Разговор

- Ну, так я и говорю.
- И ничего ты так не говоришь. Брешешь, одним словом. Вот Саня то правду вещает, а ты брешешь.
- Я брешу, да как тебе не совестно. Как слышал, так и говорю. Ни капли не добавил.
- Ага. Так прямо ты слышал разговор женщин в бане.
- Конечно, слышал. Меня Тимофей, что на Володарке баню держит, приглашал, а у него хочешь бассейн только общий, но туда все в купальном ходят, хошь в одну парную иди. Днём то куда не шло все одетые, а вот вечерком попозже там уж не обессудь можно и в парную попасть, где все разом, да и без исподнего. Я в тот вечер задержался у Семёноча. Дюже шибко ему понравилось, как парю. Вот и говорит: - «Слушай, Паша, ко мне Марья Семеновна вечерком зайти должна с подругами, а она баба привередливая. Может, возьмешься попарить. А мне что, мне ничего. Инструмент всегда при мне по выходным дням. Семеныч меня представил, все обрисовал и пошел делами заниматься. А я разделся, полотенцем опоясался и захожу, а там….. Нет, ты бы видел. И худые, и не очень, и полненькие и в самом соку. А Марья, так та вообще, женщина сказка. Я как подошел, так сразу понял, о ней только и мечтал. А они все обнаженные и наготы не стесняются, не прячут, что мамка дала. А я то готов их парить, а сам смущаюсь уже. Под полотенцем все естество дало о себе знать. Я ж окромя бабы своей ни одной ногой девицы не видал.
- Ой, ли не видел. А ты вспомни, как ходили за девками глазеть, что в камышах нагишом купались. Что, скажешь и такого, не было.
- Ну что было, не спорю. Так это когда, лет 30 назад. Я тогда еще всегда готов, всегда, пожалуйста. А сейчас времена-то ни те, да и не на меня смотрят девицы, а на гарных хлопцев. Ну да ладно, о чем это я. Ах да. Про Марью Семеновну. Взглянула, она значит, на меня и за собой манит. Зашли значит, в парную она на полок возлегла, приготовилась, значит. А у меня во рту пересохло, рука с веником опустилась. Все думаю, осрамлюсь. Но тут смекалка меня выручила. Взял один веник ей под лицо положил, а там и траки разные в нем вплетены. Пускай думаю, расслабляется, а сам черпак и к каменьям подхожу, зачерпнул водицы горячей и на каменья лизанул. Только парок от них вверх поднялся да теплом повеяло. Я вторую кружку третью, да и спрашиваю, - Вам, как, говорю, - ни печет. А она в ответ - Да можно еще пару ковшиков и поднимайтесь. А то весь жар сойдет. Ну, я так и сделал. Поднялся и стал веничком её обхаживать. Ножки размял, растер. Слегка простучал в два веника, ступни разогрел. Забыл уж, что предо мной женщина. А тут как ягодиц коснулся, и растирать стал, открылось все, а внутри екнуло, думаю, хана и полотенце моего срама не спрячет. Но взял себя в руки, а, то, что ж это такое, что обо мне люди скажут. Ну, замешкался я, а она голову повернула ко мне и говорит: - Что застыл Пашенька, или женщин не видел. Лицо в бане и без того красное, а тут вообще думал, вспыхнет. И я давай растирать, прихлопывать да снова растирать. А потом веничками пробежался, стараясь не замечать ничего. Стараюсь. А она берет и переворачивается. Если бы не пару девиц запорхнувших в парную, все амба не знаю, что и было бы. Грудь я скажу у неё сказка. А на остальное я уже и не смотрел. А сам веничком, где пристукну, где прихлопну, где разотру. Где ладошкой жар сниму. А она лежит и виду не показывает, пока я ножки её да лобок обхаживал. А как к груди прикоснулся, она спиной выгнулась, глаза прикрыла и задышала полной грудью, а потом шепотом, точно как и я сам намедни и говорит, сними, сними с груди. А перчатку снял и ладонью провел, а она сверху руку свою положила и остановила на самом интересном месте. Я застыл, и она дышит полной грудью. А девицы в самом низу будто и не замечают, о своем воркуют. Вот тут я и услышал все.
- Паша, я, конечно, могу во многое поверить. Но чтобы вот так, женщина сама твою руку, да у себя на бастионе задержала. Ври да не завирайся.
- Да право твоё. Хошь верь, хошь нет. Но главное другое. Вот те девицы, что в самом низу воркую, сидят. О своем, о женском значит. На жизнь друг другу жалуются. Вот одна и говорит. Что Ваську нашего подняла на деньги большие. Ему претензии свои выставила. Мол, что он отец ребенка. Говорит, либо плати, либо бабке твоей расскажу.
- А он что?
- Да не перебивай.
- что, что. Вроде, как согласился. Только вот я одно не пойму. Ему ж за 65 годиков уже, да и на женщин он внимания давно не обращал.
- Да конечно не обращал. Ты вспомни, он лет десять назад на рыбалке все что есть, обморозил, куда ж ему обращать.
- Так стоп, а дитя, откуда тогда.
- Да неоткуда, это они его обманом взять хотели.
- Слушай, Паша, ты может, перепутал что.
- Я да перепутал. Я ж говорю, точно сказали Василий.
- Паша, а у нас, что других Василиев нет.
- А я почем знаю. Та, что рыжая, говорила что чернявый, полноватый и с родинкой на носу.
- Нет, ты погоди, какая родинка на носу. Он же её еще лет двадцать как вывел. Все шутил, что целоваться мешает. А деньжищи заплатил за это.
- Что хочешь сказать, что не наш Васька.
- Ну конечно не наш, Паша. Эх ты голова. Говорю ж, врешь.
- Да истинный крест, хотя Ваше право. Хотите, верьте, хотите, нет.
Сквозь этот гул мужских голосов послышался мелодичный звонок мобильного телефона. Паша засунул руку в карман и достал новенький смарт. Все разом затихли.
- Да, я Вас слушаю Мария Семеновна…….
  Конечно, смогу.
  Во сколько.
  Ну да, конечно буду. - Все мужики, отправляя смартфон в карман, - сказал Павел. - Вишь, ей говорит, понравилось, как я парю. Просит сейчас придти ее еще разок уважить.
- Ой, смотри Паша, узнает твоя, ни одного волоска на твоей плешине не оставит.
- Аксись. Откуда она узнать может, коли ты не скажешь.
- А я такой, коли не нальешь, молчать не буду.
- Ну и трепло ты, Селантий. Иди, давай, на каждом углу. Только кто ж тебе поверит. А с Вами, мужики, не прощаюсь. Вечерком посидим о насущном покалякаем. Пошел я меня женщина сказка заждалась.