, вкрадчиво  промодулировал  красивым баритоном:
 -   Деточка, да все  понимают, что  бесится  ревнивая  баба,  но… -   он  развёл  руками -  но  мы   обязаны   реагировать  и  устраивать  проверки, ничего  не  подтверждается,  а  она  опять  пишет!  Я   сейчас  вам   скажу  одну  мудрую  вещь -  на тебя, на  меня, на него,   на   неё,  на  любого   честного  человека… -   он  размашисто   повёл  рукой   вкруговую  -   …. могут  вылить  ведро  говна,   мы   отмоемся, но,…НО….. -  он многозначительно поднял вверх  указательный  палец  -   …но   запах  надолго   останется!  Вы  же,  Алёна  Алексеевна,  учитесь  в  заочной  аспирантуре? -    вот  и  переведитесь  на очное   обучение.  Что,  Озеров  не  отпустит?   А я с  ним  поговорю;  хотя  я  Ювелирторгу  и  не  прямое   начальство,   а   местное,   но  я  ему настоятельно посоветую  Вас   отпустить,  ему  эти  доносы  тоже  вроде  того   ведра  говна,  отмываться   надоело…
    Он  всё  ещё  ласково  придерживал  Алёнину  руку   своей  мягкой  ладонью и теперь  рассматривал  её кольца,  приблизив   к  глазам,   потом   одобрительно  хмыкнул:
 -   Хммм,…   однако,   прекрасная  работа,  особенно  вот  это, -   колибри  под  прозрачным   стеклом,  каждое  пёрышко  видно,  переливается…А  камея!  Это ведь  на  раковине?   Что, и сам  резал?  А  мне  вот  хотелось  бы  такой  элегантный  перстень-печатку  с   античной  монетой… -   он   вынул  из   жилетного карманчика  золотую   монету с  профилем  в  шлеме  -  ….в  резной  оправе, как  Вы  думаете?   Можно  будет?
 -    Да  конечно,  Иван  Ильич,   я   поговорю,   созвонимся…
   Этот разговор  вспоминала Алёна,  сидя  в такси и  слушая  Высоцкого, теперь  надрывно звучало -  «…спасите наши  души…».
    Машина  остановилась  у  входа  в  Петропавловскую  крепость.
…………………………..
Ближе  к  концу    дня  она  вернулась  в  магазин. Витрины сияли новогодним убранством, в главном  зале под  светящимся  витражом в  три загиба  стояла  очередь  за  золотыми  цепочками;  в валютном отделе  было   пустынно.   Пара  иностранцев  рассматривала  павло-посадские  платки, и  дежурный  особист   по  прозвищу  Пингвин   скучал  в  уголке,   скосив  круглые   чёрные  глаза  на  иностранцев.   «  И правда – пингвин»  -  подумала  Алёна – «  не  зря его  девчонки  так  прозвали,  чёрный  костюм, белая грудь  рубашки, зад  широкий, ступни  вывернуты, нос  клювом ».
В   подсобном   помещении уборщица  и младший  продавец  Галя  оттирали от   воска  индийские  канделябры  и  подсвечники после  вчерашнего банкета.
Так  и не успевшая за  делами  пообедать,  Алёна  пила чай  в  своём  кабинете,  когда  в  дверь заглянул  Пингвин:
 - Алёна  Алексеевна,  вас молодой человек спрашивает,  выйдете в зал  или  сказать,  что вы заняты?
 -  Какой  молодой  человек, покупатель?   -  так  пусть  завотделом  разберётся,  что там  не  так.
 -   Да нет,  он лично вас  спрашивает…
«Кто ещё  такой» -  подумала  Алёна, поднялась  по лесенке  наверх, выглянула  в  зал  в  приоткрытую   дверь - вчерашний   студент  Юра   пришёл-таки,   вот только его  с его влюблённостью  ей  и не хватало!
-   Скажите ему,  пожалуйста, -  нет меня,  и  не будет -  адресовалась она  Пингвину,  а  по  лесенке,  почти сметая  Пингвина  с  пути,  спускался  ей  навстречу  Ваня  Коваленко -  громадный,  как    медведь  в   расстёгнутой  дублёнке   и  пыжиковой   шапке  на  буйных  кудрях.   За  ним в  арьергарде   маячил  Юра, бормоча  что-то  про  «…вчерашнее   знакомство…», его  перехватил  Пингвин   и   вытеснил  обратно  за  дверь – «…совещание, она занята,…а что вы вообще в валютном отделе делаете»… - смутно слышался въедливый пингвиний голос.
 Коваленко сиял доброжелательностью:
 -  Ну, наконец-то,  вы появились, звоню целый день,  в  Монетном дворе, говорят.  Хотел даже вас там, Алёна, перехватить…  -  он  распахнул медвежьи объятья. Она ловко уклонилась,  пропустила его в  дверь кабинета, вошла следом,  села за свой стол:
 -  Как это «перехватить», туда же  пропуск нужен?
 -  Да я и без пропуска всюду вхож, если очень нужно; там  гравёр знакомый у меня, бываю у него  частенько.…А  пропуск, если что, и от  Комбината можно заказать.   
 Он скинул дублёнку на кресло, сел в другое рядом со столом, протянул  ручищу над столешницей, разжал кулак над бумагами перед  Алёной.  И багровым всполохом сверкнул ей в глаза чёрный опал кабошоном размером с  пятиалтынный. Ванька  толстым пальцем покрутил его на белом листе бумаги под светом настольной лампы, -  и  взглянул на неё чёрный искристый глаз  багровым зрачком,  узким и  прямоугольным,  как у козла.  Глаз саламандры!
Теперь  на Алёну глядели три чёрных глаза – два хитрых Ванькиных и один  мерцающий фантастический глаз  чёрного  опала, обещанный им вчера магический редкостный  драгоценный камень. Заворожённая Алёна  не  могла  оторвать  взгляда от переливчатого  пламенного  зрачка. Довольный  произведённым эффектом Коваленко сиял улыбкой сатира:
 -  Я же  обещал, и вот,  пожалуйста,  примите в подарок, тем более что и моё знакомство с вашим другом-ювелиром так удачно состоялось  вчера!  А пусть он вам в перстень этот кабошон  вставит, и  магический  зрачок будет приглядывать за вами…Да не в смысле  -  следить,  а как оберег, -  ну, как  талисман  от  сглаза и вообще… -  Ванька  усердно таращил  простодушные глаза, на дне  зрачков  таилась-плескалась  звериная хитрость. Алёна, стряхнув  трёхглазое  наваждение,  решительно  отодвинула от себя  чёрный переливчатый камень:
 -  Нет, спасибо конечно, но я не  могу принять  такой дорогой подарок,  Иван Васильевич, нет, нет и нет!
 -  Ах, Алёна, какой «Васильевич», мы же вчера на  брудершафт пили! Нет?  Не  пили?  Ну, так сегодня в одном  милом ресторанчике выпьем,  я  приглашаю,…  с  другом,   разумеется.  Я хочу ему очень  выгодный  заказ  предложить. И я очень хочу, чтобы  глаз  саламандры  стал вашим…
 -  Нет, о подарке не  может быть и речи,  но я бы могла  его  у вас  купить.
-   Алёна,  вы меня  обижаете, как  это  купить?   Он мне самому достался  за пять пальцев,  нет-нет, не в этом  смысле, не  пугайтесь, я его не украл, а…Ну, я  оценивал тут  одному.. ммм… старателю, то есть -  собирателю,  коллекционеру,  так  сказать, горсточку  камней.  Я ведь лучший геммолог в городе, ну,  он  со  мной и рассчитался… - натурой….Да не  в том  смысле, ха-ха… -  Ванькин  бас  перешёл в мурлыкание, глазки   масляно заблестели  -  камешками рассчитался, камешками…
Он скорчил  простецкую  рожу и  сделал  честные глаза. «Какой он двусмысленный -  подумала Алёна -  если не сказать, -  многосмысленный»… Она решительно  взяла камень,   вложила  ему  в ладонь и  зажала его  пальцы в кулак; его  рука  показалась ей очень  горячей,  он  не  сопротивлялся, испытующе глядя на неё во все  глаза.   «Какой он непредсказуемый» - опять  про себя  удивилась  Алёна.
Задребезжал телефон,  Алёна сняла трубку.  Голос  Романа с трудом  пробивался сквозь  треск и писк – из автомата звонит, наверное:
 -  Я через 20 минут буду ждать на углу, в кассах Аэрофлота… -треск…
 -  Роман, что,… в кассах на углу? 20 минут?…хорошо…
Коваленко тут же подхватил:
 -  Вот и  прекрасно, поедем все в одно чудесное местечко, поужинаем, там всё и  обсудим.
…………………………………
На улице подмораживало, частник на  «Москвиче» чертыхался, крутя руль,  машина  скользила, петляя по украшенным  к новому году улицам.  Гонимые возлюбленные на заднем сиденье снова держались за руки,  Иван с переднего сиденья  поглядывал на них лукавым глазом, балагуря с водителем.  Подъехали  к ресторанчику на Петроградской, известному в народе как « Чванов», по дореволюционному ещё названию, хотя звался он нынче – «Приморский», но не прижилось оно как-то. Перед закрытой стеклянной дверью  на высоком крылечке переминалась на морозце очередь -  человек восемь. За стеклом маячил швейцар, явно заприметивший колоритную Ванькину фигуру. Тот сделал несколько пассов руками, швейцар ответил таинственным круговым жестом. Коваленко покивал, взял под руки спутников и шустро увлёк их за угол, в подворотню к служебному входу. Там их встретил  любезный мэтр  с бабочкой:
 -  Иван Васильевич! Сейчас для вас столик поставим и накроем, как вы любите; подождите с друзьями, пожалуйста, буквально ноль минут в моём кабинете! Там и разденетесь… - и распахнул перед ними  неприметную дверь,  помог раздеться и вылетел  бабочкой – распорядиться.
В углу кабинета бликовали  подсветкой два аквариума, Иван  направился к ним, плотоядно ухмыляясь и  рокоча в полголоса:
 -  Красавицы мои, любимицы-развратницы, ишь улыбаются,  раскорячились  бесстыдницы…  -   он обернулся к Роману с  Алёной  -  …вы только посмотрите на них!  Те подошли к аквариуму, -  там, у  поверхности воды  неподвижно висели наискосок вниз головой  два карикатурных  голых розовых  тельца -  с локоть длинной.  Глупые круглые личики  бессмысленно  улыбались широкими  ртами,   таращились  крохотные голубые  глазки-бусинки,  ручки и ножки  были бесстыдно  растопырены, животы выпячены, по сторонам  приплюснутых голов  виднелись то ли косички, то ли бантики -  тоже розовые.   
Алёну  передёрнуло от отвращения, Роман недоумённо  поднял  брови:
 -  Что это, почему они не шевелятся, эмбрионы мёртвые, что ли,  заспиртованы как  в Кунсткамере?   Зачем?
Коваленко  замурлыкал,  деланно-смущённо улыбаясь:
 -   Живые они,  живые…Это очень редкие животные, аксолотли *)  называются, медленные   очень, любят висеть  неподвижно. Посмотрите,  как они  женоподобны   до  непристойности,…  мой  приятель мэтр  их  разводит, зоофил-любитель, так  сказать.   А вот,  в соседнем  аквариуме, взгляните, тоже  редкость -  протей**)  называется,  в тёмных подводных пещерах обретается… -   Иван заухмылялся ещё шире -  …ну, вылитый  уд  детородный!
Смущённая Алёна, отвернувшаяся  от  непристойных карикатурно-женоподобных  аксолотлей,  невольно  взглянула на второй аквариум. Действительно, на дне вяло лежало нечто  морщинистое и  сосискообразное, тоже  бесстыдно-телесного цвета  и  с тупой безглазой головкой,  -  фу, гадость какая!  Алёна,  скрывая  отвращение,  равнодушно  отошла,   присела  на  диван, подумала – «…какой охальник этот  Ванька, провокатор, -  всё ёрничает,  как  вчера на  банкете…Зачем? Что  за  манера  такая,  сексуально-озабоченный  он какой-то».
А  Иван  просто инстинктивно применял на практике знаменитую  древнеримскую ещё максиму – разделяй и властвуй; ему для его  далекоидущих  целей  надо было  прощупать эту влюблённую пару и постараться   посеять между ними рознь. Он  понимал -  по отдельности ими  будет проще  манипулировать.

 Ему был нужен  такой умелый ювелир в полное   своё распоряжение.  Хорошо бы ему подсунуть  свою какую-нибудь бабёшку, думал хитрый Ванька, - или нескольких, -   ещё лучше. Такой красивый парень, бабы на него вешаются, поди, -  соображал он, и,  указывая толстым  пальцем  в  аквариум,     продолжал бормотать Роману что-то  очень двусмысленное.   Тот, не особо вслушиваясь,  сказал  недоумённо:
 -  И чего  только  природа  ни  придумает,… и  зачем  таких  неэстетичных  тварей  содержать…
 -  Природа не бывает  неэстетичной… -  радостно  подхватил  Ванька -  все, что  естественно -  не  безобразно!   И в уродстве-то иногда и заключён мощный заряд эротизма.  И он начал  воодушевлённо разглагольствовать об «уродстве,  вожделеющем прекрасного, о хОлодности эстетствующей красоты», а  сам  исподтишка  наблюдал за реакцией Романа и  Алёны.  Алёна же,  просто любовалась  своим паном-ювелиром, -   разворотом плеч, поворотом головы, текучей пластикой, такой  неотразимой  особенно по контрасту с  Ванькиной гориллоподобностью. Антон  почувствовал её взгляд, нежно улыбаясь,  повернулся к ней.    Ванькины речи  прервал  мэтр, он  с   приглашающим жестом широко  открыл  дверь  кабинета:
 -  Прошу, всё готово! – и проводил их в зал. Там было шумно,  дымно и тесно; стол  им поставили  в уголке у барной  стойки. Мерцала запотевшая бутылка  «Столичной», искрилась  чёрная икра, лоснились миноги,  благоухал цыплёнок-табака.
За столом Иван продолжал  балагурить и рассказывать анекдоты, проницательно взглядывая время от времени то на Алёну, то на Романа  из-под сросшихся бровей.  Когда  принесли кофе с мороженным  и  коньяком, он  вдруг   посерьёзнел, резко  сменил тон на сугубо  деловой, и со словами:  « …у меня  серьёзный заказ,  мастер…» -   вынул из кармана  бархатный мешочек и придвинулся к Роману.  Потом осторожно  достал  и поставил на стол  фигурку собачки из  чёрного обсидиана сантиметров 12-ти  высотой.
Стеклянисто отсвечивала  каждая шерстинка искусной резьбы и полировки, мерцал алмазный глаз – почему-то один.  Собачка сидела  на скамеечке из окаменелого дерева изумительной текстуры. Гибкие пальцы Романа  бережно оглаживая фигурку,  нащупали  что-то на собачьей шейке:
 -  Здесь утрачен ошейник, вот эти отверстия,…крепилось здесь. И глаз один утрачен,  второй тоже ковыряли, пытались, видимо,  бриллиант вынуть  -   гризант  закрепки повреждён.
 -   Именно-именно… -   Иван  с довольным видом  покивал – вот и надо отреставрировать. Это коллекционная вещь,  надо восстановить утраты, чтобы – как новенькая.   У меня много таких заказов будет, коллекцию в порядок привожу.  Если  справишься,  докажешь мастерство…
 -  А мне никому ничего доказывать не надо!  -   перебил Роман,  отодвигая собачку,  серые глаза его сузились,  заходили желваки на скулах  -  я за заказами не бегаю, ко мне очередь стоит… Вот,  Галина Брежнева  сюда в Питер погулять по кабакам  со свитой приезжала, вышла через знакомых, цыгана своего присылала - предлагала работу по  переделке….  -  да я с крадеными камнями и криминалом дела иметь не хочу, отказался…
 -  Тихо ты…-  Иван оглянулся, придвинулся ближе -  имён  не  называй…Я видел твою  работу, -  великолепно,… Но это не кольца-серьги,  этот ошейник -  он подвинул  собачку  обратно к Роману -  тут стиль  чувствовать  надо,  это работа мастерской  Фаберже….Не обижайся,  тут прецизиозная точность  и стилизация нужна!  Справишься -  я хорошо заплачу…-  и он назвал сумму,  превышающую  месячную зарплату инженера, и положил  рядом с собачкой бархатный  мешочек  -  …тут весь необходимый материал:  металл, камни.  Золото взвесишь сам, я тебе доверяю, про  угар знаю;  сделай,  очень прошу…А ещё – вот… -  он разжал над столом кулак, на  белую скатерть  выскользнул кабошон, и  засветился багровым зрачком  глаз саламандры… -  я Алёне обещал  подарить, а она не берёт -  он  зыркнул на Алёну -  это будет тебе за работу  дополнительно к деньгам… -   и он   повертел камень.  В чёрной глубине вспыхивали и гасли радужные точки,  пламенный зрачок, казалось, пульсировал…
Алёне вдруг почему-то  стало страшно,  она  схватила Романа за руку:
 -  Нет,  не бери, я не хочу!  Он  принесёт  несчастье,  он так  злобно смотрит…
Роман  нежно взял её руки,  прижал к губам, что-то прошептал;  Иван  навострил ухо, но не расслышал. Роман  завернул собачку в салфетку, отдельно завернул чёрный опал,  сложил всё в мешочек.  Иван выжидательно  наблюдал,  а Роман  помедлил,  держа мешочек на весу:
 -  Я   сделаю, только сейчас  подержите у себя,  Иван Васильевич,  -  он протянул  мешочек Ивану -  мне некуда сейчас,…мне надо  инструментарий в другое место  перевозить. И так сложилось – я уволился сегодня,…надо кое-какие дела уладить.  Запишите телефон, я позвоню на днях.
« Значит, лавина доносов вынудила его  уволиться…» -  подумала Алёна -«…надо и мне в очную аспирантуру переводиться,  наверное…»
Иван  позвал мэтра, рассчитался, отметая возражения Романа,  попросил официанта вызвать такси,  тот  ответил:
 -  А у нас тут всегда постоянные водилы есть, сейчас выйду – подгоню. Куда вам  ехать, что сказать?
 -  Мне за город, в Солнечное,… а  вас, дети мои, куда подвезти? – адресовался он к роману уже в кабинете мэтра, где они одевались.  Роман,  подавая Алёне дублёнку,  прижал её к себе, шепнул на ушко – «…соскучился…», Ивану ответил уже  на улице у машины:
 -  А мы погуляем  немного,  вы езжайте, я  позвоню.
 -   Хорошо,  не тяни, только,… -  он  медведем залез в машину,  та отъехала, стрельнув  выхлопом. 
Удобно раскинувшись на заднем сидении, Коваленко соображал:   - "... ну, парень горд, заносчив и самоуверен,…и на этом  можно поиграть. С  гонором, -  польская кровь, что  ли,  в нём.  Красив,  стать эдакая, пластика…но, похоже, не очень  умён. Они влюблены пока, первой  влюблённостью…Она тоже красотка, но рассудительна… -  ну, что ж, посмотрим,  авось приручим.  И он теперь не только  под статьёй 99-ой «запрещённый промысел»,  а ещё  ему и статья 209 «тунеядство»  светит, если за два месяца не найдёт работу. А куда он может, на фабрику ювелирную монтировщиком на конвейер? - так не пойдёт он …" 
А они  в это время играли в снежки в каком-то  скверике, потом Роман расстегнул свою лётчицкую кожаную меховую  куртку и Алёнину дублёнку, тесно прижал  свою ненаглядную и  что-то  зашептал, улыбаясь.  Пушистый снег тихо сыпался на маленький сквер, праздничные гирлянды с проспекта светили и переливались сквозь оснеженные ветки, и им казалось, что они одни  в целом мире…
---------------------
*) аксолотль – личинка мексиканской земноводной амфибии до 30 см длиной, может всю жизнь не превращаться во взрослую особь.
**) протеи – личинки ( до 15-20 см длиной) неизвестных древних  водяных саламандр,  утратившие способность  трансформации во взрослую особь.