Джек-пот. 11

Продолжение.
Начало – http://www.proza.ru/2014/06/16/1315


Друзья летели в самолёте.
Василий Василич видел сон.
Он шагал по африканской саванне, а рядом семенила вьетнамка Тяу Во в фате и подвенечном платье.
– Вас можно поздравить? – спросил Василий Василич.
– Да! – ответила Тяу с лёгким вьетнамским акцентом, но на чистом русском, не сюсюкая и даже выговаривая букв «р». – Мой муж прекрасный человек, он президент Вьетнама. Тот самый юноша, в которого я когда-то была влюблена…
– Который на меня похож? – обрадовался Василий Василич.
– Да, это он! – воскликнула Тяу. – И я снова люблю его!
– Ну и славненько, – улыбнулся Василий Василич. – В прессе сообщалось, что вьетнамский президент очень талантлив и эрудирован, прекрасно владеет юриспруденцией, сведущ в вопросах международной экономики и ООН!
– Очень талантлив! – заверила его Тяу. – И я так боюсь, что он разочаруется во мне… Я же обычная, ничем не примечательная девушка…
– У талантливого мужа, – заметил Василий Василич, – не может быть ничем не примечательная жена. Вы очаровательны.
– Право, не знаю, – с сомнением произнесла Тяу. – Впрочем, я попала в определённую атмосферу и стараюсь соответствовать.
– А вот этого не надо!
– Чего?
– Стараться! Я Вам приведу пример, – объяснил Василий Василич. – Скажем, почему меня считают тяжёлым человеком?
– Разве Вы тяжёлый?
– Невероятно, – кивнул Василий Василич. – От меня женщины устают и разочаровываются. А всё потому, что я теряю индивидуальность и становлюсь тем, кого люблю. Я очень стараюсь, как Вы сказали, соответствовать. А этого не прощают – потери индивидуальности. Поэтому стараться угодить мужу не стоит. Это я даже не про вас говорю, а вообще. В принципе.
Тяу Во призадумалась:
– Разве это может быть плохим, когда ты принимаешь удобную форму? И под тебя самого тоже определенным образом подстраиваются?
– Компромиссы находить надо, я не спорю, – ответил Василий Василич. – Мне одна умная и красивая женщина, которая замужем с восемнадцати лет, и живут они с супругом уже лет тридцать, сказала: «Первой уступать должна женщина. А мужчина обязан восхищаться, любить женщину и не обижать её».
– Я, конечно, замужем не тридцать лет, – сказала Тяу Во, – а всего лишь несколько часов, но во мне уже зародился подсознательный страх – оказаться «прочитанной». Думаю, у многих дам внутри есть похожее ощущение.
– Не бойтесь! – воскликнул Василий Василич. – Не бойтесь любить! И Вы никогда не станете прочитанной до конца! К тому же, если Вы хорошая книга, Вас будут перечитывать и перечитывать всю жизнь.
– Конечно, – согласилась девушка с миндалевидными глазами, – постоянно бояться – это не жить. Но всё равно, вдруг у моего мужа появится более интересная книга?
Василий Василич остановился и неожиданно выдал совершеннейшую чепуху:
– Всегда надо быть чистым… потому что в случае несчастного случая, и попадания в больницу, врачи могут быть раздражены от того, что им приходится возиться с грязным телом.
– Это Вы к чему? – удивилась девушка.
– К тому, что я сплю, а приходится возиться… – ответил Василий Василич женским голосом.

Стюардесса, наклонившись к нему, сердито шептала:
– Сами же просили, а теперь возись! Просыпайтесь!
Василий Василич открыл глаза.
Из динамика раздался излишне спокойный, можно сказать, вкрадчивый голос:
– Уважаемые пассажиры! Наш самолет, следующий рейсом Москва – Петропавловск-Камчатский, произвёл посадку в аэропорту Сокол города Магадана. Температура воздуха в районе аэропорта – минус десять градусов. До полной остановки самолета и подачи трапа просьба всех оставаться на своих местах…
Самолёт катился по посадочной полосе к аэропорту.
– В город Вы сможете проехать автобусом, – продолжал командир экипажа. – К Вашим услугам также индивидуальные такси. Рекомендую водителя Гаврилу Кривошапкина, человека в высшей степени ответственного и надёжного. Отправление с привокзальной площади…
Затем последовала пауза и командир сказал:
– Хинкальная? Гаврила у вас? Это Эдуард, я по экстренной связи! Передайте ему, чтоб встречал клиентов! Трое… ага!
– Командир, Вы не переключились, связь не экстренная, а громкая... – раздался голос второго пилота. – В салоне всё слышно.
Раздался приглушённый смех.
– А почему посадка в Магадане? – возмутилась одна из пассажирок.
– Не нервничайте, гражданка! – ответила стюардесса. – Дозаправимся и через час полетим дальше. К тому же есть пассажиры, которым выходить в Магадане.
Стюардесса принялась трясти профессора Мундрика, сидевшего в следующем ряду, за Василием Василичем.
Профессор прижимал к груди флягу внушительных размеров и спал сном праведника. Рядом с ним так же мирно сопел Лёлик.
Мундрик не просыпался.
Разозлившись, стюардесса ущипнула его за ухо.
Продрав зенки, профессор прохрипел:
– Гражданин начальник! Явился к вам на приём заключенный номер М семь-сто-одиннадцать, статья пятьдесят восемь, срок – десять лет лишения свободы…
Профессор ошалело уставился на бортпроводницу.
Лёлик тоже открыл глаза, сладко зевнул и пропел:
– Я вас люблю и обожаю, беру за хвост и провожаю!
Бортпроводница состроила ему рожу.

Друзья вышли из здания аэропорта.
– А чего мы в Магадане сошли? – спросил Лёлик, продолжая зевать. – Нам же на Камчатку надо… Что ж так холодно-то?!
– Соломон Давидович привёл веский аргумент, пока ты спал и во сне заигрывал со стюардессой, – сказал Василий Василич.
– Да, – кивнул профессор, ёжась.
– Не понял? – Лёлик перестал зевать.
– Ты про стюардессу не понял?
– Про Камчатку!
– Камчатка – это версия, – пояснил Василий Василич, – а перья из урановых рудников Магадана – реальность.
– Да, – снова поддакнул Соломон Давидович.
К ним подошёл здоровенный мужик в унтах и красной майкой. Он мотнул головой, стукнул себя в грудь и басом сообщил:
– Моя родина – ЭсЭсЭсЭр!
И пошёл себе дальше.
Сзади, на майке, у него красовалась надпись «СССР», выполненная в виде трёх серпов и одного молота.

Где-то впереди играла труба. Даже не играла, а беседовала с миром о вечном – женской любви и крепкой мужской дружбе…
Споткнувшись, профессор остановился и проснулся окончательно.
– Вы знаете, кто это?!. – прошептал он.
– Ты про что, Давыдыч? – спросил Лёлик.
– Это Вилли! Драугель! – профессор прищурился, пригляделся и заспешил к фигурке уличного музыканта, игравшего на трубе у противоположного конца здания аэропорта.

Старый музыкант уже не играл, когда они подошли – он отдыхал на скамейке. Труба лежала рядом.
– Вилли, – прошептал Соломон Давидович. – Ты узнаёшь меня? Я – Моня…
Старый Вилли Драугель почесал неопрятную бородёнку мундштуком от трубы и спросил:
– Носатый? Ты?
Соломон Давидович что-то достал из кармана куртки. Это был мундштук от трубы. Его мундштук.
Профессор наклонился, взял со скамьи трубу Драугеля, вставил в неё свой мундштук и… заиграл.
Лёлик и Василий Василич поражённо уставились на своего товарища.
Собрались зеваки.
Кто-то бросил в консервную банку, лежавшую у ног Драугеля, помятую сторублёвку.
Труба рыдала.
Скупая слеза стекала по морщинистой щеке трубача Вилли.
Когда Соломон Давидович закончил играть, Драугель встал и обнял его.

Белый лайнер с рёвом взлетел в серое магаданское небо и растворился в облаке.
Подъехало такси. Из него выглянул коренной житель Магадана – эвен Гаврила Кривошапкин.
– Господа! – крикнул он. – Вы экспедиция?
Лёлик и Василий Василич подошли к автомобилю.
– А что, Гаврила, – спросил Лёлик, – от Магадана до Камчатки далеко? Нам бы до гейзеров добраться…
Гаврила Кривошапкин поглядел на бледный диск солнца, едва пробивающийся сквозь пелену облаков, что-то подсчитал в уме и подытожил:
– Далековато будет… – он вздохнул. – У меня жинка молодая, заскучает.
– Да нет, – успокоил его Василий Василич. – Нам сначала в Магадан, за снаряжением. Потом по сопкам побродим.
– Что искать будете? Золото? – спросил Гаврила.
– Птицу додо… Слышали про такую?
– Кто ж не слышал, дудкой звать… Нет её здесь… –  ответил Гаврила. –  Ушла… Ещё при царе-батюшке…
Подошли Мундрик с Драугелем.
Услышав последнюю фразу Гаврилы Кривошапкина, профессор ужасно разволновался.
– Но я нашёл перо додо позже! В тридцать восьмом году!
– Так перо есть… что ему станется – перу? Летает над сопками… Мы – эвены – так его и называем это перо – перекати-дудкой… Перо есть, птицы нет… ушла! Одни говорят – в море, другие – к гейзерам, на Камчатку, вроде видели её там дудку эту…
– Значит, всё-таки на Каммчатке?! – вскричал профессор.
– Мы в Магадан едем-то? – спросил таксист.
– Да, – коротко ответил Василий Василич. – Куда уж теперь? Самолёт улетел.
– Да и встречу обмыть надо, – сказал Лёлик.
– Мой замок в вашем распоряжении! – обрадовался Вилли Драугель и сыграл на трубе «отбой».

Они мчались по трассе между сопками и горами, покрытыми снегом, где ещё не зазеленела даурская лиственница и темнели заросли кедрового стланника.
Лёлик самозабвенно пел:
– Я поеду туда, к тем заснеженным скалам,
где когда-то давно под конвоем ходил,
я поеду туда, чтоб ты снова меня не искала,
на реку Колыму я поеду один!
Они въехали в город. Песня парила над серыми зданиями и сумерками. Труба ей вторила.
Они подъехали к домикам, напоминавшим бараки. Автомобиль остановился. Первым вышел Драугель, за ним остальные.
В нескольких бараках горели слабые огоньки.

Из ближнего домика появилась неопрятная старуха в плаще и спросила пропитым голосом:
– Кто с тобой?
Драугель помахал ей рукой:
– Дези, ты будешь рада…
Старуха подошла поближе. Профессор ахнул:
– Плишневская! Лиля!..
– Жидкость привёз? – спросила Плишеская Драугеля.
Гаврила выгрузил из багажника две коробки и ещё несколько пакетов. Подхватив одну из коробок, не дожидаясь особого приглашения, он направился к лачуге.
– И жидкость, и сухой паёк, – ответил Драугель. – У нас появились меценаты… Узнаёшь Носатого?
Соломон Давидович всплеснул руками:
– Боже ж ты мой!
– Не узнаю, – ответила старуха.
– Это та самая балерина? – спросил Лёлик Василия Василича. – Дездемона?
– Балерина я, балерина… – ответила Лиля Плишневская. – Не стучите пуантами по паркету, молодые люди. Заходите. Самое время покрутить фуэте.
Лёлик нагнулся за второй коробкой.
Гаврила, между тем, уже вошёл в лачугу.
В открытую дверь было видно, как на столе горит керосиновая лампа, слабый огонёк которой освещал чайник, пустую бутылку и два стакана.


Продолжение следует – http://www.proza.ru/2014/06/25/273