60. Бъсы. Тень Достоевского

                60. Тень Достоевского (неть)

Кто стучится?
Ведь всех впустили.
Это гость зазеркальный? Или
То, что вдруг мелькнуло в окне....

Шутки месяца молодого,
Или вправду там кто-то снова
Между печкой и шкафом  стоит?
Значит, хрупки могильные плиты?
Значит, мягче воска гранит?
Анна Ахматова.

Он умер, держа перо в руке. Редактировал свою пушкинскую речь. Потянулся за упавшей на пол, закатившейся под письменный стол  ручкой-вставочкой, и потерял сознание.

Слег. Надежды было мало.

Перед самой кончиной решился открыть старенькое Евангелие (подаренное ему на каторге, хранимое с тех пор), как делал в значительные моменты жизни.

Попросил жену зажечь свечу. Сам открыл наудачу святое Писание и прочел: "Иоанн же удерживал Его и говорил: мне надобно креститься от тебя… ибо так надлежит нам исполнить всякую правду"...

- Ты слышишь - "не удерживай", - значит, я сегодня умру, - сказал он жене и закрыл книгу...

Суворин (издатель «Нового времени») в рассказе «Тень Достоевского» утверждает, что через несколько месяцев после кончины писателя, к нему попал портрет его в гробу, написанный художником Крюковым.

Крюков: руки-крюки; но и – крюк, зацепивший мертвеца.

Вдова писателя нашла образ малопохожим и отказалась его приобрести. Тогда Суворин согласился заплатить живописцу – и, в самый сочельник, получил этот пафосный, довольно нелепый портрет, размерами в квадратных пол-аршина. 

Портреты в фэнсионе Трапеция оживают (Параша Жемчугова… Пушкин…)

На следующую, рождественскую ночь к автору в дом является призрак  Достоевского, произнося странные слова: «Я утопист, утопист. И доброта есть утопия, большая утопия. Ведь даже у Господа Бога  есть ад…»

«Передо мною невысокая ширма, и на этой ширме я увидел голову Достоевского. Он стоял сзади ширмы, и из-за нее виднелась только его голова, но не та, что на портрете, а другая, несомненно, на него похожая, с редкими волосами, с его глазами, его бородой.

«Галлюцинация, галлюцинация», – повторялось в моем мозгу, точно маятник, отбивающий секунды. Но голова, несомненно, виделась мне совершено реально, и глаза светились и моргали. Не знаю, я, может быть, с ума сходил. Но то, что я видел – видел, а как это называется в науке – не все ли равно?»


               
            Памятник Достоевскому на Большой Московской

Тень его обречена возвращаться в эти кварталы.

Сутулясь, погруженный в себя, он сидит на скамье, как когда-то сиживал в ограде Владимирской церкви, страдалец и страстотерпец, не святой, но мученик, не канонизированный, но все же, небесный заступник всех униженных и оскорбленных.

Быть может, именно его изваяние (как и его тень) оберегает город от бесов.