Борджиа. часть1 глава4

ЛЮБОВЬ ИЛИ НЕНАВИСТЬ




Достаточно увидеть Рим, чтобы потерять веру.

Петрарка




***

Есть люди, язык которых способен лгать, с легкостью произносить неправду, давать клятвы и обещания, исполнение которых не входит в планы этих сынов Адама. Но облик – облик не солжет. Он всегда выдает этих людей. Вглядитесь в портрет папы Александра VI. Что вы видите? Красное на черном, фактурное освещение, тупое лицо с тяжелым, выдающимся вперед подбородком – в нем есть что-то звериное, отмеченное печатью жестокости и порока. Крупный нос с мощной кривой переносицей, как клюв хищной птицы, твердый рот, темные влажные глаза. В юности он был замечательно хорош собой, но с годами черты его лица обострились, приняли жесткое выражение, изменив его внешность.
 
Александр Борджиа вошел в историю как самый аморальный глава Ватикана в череде развратных понтификов  XV столетия. Прямо-таки не жизнь, а приключенческий роман, сплошные авантюры со зверскими убийствами, инцестом, грубыми принуждениями, шантажом… и прочими «прелестями». Все «приобретенные болезни», которыми страдал Западный мир, нашли отражение и в вельможном роде Борджиа: коррупция, хищничество, протекционизм, неуемное желание грести в свои карманы, политические интриги, бесчестный дележ «теплых» мест.

Итальянский мыслитель и историк эпохи Возрождения, Франческо Гвиччардини так отзывался о папе: «В нем сочетались в полной мере все недостатки телесные и духовные. Не было в нем ни религии, ни обычая держать свое слово. Он щедро раздавал обещания, но выполнял из них лишь те, что приносили ему выгоду. Ему было плевать на правосудие, и Рим тогда наводнили воры и убийцы. Тем не менее, его грехам не нашлось наказания в этом мире. До самых последних дней своих он жил припеваючи и процветал. Говоря кратко, он был самым злым и самым удачливым папой за всю историю римской католической церкви».

С молодости Родриго был чрезвычайно успешен во всем, что касалось денег. Он очаровывал многих, его густые темные волосы, выразительные глаза с пронзительным резким взглядом, его дружелюбие и открытая улыбка, его сарказм. Мужчинам он нравился, а женщины теряли от него голову. И они играли в карьере красивого, дерзкого на язык испанца не последнюю роль. Многие из его любовниц были супругами влиятельных господ итальянской столицы. Но, как бы часто он ни увлекался, увеличивая список своих пылких любовниц, связи с которыми были столь мимолетны, что он не всегда даже помнил имена своих  лихорадочно-страстных подруг, единственной женщиной, которой удалось надолго привязать к себе этого удачливого развратника, стала красавица Роза Ваноцци деи Каттанеи. Это была его единственная настоящая любовь. К началу их связи Розе исполнилось 23 года, а Родриго было уже 34. К этому времени он успел примерить мантию адвоката, затем мундир военного, который вскоре без сожаления сменил на сутану, а потом уж надел кардинальскую мантию.

Еще находясь в сане кардинала, Алонсо Борха способствовал тому, чтобы Родриго возвели в сан архиепископа Валенсии. Где, как мы помним, когда-то служил и он сам. Эту благословенную Валенсийскую епархию Родриго в свое время передаст Чезаре, своему сыну, в котором он видел отражение своей стремительной, бурной молодости. Так что члены этого знаменитого рода передавали по наследству не только дворцы и выгодные места в курии, но и целые провинции. К слову сказать, «должности продавались, как овощи» не только при Исааке Ангеле*.



*Исаак Ангел – император Византии, в 1185 году сверг с престола Андроника Комнина под предлогом защиты интересов народа. А в 1195 году Ангела сверг, ослепил и бросил в темницу его брат Алексей III. Кстати опять под предлогом защиты прав народа.


На посту архиепископа Родриго не задержался. Он, как и его младший брат, Педро-Луис, получил кардинальскую шапку из рук Алонсо – теперь уже первосвященника – и должность вице-канцлера курии. Строго говоря, он стал вторым человеком после папы. Все это были милости, которые несложно было бы предугадать, однако они породили огромное количество слухов и сплетен, ходивших в коридорах власти и просто по Риму, из которых одна была непригляднее другой.

Не будем забывать о том, что в Европе уже началась эпоха Возрождения, и в Риме царило полное разложение нравов, распад, духовное гниение избалованной аристократии. Рим походил на гигантскую клоаку. Говорили о том, как ревностно Каликст устраивает судьбу своего непота, собственно, наследника, явившегося плодом кровосмесительной связи со сластолюбивой сестрой. Да-да, слухи, тщательно скрываемые членами семейства Борха, все-таки просочились из-за высоких стен их укрепленных родовых замков. Но разве Вечный город, либеральный, независимый, со своими «демократическими» обычаями, не изменившимися со времен Калигулы, мог удовлетвориться лишь этими слухами?! Говорили даже о том, что дряхлый папа питает к красавцу Родриго едва одни лишь родственные чувства, а молодого испанца подозревали в геронтофилии**. Последнее, между прочим, сильно задевало молоденьких пылких римлянок.



**Геронтофилия – половое влечение к лицам старшего возраста, к пожилым.


На самом деле эти омерзительные разговоры мало кого возмущали. Скорее – развлекали. Не так уж и важно было, правда это или нет. Это не вызывало осуждения ни властей, ни самих досужих патрициев, гордившихся своей голубой кровью, дававшей им право вести себя как заблагорассудится. На папском престоле в течение уже нескольких столетий оказывались казнокрады, гомосексуалисты, предатели и отравители. Ведь не просто же так Лоренцо Медичи*** называл Рим «отхожим местом, объединившим все пороки». Высший свет жил по своим, особым законам. Этот Рим был вовсе не тем Римом, который видели глаза бедняков, задавленных государственными налогами и постоянными дополнительными поборами на нужды армии и церкви. Это был город великолепия и безумного расточительства, город, чьи обитатели имели все. Эти люди рано пресыщались жизнью. Все изведали и все попробовали. А человеку, у которого есть все, можно подарить только смерть... Кардинал Родриго Борджиа был личностью известной в Риме.


***Лоренцо ди Пьеро де Медичи Великолепный, 1 января 1449 – 9 апреля 1492, флорентийский государственный деятель, глава Флорентийской республики, поэт, покровитель наук и искусств.



Знатное происхождение, богатство, «утонченные» прихоти делали его привлекательным для многих вельможных домов. Фаворитки сменялись одна за другой, а слухи о развратном кардинале летали по Риму, подобно совам-полуночникам. Кардинальский дворец никогда не оставался свободен от содержанок. Но… время было такое, что подобный образ жизни считался естественным даже для святых отцов.



***


Еще в свои юные годы будущий понтифик начал отношения с Менчией деи Каттанеи, и эта любовная связь длилась несколько лет. О Менчии известно мало, только то, что она была молодой вдовой, подозреваемой в убийстве мужа, не пожелавшего терпеть адюльтер. В те времена подобные преступления случались нередко и считались даже делом обыкновенным. Кстати сказать, это лиходейство, только возвысило криминальную даму в глазах Родриго, для которого основным законом были личные желания, а цель оправдывала средства. Мужем Менчии был Джакомо де Кандия, которого знали еще под именем Яков Художник. Он был живописцем и жил вместе с семьей в городе Мантуя в итальянской Ломбардии. Это был маленький рай для людей искусства.
 
В 1328 году синьорами Мантуи стали представители рода Гонзага. Судьба была благосклонна к владетельным грандам, и несколькими годами позже они получили титул маркизов, а вскоре были увенчаны герцогской короной. Двор в Мантуе был одним из самых роскошных в Европе. Герцоги-меценаты покровительствовали мастерам всевозможных художеств, и в их огромном помпезном дворце Реджиа, заложенном еще в конце XIII века, всегда могли найти приют художники, скульпторы, поэты и мыслители той поры.
 
Между прочим, именно в Мантуе начинал свою карьеру Рубенс. Люди искусства как никто нуждаются в поддержке, и как жаль, что в начале пути мало кто в них верит…
 
В 1739 году путешественник и естествоиспытатель француз Шарль де Бросс писал об этом городе: «Не понимаю, кому могла прийти в голову мысль построить город в подобном месте, ибо, хотя он и не стоит среди озер, как это часто утверждают, а только на краю их, он все же до такой степени окружен болотами, что к нему можно приблизиться лишь с одной стороны, и то лишь по узкой насыпи. Естественная сила такого расположения увеличена, кроме того, искусством. Крепостные сооружения города и его цитадель имеют настолько хороший вид, что, если не знать, как знает мой друг д’Аллере, все стратагемы Фронтина,* мне кажется немыслимо взять приступом подобную крепость».



*Секст Юлий Фронтин – древнеримский политический и военный деятель.




Происхождение семейства деи Каттанеи доподлинно неизвестно. Они могли быть из плебеев, могли быть и из аристократической среды. Существует версия, что семья принадлежала к числу бедных дворянских родов Рима, однако документально эта версия не подтверждена. Вдова погибшего мастера кисти занималась коммерцией, а вернее сказать взяла в свои руки и развила бизнес мужа. У нее было несколько гостиниц в городе, а также постоялый двор на дороге в Мантую. Бизнес приносил не слишком большой, но стабильный доход. К слову, не брезговала энергичная и не слишком разборчивая Менчия и гешефтом**. 


**Гешефт – коммерческое дело, основанное на спекуляции или на обмане.


Эта плотоядная мессалина имела двух дочерей. Имя старшей навеки стерло время. Она была некрасива, лишена грации, при этом застенчива сверх меры, почти до нелепости. Тихо прожила свою жизнь и ушла в небытие. Но младшая, Роза Джованна, была совсем иного склада.
 
В полном смысле красавица, она подрастала, и Родриго все чаще бросал в ее сторону пламенные взгляды. Увы, в облике ее матери были уже слишком явно заметны следы изменений, а свежесть Розы их только подчеркивала. Девушка была холодна, немногословна и старалась избегать Родриго, чем только возбуждала его интерес.

Привыкший получать желаемое, он не собирался отступать. Был момент, когда мысль о Розе преследовала его как немое навязчивое сновидение. Порой, мысленно сжимая Розу в объятиях, он задавал себе вопросы, остававшиеся без ответа: как она относится к нему по-настоящему, что она думает о нем, любит ли, полюбит ли когда-нибудь? Вот что ему хотелось бы знать! Насколько она похожа на свою мать? Как бы она вела себя с ним наедине? Как бы это было… Но Родриго, неизвестно почему, сдерживал себя. Может быть, виной всему была ее холодность.

Но на самом деле он ей не был безразличен. Этот сластолюбивый темноглазый испанец был ей нужен. В ней, еще вчерашнем ребенке, теперь в полной мере проснулась женщина. Женщина красивая, властная, коварная и злопамятная. Она хорошо знала о материнском преступлении. Не смогла простить ей ни убийства отца, ни распутства, ни этого ее любовника, который посещает их дом на правах друга, а в действительности следит за ней, Розой, хищным взглядом.
Да, она знала о материнском преступлении, но до поры до времени хранила тайну.

Она давно задумала отомстить за смерть отца, которого любила, талантом и сердечностью которого восхищалась, и теперь только выжидала момента… Собственно, ждать пришлось не слишком долго, орудие мести давно было под рукой, оставалось только посильнее разогреть его страсть, сделать так, чтобы в его крови вскипел адреналин. О, у нее было время, чтобы изучить Родриго, разгадать его чувственную, развратную природу. Она давно поняла, что этот человек не привык обуздывать свои желания. Смирение было не в его стиле. Это было его слабое звено, и именно это давало Розе рычаги воздействия на испанца.

Однажды он подстерег ее в саду, где и состоялось их короткое пылкое объяснение. Родриго потребовал ее, Розу, давал клятвы и обещания. В первую минуту она вздрогнула от волнения, но силилась не выдать своих чувств. Ей это удалось, хотя внутри у нее все прыгало от радости. Родриго давал щедрые посулы, и было мгновение, когда этот красивый молодой человек показался ей жалким. Но это было совсем неважно. Главное было в другом, в том, что он до конца и полностью созрел для свершения ее кровной мести. Поэтому, слушая его, она даже не улыбнулась и не попыталась пустить в ход свои чары, но смотрела на него пристально и холодно, ожидая, чтобы он совершенно пал духом.

Был яркий день. Солнце било прямо в глаза. Родриго смотрел на нее сквозь ресницы, и поэтому ее прекрасное лицо с ясными глазами казалось чуть-чуть расплывчатым. Он замолчал. Взял ее за подбородок и слегка приподнял ее лицо. Что-то похожее на удивление, смешанное с торжеством, промелькнуло в ее взгляде. Он провел рукой вдоль ее тела. Роза отступила на шаг и наконец сказала:

- Я не смогу быть с вами, дон Родриго, до тех пор, пока жива моя мать.
 
Эта короткая фраза послужила руководством к действию для кардинала Борджиа. Трудно сказать, что его так привлекало в ней. Если бы кто-то задал ему этот вопрос, Родриго вряд ли сумел бы ответить. Она была, несомненно, красива, но этого все-таки слишком мало. В его палаццо всегда порхали полуодетые нимфетки, а Розе исполнилось уже 23 года – зрелая женщина по нормам той поры. К тому же она успела побывать любовницей юного кардинала Джулио делла Ровере, будущего папы Юлия II. Родриго это было все равно. Она росла и хорошела практически на его глазах. Он видел и знал Розу в разных ее проявлениях. Он даже помнил день, когда впервые подумал о ней как о женщине. Он никогда не называл ее Джованной. Он предпочитал уменьшительную форму – Ваноцца. Произносил имя, и что-то происходило с ним.

Почему Роза не сделала орудием своего преступления Джулио делла Ровере? Он был молод и горяч, страстный, воинственный, он, став папой и будучи уже в преклонном возрасте, сражался в первых рядах своей армии, а его понтификат явился чередой непрерывных военных кампаний. В этом-то все и дело. Джулио был воин. А Родриго – рыцарь ночи, инквизитор. Он идеально подходил для реализации ее плана.

Они были одной породы. Одного поля ягоды.

Итак, то, что Роза сказала ему в саду, было понято Родриго в желательном для нее смысле. Сладострастный святой отец не замедлил устранить возникшее препятствие. Судьба Менчии была решена. В Риме купить яд было не таким уж сложным делом, если знать места… Спустя несколько дней она заболела внезапной неизвестной болезнью, от которой и скончалась. Первая ли это была жертва Родриго, открывшая обширный список умерщвленных им и членами его семьи, теперь установить невозможно. Достоверно известно только одно:  предпочтение Борджиа отдавали бескровному «бархатному» убийству.

Яд знаменитых испанцев вошел в историю. О нем много говорили, одни слухи остались мифом, другие были подтверждены, но косвенно. Эта отрава не имела ни вкуса, ни цвета, ни запаха. Токсичное зелье было как дыхание ангела смерти. Яд действовал всегда безотказно. Он мог убить за несколько минут, а мог и отсрочить кончину – все зависело от дозы и поставленной задачи. У жертвы, обреченной на тяжелую болезнь, смерть наступала в результате паралича дыхания.
 
Спустя годы, дети Родриго будут всячески укреплять могущество своего отца. Именно они и станут для кардинала, а позднее и первосвященника, теми нерушимыми столпами, на которые будет опираться его власть. Особенно искусно применяли яды Цезарь и Лукреция. Ходили смутные слухи, что Цезарь носит перстень, с внутренней стороны которого выступали два крохотных коготка, что при пожатии руки того, кого этот юноша собирался убить, наносили незаметную ранку с внутренней стороны ладони. Этого было достаточно, чтобы яд попал в организм осужденного на смерть. Рукопожатие Цезаря было своеобразной демонстрацией силы, превосходства и выдержки, а так же приведения в исполнение или отсрочивания приговора. Поэтому рукопожатие юного красавца бывало разным.
 
Но виртуозен он был не только в этом. Отравленным ножом он умел разрезать сочный плод таким образом, что одна половина не причиняла вреда, а вторая оказывалась смертельной. Если же случалось так, что яд не выполнял свою миссию, в запасе у бастарда всегда были испанские кинжалы.
 
Сестру Розы Ваноцци, не особенно интересуясь ее мнением, постригли в один из монастырей в окрестностях Мантуи. Все сделали быстро и без лишнего шума. Пришло время расплачиваться, и Ваноцца стала любовницей кардинала Родриго Борджиа. Произошло это в 1465 году, и в течение следующих девяти лет любовники, повязанные преступлением, жили, не особенно страдая от угрызений совести. Розу не смущало ни то, что у кардинала уже трое побочных детей – Пьетро Луис, Джеронима и Изабелла, от неизвестных ей любовниц Родриго, ни то, что помимо ее самой, у ее избранника есть и другие женщины, и список его побед постоянно растет. Она была удивительно неревнива, и точно знала, с кем бы он ни проводил свои дни и ночи, он неизменно вернется к ней.
 
Роза Ваноцци жила в Риме в великолепном дворце, окруженная роскошью. Ее любовник ничего не жалел, чтобы доставить ей удовольствие. И она этим пользовалась. Устраивала шумные пирушки, с увлечением тратила деньги своего кавалера. А тратить было что. Обширные владения в Италии и Испании сделали возможным реализацию одной из многих его страстей – страсть к наживе.

Родриго был одним из богатейших людей своего времени. О его любовнице говорили разное. Говорили, что она имеет многие пороки, которым не в силах противостоять. По столице ползли слухи о ее невоздержанности и разгульной жизни. До Родриго доходили эти сплетни. Ему было плевать на все. Он любил ее, и точка.

К тому же, он и сам был не без греха. Ему было уже сорок, и в свои зрелые годы он оставался сластолюбцем, каким был в двадцать. Впрочем, и в шестьдесят, став понтификом, Родриго не изменил своим давним привычкам. От блуда его не удерживали ни тиара, ни иней в волосах.

Случалось, устав от беспорядочных связей, он с наступлением темноты приезжал к Розе. Выпроводив гостей, они, бывало, сидели вдвоем при свечах в столовом покое, и говорили о разных пустяках. Они могли бы хорошо видеть друг друга, но оба отводили глаза. Между ними существовала подлинная связь. Один чувствовал настроение другого. Мысли их текли как ночной Тибр с мутными стремнинами, нагромождая причудливые миры, вызывая ощущение затаенной угрозы. Доносился шум города, приглушенный, и все же вполне явственный. За мостом мерцали тусклые огоньки. Их отраженный свет тонкими стрелками ложился на воду. Старый город жил тысячами жизней, переливался тысячами огней, но их равнодушный свет не мог осветить две темные души. Все великолепие Рима было бессмысленным. Смысл имеют лишь самые простые вещи – ночное небо, ветер, врывающийся в окно и колеблющий пламя свечей, голос, усталый взгляд потускневших глаз… Может быть, Роза Ваноцца тоже полюбила Родриго. Но это была любовь, в которой притаилась ненависть.   


***
 

При жизни Каликста, его племянники – Педро Луис и Родриго, которых он официально усыновил, занимали самые выгодные должности. Педро Луис стал префектом Рима, герцогом древнего Сполето, викарием Террачино, прелестного города на побережье Тирренского моря, и Беневенто в итальянской Кампании. Родриго был рукоположен, как уже говорилось, став кардиналом и епископом Валенсии, а затем и вице-канцлером Римской церкви. Многие из этих событий произошли еще до конца 1455 года. Каликст не терял времени, знал, что его осталось немного.

По обычаям римской церкви, понтифик называл имя своего преемника. Это не шло вразрез с законами. Новый папа избирался собранием конклава, однако личное мнение его предшественника при голосовании учитывалось. Каликст III хотел, чтобы на святом престоле восседал его сын Родриго. И не просто хотел, он этого страстно желал, и не скрывал своих предпочтений. Кардиналы скрипели зубами от злости. Непотизм в кулуарах римской власти был явлением отнюдь не новым. Но еще никому не приходило в голову передавать святой престол по наследству!

Если говорить начистоту, испанских выскочек с трудом терпела римская чернь. А аристократы... Они, конечно, не были столь прямолинейны. Каждое влиятельное семейство вело свою партию. Важно было понять, в чьих руках сосредоточится реальная власть через пять, десять, двадцать лет, чтобы не ошибиться с выбором врагов и друзей. А для этого нужно быть наблюдательным, замечать то, что не видят другие. 

Кончина Каликста не стала неожиданностью ни для кого. Старик много болел, любой день для него мог стать последним, это знали все в папской курии. Днем этим стало 6 августа 1458 года. Кончина Каликста создала его усыновленным племянникам много проблем. Осложнения начались еще в первые дни августа, когда понтифик, находясь на смертном одре, еще пытался бороться за угасающую в нем жизнь. По Риму как проказа поползли слухи о тяжелой болезни его святейшества, и это дало врагам Борджиа повод для охоты на молодых испанцев.
Бросив все, Педро Луис бежал из Рима. Его брат сопровождал его до Остии, где Тибр впадает в Тирренское море, и находился неотлучно, пока корабль с Луисом на борту ни отошел от пристани. Рим Родриго покидать не желал, и вернулся в этот безумный город. Он понимал, чем рискует, но он был игрок и жаждал власти, и ему не было свойственно благоразумие, как его брату. Предстояло выбрать нового понтифика, и Родриго понимал, что от того, как он теперь поведет себя, зависит его будущее.

Кардиналу Родриго было тогда 27 лет. Несмотря на страстное желание Каликста, он и сам отлично понимал, что для папства этот возраст не годится. Конклав был бурным, и при избрании нового папы Родриго отдал свой голос за Энеа Сильвио Пикколомини, который в юности зачитывался произведениями Цицерона и Ливия и писал эротические стишки. Пикколомини стал новым понтификом, приняв имя Пия II.
 
Вот тут-то и дала о себе знать дипломатичность Родриго. Он понимал, что для того, чтобы сделать карьеру, нужно наживать себе не могущественных врагов, а всесильных друзей. Он сделал все, чтобы приобрести дружеское расположение Пия, а затем и его преемников Павла II, Сикста IV и Иннокентия VIII. С пришествием каждого нового хозяина Ватикана позиции его укреплялись, это давало ему возможность продвигаться к высшим должностям.
 
Образование отточило его язык, он замечательно читает проповеди, умеет держать себя на людях и преподносить в самом выгодном свете, блестяще служит мессу. Неприятности молодости давно забыты. Он интересен, его знает весь Рим. Он получает новые назначения. Теперь он декан кардиналов-диаконов, что дает ему право короновать нового папу. А вскоре становится камерлингом* Святой коллегии.

* Камерлинг - казначей

Все шло слишком уж хорошо. И, ко всему прочему, теперь у него была Роза Ваноцца.